Книга Красная королева - Хуан Гомес-Хурадо

14

Туннель

Джону Гутьерресу заброшенные туннели не нравятся.

И дело тут не в эстетике: все равно ничего не разглядеть. Света нет, и ему даже не видно собственных брюк, которые он порвал и запачкал, прыгая с платформы.

Что действительно бесит Джона в заброшенных туннелях, так это то, что они начинены взрывчаткой.

Чертовы бомбы-ловушки, думает Джон. В Бильбао такое уже и представить себе нельзя.

– Ты должен войти в метро ровно в шесть, как только оно откроется, – сказала ему по телефону пять часов назад Антония Скотт. – У тебя будет очень мало времени, чтобы добраться.

– Можно я кого-нибудь возьму в помощь? А то, если мы будем одни…

– Нет, Джон. Речь идет о моем сыне. Я не хочу больше никого в это посвящать.

Джон постарался запомнить все указания Антонии.

– И вот еще что, – добавила она. – Чем ближе ты будешь к цели, тем больше вероятность того, что ты можешь наткнуться на бомбу. Туннель очень широкий, и бомбы, скорее всего, будут располагаться на уровне пола. Будь осторожен. Обязательно смотри куда наступаешь.

Как только первый поезд отъезжает от пустынной платформы станции «Гойя», Джон прыгает на рельсы. На металлической двери, ведущей в заброшенный туннель, висит толстый старинный замок. Который, впрочем, ничего не держит. Джону достаточно повернуть ручку, и замок отходит вместе с дверью.

Что ж, вперед.

Воздух внутри туннеля спертый, горький. Стены сочатся влагой, и белесая краска практически не видна среди потеков. Тишина прерывается только шумом поездов второй линии.

– Тебе нужно будет пройти сто семьдесят метров, – сказала ему Антония. – Туннель изгибается практически по всей длине, за исключением финишной прямой – последних тридцати метров. Но тебе в любом случае нужно быть все время начеку. Если они тебя увидят – подстрелят как утку.

Это означает, что ему придется выключить свет и идти последние тридцать метров вслепую.

Джон идет медленно, внимательно глядя под ноги. В углубления, оставшиеся от рельсов, забилась зеленоватая зловонная слизь.

Обязательно смотри куда наступаешь.

Джон очень аккуратно переставляет ноги, выбирая лишь сухие участки, не покрытые слизью. Из-за этого ему порой приходится передвигаться по диагонали или делать огромные, практически метровые шаги.

Он продвигается очень медленно. И не зря.

Первая ловушка – практически невидимый провод. Прикрепленный с одного конца к стене, он пересекает туннель. Другой его конец погружен в зеленоватую слизь.

Джон наклоняется и счищает бумажным платочком немного грязи, забившейся в углубления, которые остались от рельсов.

Под слоем слизи обнаруживается синий полиэтиленовый пакет с неясным содержимым. Впрочем, не стоит и выяснять, что именно там внутри: и так понятно, что случилось бы, если бы провод порвался.

Джон осторожно перешагивает через провод.

После первой ловушки он не расслабляется. И не зря.

Вторая ловушка следует практически сразу. На этот раз уже не в виде провода. Джон увидел ее случайно, благодаря фонарику, отразившемуся в линзе инфракрасного датчика, прикрепленного к стене. Такой можно купить за десять евро в любом магазине электроники. Прямо как в лифтах.

Прижавшись к мокрой стене, инспектор Гутьеррес проявляет чудеса акробатики, чтобы перебраться через датчик, расположенный на высоте полутора метров от пола. Преодолев препятствие, он с облегчением выдыхает.

Джон подозревает, что, если бы связь между двумя датчиками прервалась, мир вокруг взлетел бы на воздух.

Третья ловушка – через восемьдесят метров. Она очень похожа на первую, разве что провод на этот раз протянут настолько низко, что заметить его практически невозможно. Собственно говоря, Джон его и не замечает. И не наступает на него по чистой случайности. Он осознает, что переступил через провод уже после (мгновенно покрываясь холодным потом), когда видит перед собой еще два датчика. Расположенные на разных уровнях. Один в метре, другой в полутора метрах от пола.

Вот черт, думает Джон.

Потому что пройти мимо них нереально.

Остается лишь проползти, надеясь на то, что на полу больше нет проводов.

И инспектор Гутьеррес ложится в грязь и проползает под датчиками. Выныривает с другой стороны. Его костюм, лицо и руки перепачканы тошнотворной, смрадной слизью. Запах, который врезается ему в ноздри, омерзителен.

Джон не выдерживает: его начинает рвать еще до того, как он успевает подняться на ноги. Жуткая, неотвратимая тошнота полностью овладевает его телом. Джона трясет, словно от электрического тока. Он сплевывает слюну, глотает, сплевывает снова. Когда он открывает глаза,

(главное, что жив, черт возьми, главное, жив)

ему не сразу удается прийти в себя.

Он чувствует себя грязным.

Платочков у него не осталось, и Джон снимает пиджак и шелковой подкладкой вытирает от слизи бороду и руки – насколько это возможно. Затем бросает пиджак на пол: он ему уже не пригодится.

С таким ни одна химчистка не справится, думает он.

Джон остается в одной рубашке, сквозь которую просвечивает слово ПОЛИЦИЯ, написанное на его бронежилете. Впрочем, просвечивает совсем чуть-чуть. Все-таки рубашка сшита из египетского хлопка, и Джон отдал за нее кругленькую сумму.

Настает время принять решение. Потому что уже совсем скоро туннель закончится. Теперь, когда фонарик покрыт толстым слоем грязи, Джон видит на изгибе стены слабый отблеск.

– В конце будет прямой участок туннеля. Когда доберешься до него, выключи фонарик, – настаивала Антония. – Иначе они тебя увидят.

– А что если на этих последних метрах окажется ловушка?

Антония на это не ответила.

Джон выключает фонарик. Пришло время идти вслепую, ориентируясь лишь на слабое мерцание, виднеющееся впереди.

Передвигаясь в темноте, прислонившись спиной и руками к стене туннеля, Джон как никогда чувствует свое тело. Мышцы, сведенные от напряжения. Скрученный тугим узлом желудок, давящий на диафрагму. Сердце, бешено стучащее в груди. Кровь, пульсирующую в ушах. Челюсти, стиснутые до боли. Глаза, жаждущие видеть. Кончики пальцев, ощупывающие каждое мокрое пятно. Мир – словно огромная пропасть, и темнота вовсе не укрывает нас, а лишь угрожающе над нами нависает.

Джон думает о смерти, которая сейчас кажется ему неминуемой. Обо всем, что он хотел сделать и так и не сделал, откладывая каждый раз на завтра. О маменьке, с которой он не попрощался.

Тридцать метров. Нужно пройти еще тридцать метров, рискуя наступить на провод или оказаться напротив инфракрасного датчика. Пройти тридцать метров, зная, что каждый следующий шаг может стать последним. Без ясного понимания, за чем именно он идет. Вся его уверенность растворилась в едком страхе. Долг, честь, доброта – сейчас для него это просто слова, не более чем наборы букв безо всякого смысла. Его тело отчаянно жаждет жизни.