Книга Высшая степень обиды - Тамара Шатохина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все вместе встречали бы этот Новый год, и я бы тоже потискала и понюхала крохотного мальчика… или девочку. И тоже любила бы его… или ее. Дурочка-Санька… Глупый Паша… Виктор... И у меня тоже рыло в пуху. И уже не важно – права Саша или нет, но расстояние держать я теперь стану. Просто так… чтобы ей было спокойнее. Глупо, наверное, но хоть так…
В следующие выходные Усольцев встречал меня возле такси в форме и с одинокой розой в руке.
– А куда мы едем? – быстро села я в машину, потому что ноги в тонких замшевых ботильонах сразу почувствовали зиму.
– Туда, где танцуют и кормят, – ответил Усольцев. А я, мысленно покачав головой, промолчала.
В незнакомом уютном ресторанчике действительно звучала музыка и на довольно просторный танцпол время от времени выходили пары. После того, как мы съели салат и выпили по бокалу вина, Усольцев встал и протянул мне руку. Нервно дернул шеей и почти прошептал:
– Пойдем?
– Может, снимешь китель? – предложила я.
– Надеюсь, форму не опозорю, – улыбнулся он.
– Просто жарко, – неловко пожала я плечами, вслушиваясь в мелодию и высокий женский голос, – это финское танго, Витя.
– Я знаю… сам заказывал, – прижал он меня к себе, делая первое неторопливое и уверенное движение – длинный шаг. Соприкоснулись бедра, моя грудь оказалась прижата к его, а висок – к его щеке.Этот танец предполагал тесный контакт. Длинные и короткие шаги, повороты и вращения, медленные зависания… почти тот же медленный фокстрот, и если в самом начале я замирала от беспокойства, то потом расслабилась и подчинилась ему полностью…
Слушала его дыхание, сдерживала свое, остро чувствуя его запах… знакомый, вместе с тесной близостью вызвавший привычную реакцию – ожидание и предвкушение. Захотелось, и я потерлась лбом о чуть влажную щеку – волнуется, и оказалась очередной раз вжата при осторожном вращении в мужскую грудь. Выдохнула, чувствуя не то, как скручивается внизу голодный клубок, а благодарное, почти до слез тепло в груди. Уже предчувствовала очередную ночку – они случались и безо всякого повода, а тут… Он чуть прогнул меня, заглядывая в глаза, словно хотел о чем-то спросить или сказать… и тут музыка закончилась. Мы еще миг постояли, глядя друг на друга и у меня вырвалось от души:
– Спасибо!
Нам немного аплодировали, пока мы проходили к столику. Он оказался сервирован уже на четыре персоны. И я не успела даже спросить, как он сел возле меня и взял за руку:
– Сейчас должны подъехать мальчишки. У них увольнение. Это и есть сюрприз, – перебирал он мои пальцы. Его чуть дрожали.
– Рассказывай.
– Да особо и нечего, – достал он и протянул мне свой смартфон, включил воспроизведение, и я увидела наш с Ларой танец.
– Еще в декабре нашел на сайте.
– Я не знала, что выложили – не моя парафия. Там всем занимается бывшая помощница Ортиса. И что?
– И понял, что раньше был неправ и что многое теряю. Что танец может… сближать, – прямо взглянул он мне в глаза.
– Ты не ревновал меня к Андрею, – напомнила я.
– Ты не смотрела на него так, – блеснули его глаза.
– Со злостью?
– Да, со злостью, – согласился он и предложил уже с улыбкой: – А теперь это…
Мы смотрели, как симпатичная сухопарая дама громко отсчитывает такты, а Усольцев в насквозь пропотевшей футболке делает длинные и короткие шаги, повороты... а потом ведет ее уже в футболке другого цвета – в другой день? И под фельдфебельские окрики опять же: «медленный-медленный, быстрый-быстрый». Я широко улыбалась… Улыбался он.
– Смешно тебе?
– Вылитая ВаВа – Валентина Валерьевна из детства. А снимал Паша? Я слышу – он ржет... как пьяная лошадь.
– Ну да – Паша повеселился... Когда у меня получалось, мотался два раза в неделю – по два часа, а еще в дороге... Сажал на ремонт старшего офицера и отбывал «решать вопросы».
– Будешь учиться еще чему-то? – успела спросить я.
– Нет, – кривовато улыбнулся он, – таким идиотом себя еще не чувствовал… если только ты потом научишь. Так что... правда – не разочаровал? А вот и наши… – посмотрел он на вход. Оттуда подходили мальчишки – в отутюженой выходной форме и, скорее всего, голодные, как всегда.
Хороший ход, Усольцев... думала я. Замечательный просто ход... и как же жаль, что я никогда не узнаю – каким был тот разговор по скайпу между ними? И какие он тогда нашел слова, если сейчас они вот так – крепко и по-мужски здороваются за руку?
В тот вечер мне было и приятно просто до невозможности... и ужасно грустно – что-то мы с Виктором потеряли, а что-то нашли... но пока намного меньше. А танцем я не была разочарована. С мастерством Альваро это, конечно, несравнимо. Но та кизомба совсем ничего ему не стоила, а вот то, что было сейчас, настолько не похоже на Усольцева! Он должен был по-настоящему ломать себя, или же так сильно ломало его – от ревности. Хоть на что-то сгодился Лара.... Настроение тихонько ползло вверх.
В тот день сдвинулось что-то в моей голове, и ночью ожидаемо снились дурные сны. Сны, которые последнее время мучили частенько, и после которых приходилось помогать себе. И все равно днем после этого я раздражалась и нервничала…
Это была последняя наша встреча с Виктором в мирной и спокойной обстановке. А дальше случилась то ли наука мне… Хотя большой грех так говорить, но наукой для меня это точно стало – я научилась сравнивать и сопоставлять жизненные ситуации по их важности и ценности согласно истинного масштаба. Потому что случилось то, по сравнению с чем наши с Усольцевым обиды и потрясения показались вдруг просто мелкой суетой и дуракавалянием, как говорил бесконечно уважаемый мною бывший начальник Саныч.
Своих бабушку и дедушку – тех, что жили на Кубе, я почти не знала. Конечно, разговаривала с ними по телефону и позже – по скайпу… Но когда человека не чуешь своим, то разговоры, как правило, сводятся к формальностям. Обычное дело для такой ситуации: как у вас там дела, а сильно там жарко, а в море вы купаетесь…? Еще я отвечала на вопросы, которые мне задавали – в основном это делала бабушка. Дед всегда отмечался в разговоре, но не участвовал в нем – по большому счету, он даже для папы был почти чужим человеком. А бабушка всегда говорила о том, как всех нас любит, как скучает по России, но судя по тому, с каким энтузиазмом она отвечала на мои расспросы о Кубе, в настоящем ее все устраивало.
Она уехала, когда папа уже окончил институт и работал, оставила ему квартиру. Осуждать ее было не за что – вырастив сына, она согласилась наладить свою собственную жизнь с человеком, которого хоть и не было все это время рядом, но который помогал финансово и всегда интересовался… хмм… своей семьей – все эти двадцать два года они не были разведены. Второй бабушкин брак… его даже нельзя было назвать гражданским. Разве что – сожительством? Как так у них случилось и почему? Для меня это так и осталось тайной, покрытой мраком.