Книга Охотник на шпионов - Владислав Морозов

Это было что-то смутно знакомое. А минуту спустя дошло – советский народный шлягер из конца 1930-х, из репертуара ну очень знаменитой некогда исполнительницы. Стоп! Клавдия Шульженко? По радио?! Ночью?! Что-то я не припомню, чтобы в те годы московское радио или, скажем, радио Коминтерна вещало круглосуточно. Бред какой-то. А потом, поняв, что в приемнике достаточно хорошо слышны шорохи от иглы по пластинке, я осознал, что же это такое. Всего-навсего какая-нибудь радиоприводная станция, для тех же наших дальних ночных бомбардировщиков. Была во времена Второй мировой такая метода – врубали какую-нибудь популярную песню прямо с патефона, на определенной частоте, и по ней корректировали курс штурманцы. Способ из самых простых – если песню слышно плохо или вообще не слышно – значит, летишь ты, милок, куда-то не туда. Выходит, не спят сталинские соколы, а все-таки воюют, ну или, по крайней мере, «демонстрирую присутствие».

– Выруби ты его на хрен, сейчас не до того! – сказал я Игнатову, стараясь быть строгим.

Объект внял и послушно выключил радио.

К этому времени мы пересекли озеро (точнее сказать, это было что-то вроде прибрежного заливчика или бухты) и, смяв сухой прошлогодний камыш, выскочили на заснеженный берег, где хвойный лес рос еще не очень густо, а потом, виртуозно петляя между деревьев, Кузнецов повел аэросани в гору («гора» это опять-таки слишком громко сказано, просто небольшой подъем). Наша скорость снизилась, поскольку с полной нагрузкой мотор, похоже, тянул несколько хуже. Не перегрелся бы раньше времени…

Выскочив на небольшой холм, Кузнецов наконец остановил аппарат среди заснеженных елок.

– Ну что, командир, выходим? – спросил Смирнов. И я понял, что, похоже, мы доехали куда нужно.

– Мотор не глушите, – сказал я нашему водиле. Он утвердительно кивнул.

В общем, мы со Смирновым вылезли наружу и отошли на десяток шагов от кормы гудящих на малых оборотах и гонящих в нашу сторону мини-метель аэросаней. Озеро и окружающий его лес были прямо перед нами. Постройки хутора были где-то левее, но с нашей позиции практически не просматривались.

– Все, мы за пределами радиуса поражения, – констатировал факт Смирнов и протянул мне бинокль.

– А импульс от взрыва точно не выбьет мотор аэросаней? – уточнил я. – А то, может, есть смысл его выключить?

– Ни в коем случае, – успокоил меня старший Кюнст и тут же, без всякой паузы, выдал: – По-моему, самолеты на подходе!

Я поднял бинокль. Н-да, пялиться в ночное небо без радара – это не жизнь…

– Вон там, – любезно уточнил направление Смирнов.

И, словно его услышали, в небе над озером возник множественный, но не особо мощный гул. Потом стало видно и две пары красноватых и синеватых огонечков-БАНО. Сами самолеты оставались практически незаметными, даже активация «СНА» мало что дала (тепловой фон у самолетов того периода был не особо мощный, да еще и на таком расстоянии), хотя мое воображение и дорисовывало между лампадками аэронавигационных огней нечто более темное, чем ночное небо. Ну что же, добро пожаловать, многоуважаемые сэры. Сейчас вас, должно быть, будут убивать.

Головная пара огоньков описала над озером широкий плавный круг и исчезла за заснеженными деревьями, спустя какие-то секунды на круг пошла и вторая пара.

– Ну все. Рви, – сказал я Кюнсту. Надо признать, что прозвучало это слишком буднично. Как когда-то говорили белорусские партизаны – пускать вражеские эшелоны под откос интересно только до десятого раза, потом оно как-то приедается.

– Закройте глаза или отвернитесь, – вежливо попросил Смирнов. – И не вздумайте активировать «СНА»!

Я подчинился.

– Ш-ш-ш, п-пым-нд-шшшш… – услышал я мощный звук, больше всего напоминающий то ли шкворчание непомерно большой сковородки на газу, то ли звук неожиданно проткнутой чем-то острым гигантской емкости с воздухом. Спустя какие-то секунды внутри этого всеподавляющего шипения ударило несколько глухих бабахов. Похоже, вторичные взрывы – складированные на хуторе горючка, боеприпасы и прочее. Прости меня, товарищ младший командир Шепилов, за то, что пришлось твой труп кремировать вместе со всеми этими, «не имеющими ценности и не представляющими явной угрозы вражескими существами вида homo sapiens» – ну не до похорон нам было.

– Все, уже можно смотреть! – доложил Смирнов.

Я открыл глаза и натуральным образом офигел. Прежде всего, от того, что в тот же миг, прямо над нашими головами, причем совершено бесшумно промелькнуло нечто крупное, живое и машущее крыльями. Хоть и не сразу, я понял, что это не что иное, как довольно здоровенная сова (филин какой-нибудь), похоже, вспугнутая неожиданным возгоранием. Да и не она одна – по ночному небу, как можно дальше от озера, метнулись десятки различных птиц, не желавших добровольно превращаться в цыплят табака.

Блин, никогда такого не видел. И, что интересно, – никакой ударной волны я действительно не ощутил. Просто фон ночного пейзажа впереди нас вдруг стал из непроницаемо-темного ярко-малиновым. Примерно так выглядит в документальных фильмах растекающаяся по склону вулкана лава. Гигантский огонь, который медленно разливался по земле, доставая до неба и постепенно становясь из малинового красно-оранжевым. Силуэты торчавших у озера елок и сосен в его свете казались словно вырезанными из плотной черной бумаги.

Окружавший озеро лес заполыхал, и жар был такой, что у меня вспотела физиономия. Хотя надо признать, что это дьявольское оружие все-таки было относительно «деликатным». От ближайших горящих деревьев до нас было метров триста-четыреста. И дальше лес не загорелся (похоже, не хватило мощности или особенности установки), но все равно, мгновенный тепловой выброс был колоссальным. Сугробы под нашими ногами мгновенно подплавились и скукожились, обнажая бурый чертополох и прочую, как обычно, дремавшую под их толщей до весны прошлогоднюю траву, а с окрестных елей весело потек и закапал превратившийся в воду снег и лед. Похоже, и лед на озере тоже растаял, если не мгновенно, то очень быстро. Прямо-таки техногенный вариант сказки про «Двенадцать месяцев», только, для полного счастья мгновенно расцветающих подснежников не хватало. Хотя какие, на хрен, подснежники, разве что венок сплести покойным супостатам, от «братца Звиздеца».

– Ну что, все кончено? – спросил я. Действительно, приятно иметь дело с чистой работой, как говорил один второстепенный персонаж в старом фильме про клуб самоубийц.

– Да, – сказал Смирнов, без малейших эмоций глядя на дело рук своих и на всякий случай уточнил: – Минут через десять температура начнет падать, после чего горение будет приобретать исключительно остаточный характер.

– Ты это о чем?

– Это я о том, что дальше в основном будет догорать то, что успело загореться. Учитывая время года, погоду, направление ветра и температуру воздуха, часов через шесть-восемь этот пожар погаснет, даже если его никто не будет тушить.

– А они и не будут. Или ты думаешь, что сюда примчится пожарная команда на красных машинах и в надраенных медных касках, с каким-нибудь брандмайором или брандмейстером во главе? И, по-моему, надо ехать. А то сейчас со всех сторон понабегут зеваки – это же первый атрибут любого, даже самого завалящего, пожара…