Книга Берег мертвых незабудок - Екатерина Звонцова

море, потом на темную флотилию, только потом ― снова Идо в лицо. Он словно собирался, словно тоже сражался с чем-то в сердце. И наконец прошептал:

– Ты же на них не смотришь. Вот почему. И не смотришь на людей.

Не понимая, Идо молчал. Ждал, а обжигающее разочарование, которое должно было прийти намного раньше, почему-то овладевало Мастером только теперь. Он сильнее бледнел, он словно хотел встряхнуть Идо, держался лишь огромным усилием воли. Может, хотел и ударить. Хорошо бы наконец именно так.

– Что?.. ― почти беспомощно спросил Идо, когда тишина затянулась, и Мастер зашептал глуше. Негодование ушло, осталась горечь.

– Ты отворачиваешь картины, Идо. Ты не приходишь в храмы. Ты не всматриваешься в тех, кто поднимает головы к твоим сводам… ― Мастер помедлил и словно совсем погас. ― Ты смотришь только на себя, в какое-то невидимое зеркало, которое зовешь словом «талант». Даже на меня ты смотришь… не по-настоящему. Хотя я всегда рядом. Как я это допустил?

Пальцы сжались до судороги: в Идо впились острые ногти, заточенные под когти по последней моде; такие носили многие мужчины. Машинально он все же попытался вырваться, но не смог. Его лишь схватили за подбородок и насильно повернули к себе.

– Идо! ― Это был почти вопль.

Он все же вскинулся. Глаза Мастера стали сухими, он улыбался, но ничего привычно светлого в этой улыбке не было. И там сражались насмерть жалость и вызов.

– Ты смотришь на меня как на учителя, который может похвалить или поругать. ― Он опустил руки. ― Как на соперника, которого нужно превзойти. ― Пальцы сцепились в болезненный замок. ― Как на… кусок того зеркала. Но не как на одного из тех, для кого ты что-то создаешь. Почему? Будто у меня есть глаза, но нет сердца. Разве?..

Идо вдруг почувствовал: несмотря на озноб, кровь приливает к лицу. Он беспомощно растер плечо, хотел пролепетать: «Я не совсем понимаю…», но не посмел. Он ведь понимал. Где-то в самой глубине сердца он все-таки понимал.

– Идо, ты правда талантлив, ― тише, мягче продолжил Мастер. Он словно сам испугался своей вспышки. ― Ты гений для меня, и если бы смотрел внимательнее, то знал бы, что ты гений для многих.

Для короля. Для его баронов. Для самых простых рыночных торговцев, парочка из которых помнит твоих лисиц. Но… ― он помедлил, слабо улыбнулся, ― похоже, ты никогда не станешь гением в собственных глазах. И никогда не превзойдешь меня. Я тебя обманул.

Это Идо знал и сам ― и кивнул, пробормотав: «Да где мне?», но тут Мастер опять сделал странное ― щелкнул его по носу, пробормотав: «Потому что во втором нет смысла, а для первого в тебе слишком много гордыни». Это было так неожиданно, что Идо ойкнул и… робко усмехнулся помимо воли. А Мастер заговорил вновь:

– Это иллюзия юных ― восхищенно гнаться за чьим-то талантом и мерить им свой труд. Вечный бег на край света, которого нет. Вечные попытки примерить чужую шкуру. Идо… ― Мастер вздохнул и стал массировать свою руку, ― делая одно и то же, мы видим совершенство по-разному. Можно достичь мастерства, измеряемого соотношением канонов и новизны. Можно найти свой голос в море голосов. Так посредственность превращается в мастера, рисовальщик в художника, бумагомаратель в писателя. Это преодолевает большинство. Но дальше…

– Элеорд, ― умоляюще позвал Идо. Ему вдруг стало страшно. Мастер строго покачал головой и закончил:

– Дальше начинается самое чудовищное испытание для любого, кто создает что-то ради других. Дальше нужно научиться принимать чужую любовь и благодарность. Не только принимать, но и верить. Класть на свои весы, а не откидывать в сторону.

Идо опустил глаза. Наконец он понял, к чему Мастер ведет, окончательно. И понял, что то самое «испытание» он не прошел. Да даже и не пытался.

– Когда тебя и то, что ты делаешь, беззаветно любят с самого начала, намного проще. ― Кажется, Мастер опять смотрел на море. ― Когда тебе приходится искать и выгрызать эту любовь, ты можешь попасть в ловушку. Начать сравнивать себя с другими. Начать обещать себе: «Я стану таким, как он или она, и вот тогда у меня будет много любви, и сам я тоже наконец получу право себя любить…»

Идо сжал кулаки. Мастер снова тронул его за плечо, в этот раз совсем мягко.

– И вот ты бежишь, бежишь за кем-то… и все больше ненавидишь себя за то, что не можешь догнать. Не понимаешь, что это нормально, не понимаешь, что вы разные и вообще-то должны не играть в салки, а держаться за руки. Но главное, тебе становится все равно, кто там чем восхищается в тебе. ― Лицо Мастера ожесточилось. ― Плевать на короля, ведь он не пишет картин. Плевать на народ, ведь он необразован. Ты либо обесцениваешь эту любовь, либо не веришь. ― Идо болезненно вздрогнул. ― Это гордыня, мой светлый. А ведь ради этого все и затевалось, мне кажется. Ну… сама эта способность творить. Боги дали нам ее, чтобы мы приносили радость друг другу, а не только самим себе.

– Мастер… ― Идо и сам понял, что это не оклик, а полный боли стон: «Хватит». Змея в груди свернулась клубком и начала превращаться в ледяное изваяние, голова закружилась, в глазах защипало. ― Элеорд…

– Я люблю тебя и такого, ― тихо, устало ответил Мастер. ― Слепого и охваченного гордыней. Потому что я знаю: она никогда не помешает тебе нести свет. А будь ты безнадежен ― оставил бы меня там, в руинах.

Идо не знал, что ответить, точнее, понимал: он… не вправе пока отвечать. Да и сил искать слова не было, дождь наконец продрал до костей.

– Я… обещаю, ― только и выдохнул он и порывисто обнял Мастера, сразу почувствовав ответное объятие. Вдруг вспомнил: на первой картине, написанной вскоре после усыновления, была Лува ― спускалась по небесной лестнице и касалась ладонью запрокинутого лица художника, который, казалось, был узнаваем, несмотря на лишнюю седину и нарушенные пропорции. Идо назвал ее «Вдохновение» и не говорил, кого изобразил. Понял ли Мастер? Идо не знал. Но работу, которая вскоре стала казаться Идо слабой, он после вернисажа вернул в дом и держал в своих покоях.

– Пожалуйста, ― прошептал Элеорд, потрепав его по волосам. ― Давай мы не будем ссориться, а ты не будешь себя грызть. Теперь совсем не до того.

– Простите… ― пробормотав это, Идо