Книга Шторм войны - Виктория Авеярд

Попал бы под призыв. Угодил бы в окопы или в казарму. Возможно, погиб бы в одной из последних вспышек войны с Озерными. Еще одно имя в списке, еще один Красный, павший жертвой Серебряной алчности. Еще один забытый человек. «Из-за таких, как ты», – думаю я, заставляя себя сделать глубокий вдох. В комнате пахнет солью – морской воздух льется в открытые окна.

Я пытаюсь отыскать некоторое утешение в словах Тиберия. Но не могу. Это не оправдывает ни моих поступков, ни того, кем ради меня стал Килорн. Хотя мы все переменились за минувший год, с того самого дня, когда умер его хозяин и Килорн стоял в темноте под моим домом, пытаясь не оплакивать собственное будущее, которого лишался. Я сглатываю, вспомнив свои слова. «Предоставь это мне».

Возможно, мы стали такими, какими и должны были стать – или, наоборот, навсегда лишились такой возможности. Наверное, только Джону это известно – но провидца давно нет, он где-то за пределами досягаемости.

Кашлянув, я без особой деликатности меняю тему.

– Говорят, на горизонте флот Озерных, – я поворачиваюсь спиной к Тиберию, лицом к двери, которая ведет в приемную. Я могу уйти прямо сейчас, если пожелаю. И он не остановит меня. Я сама останавливаю себя, на каждом вдохе.

– Я это тоже слышал, – отвечает Тиберий. И понижает голос. В нем я слышу страх. – Я помню темноту. Пустоту. Ничто…

Я неохотно оборачиваюсь и вижу, что он стоит, снимая с себя остатки доспехов. Избегая моего взгляда. Он по-прежнему высок и широкоплеч, но без измятой в бою брони кажется меньше. И моложе – он выглядит на свои двадцать. Уже почти взрослый мужчина, но во многом еще мальчик. Он цепляется за нечто уходящее, как мы все.

– Я упал в воду и не мог выплыть, – Тиберий пинает груду стали на полу. – Нельзя двигаться, нельзя дышать, нельзя думать.

Кажется, я тоже перестала дышать.

Тиберий дрожит – эта дрожь начинается с пальцев. Его страх меня ужасает. Я с трудом поднимаю глаза. Он стоит, расставив ноги, решительно упершись руками в бедра. Словно врос в пол. Король не двинется с места, если этого не сделаю я. Он намерен дождаться, когда я сдамся. Так поступил бы любой хороший боец. Ну или он просто позволяет мне выбрать. Решить за нас обоих. Он, наверное, думает, что это благородно.

– Я думал о тебе перед тем, как потерять сознание, – говорит Тиберий. – Я видел твое лицо в воде.

И вновь я представляю его труп – среди бушующих волн, в пятнах переменчивого света. На плаву, по воле чужеземного прибоя.

Мы не двигаемся.

– Не могу, – говорю я, глядя куда угодно, только не на него.

Он отвечает быстро и страстно:

– Я тоже.

– Но я не могу и…

«Оставаться в стороне. Жить вот так. Отрицать наши чувства перед лицом смерти, которая вечно над нами маячит».

Тиберий с шумом выдыхает.

– И я не могу.

Мы одновременно делаем шаг вперед и оба смеемся. От этого чары чуть не рушатся. Но мы продолжаем идти, одинаковыми шагами, с одинаковым намерением. Медленно, методично, расчетливо. Он смотрит на меня, я смотрю на него, по мере того как расстояние сокращается. Я прикасаюсь к нему первой, кладу руку на грудь, где бьется сердце. Он медленно вдыхает, и его грудь поднимается под моей ладонью. Теплая рука обвивает мое тело и ложится на талию. Он ощущает мои старые шрамы под рубашкой, полосы узловатой плоти, хорошо знакомые нам обоим. Я откликаюсь, положив вторую руку ему на шею и запустив пальцы в черные волосы.

– Это ничего не изменит, – говорю я, уткнувшись в Тиберия – жесткая линия ключицы вдавливается мне в щеку.

Его ответ отдается у меня в груди.

– Да.

– Мы не передумали.

Он сжимает руки сильнее.

– Нет.

– Так что же происходит, Кэл?

Это имя действует на нас обоих. Он вздрагивает, а я придвигаюсь ближе и прижимаюсь к нему. Такое ощущение, что мы сдаемся – мы оба, – хотя нам нечего предложить.

– Мы не будем выбирать.

– Это как-то нереально звучит.

– Может, нам и правда мерещится.

Но он ошибается. Нет ничего более реального, чем это ощущение. Его жар, запах, вкус. Никакой другой реальности в моем мире нет.

– В последний раз, – шепчу я, прежде чем зажать ему рот поцелуем.

И на протяжении следующих нескольких часов повторяю это столько раз, что сбиваюсь со счета.

21. Мэйвен

Ненавижу волны. Они меня оскорбляют.

От каждого колыхания корабля мне становится не по себе; слишком трудно оставаться спокойным и молчаливым, поддерживая столь необходимый образ сдержанной силы. Возможно, Айрис или ее мать нарочно беспокоят море. В наказание за то, что я рискнул жизнью Айрис в Причальной Гавани. Пусть даже она выжила и без особого труда спаслась. Выжила, спаслась – и отдала город моему безупречному братцу. С Озерной королевы вполне станется. Она еще могущественнее своей дочери. Несомненно, она способна контролировать волнующееся вокруг море. Я вижу впереди ее корабли, шесть штук. Небольшие, но грозные военные суда. Их гораздо меньше, чем я рассчитывал.

Я мысленно рычу. Почему никто не может просто сделать, что велено? Хотя на весах лежала жизнь ее дочери, которая возглавляла обреченную на неудачу оборону города, королева Сенра не привела на помощь всю армаду. Во мне вспыхивает жар, язычок огня струится по позвоночнику. Но я быстро его укрощаю. Из-за постоянного движения трудно держаться за поручни. Все силы уходят на это. А когда я перестаю сосредотачиваться, в голове становится… шумно.

Причальной Гавани больше нет.

«И ее ты тоже уступил Кэлу, – шепчет знакомый голос. – Еще одна неудача, Мэйвен».

Голос матери стал тише с течением времени, но так и не замолк до конца. Иногда я задумываюсь, не заронила ли она в меня семя, которое проросло после ее смерти. Не знаю, способны ли шепоты на это. Но трудно подыскать другое объяснение для бормотания, которое звучит у меня в голове.

Иногда я радуюсь ее голосу. Мать руководит мной из могилы. Советует по мелочи. Иногда повторяет то, что говорила при жизни. Иногда это – просто воспоминания. Но слишком часто, после пробуждения из тревожного сна, в моих ушах раздаются знакомые слова, чтобы полагать, что ее голос – лишь порождение моего собственного сознания. Она по-прежнему здесь, со мной, хочу я того или нет. Я называю это утешением, пусть даже моя мать мало кого способна утешить.

«Важен лишь трон», – шепчет она вновь, как шептала много лет. Шум волн почти заглушает ее. Я одновременно напрягаюсь, чтобы расслышать, и пытаюсь не слушать. «Важно то, чем ты пожертвовал, чтобы этого добиться».

Таков сегодняшний мотив. Он звучит непрерывно, пока мой флагманский корабль плывет по направлению к ожидающей нас армаде, рассекая волны, а солнце садится, заливая алым светом далекий берег. Причальная Гавань еще дымится на горизонте, словно поддразнивая меня.