Книга Охотник на шпионов - Владислав Морозов

Так или иначе, одна половина сарая была плотно завалена и заставлена металлическими бочками с авиационным бензином (интересно, зачем сегодняшний трактор вез еще, у меня сразу возникла мысль о том, что местное финское командование имело обыкновение невзначай подворовывать завозимую для «друзей-защитников» горючку – там, где кто-то богатенький из-за бугра дает серьезный лос лавандос на военные нужды, всегда есть соблазн отщипнуть себе в карман малую толику), солярой и, возможно, чем-то еще из ГСМ. Разбирать впотьмах маркировку на бочках или пробовать горючее на язык по методу, описанному танкистом Дорожкиным в фильме «Освобождение», времени не было.

За вторыми воротами обнаружился частично зачехленный гусеничный трактор марки «Катерпиллер Сиксти», точная копия того, что сейчас тарахтел на холостых оборотах в нескольких сотнях метров от нас, а у самого выхода из сарая притулились и искомые аэросани, похожие на очень большую, поставленную на три лыжи галошу, с непременным двигателем и пропеллером сзади.

Возившиеся тут же Объект и Соколов были заняты малопонятным на первый взгляд делом – вооружившись трофейными (видимо, найденными здесь же, в сарае) лопатами, они тщательно засыпали снегом земляной пол сарая.

– Вы это зачем? – поинтересовался я, подходя.

– А иначе не выедем, – со знанием дела пояснил будущий академик Игнатов. – Их же надо как-то вытолкнуть наружу.

В принципе, все верно – лыжи это не колеса и не гусеницы, тут все куда сложнее. Вовремя сообразили, благо пока никто в затылок не дышит…

И, к счастью, на момент нашего прихода, свою работу по насыпке снега они почти закончили. Поэтому, навалившись на аэросани сзади, впятером, мы, хоть и не без усилий, быстро выперли диковинный аппарат из сарая.

Пока мы его толкали, я постарался хоть что-то рассмотреть и определить, но особых успехов в этом деле не достиг. Даже когда спустя несколько минут я, светя себе фонарем, заглянул внутрь аэросаней, понятнее не стало.

Поскольку это были аэросани совершенно незнакомой мне марки, закрытого типа, каркас корпуса деревянный, снаружи обшитый то ли жестью, то ли алюминием. Кроме широкого ветрового стекла, по бортам имелось пяток окошек поменьше. Отделка и белая окраска тщательная и аккуратная, слева дверь автомобильного типа, ведущая к двум расположенным впереди сиденьям, перед одним из которых было смонтировано управление в виде круглого штурвала-баранки и приборный щиток. В правом борту была более широкая, двустворчатая дверь для доступа в грузовой отсек. Сидений или скамеек там не было, но на полу могли спокойно сидеть «в тесноте а не в обиде» человек пять. При этом никаких внутренних перегородок между местом водителя (или в данном случае правильнее сказать – пилота?) не было. Так что сюда можно было брать или груз, либо раненых (даже двое «тяжелых» на носилках в эту кабину точно влезли бы). Кстати, на последнее указывали еще и большие красные кресты, красиво намалеванные по трафарету на носу, бортах и крыше аэросаней. Скорее всего, данные аэросани предназначались прежде всего для поиска и эвакуации сбитых летчиков, но судя по их почти не использованному состоянию в этом качестве агрегат почти не применяли – видимо, до прихода сюда реальной беды в нашем лице, как-то «проносило».

Кормовую часть аэросаней, судя по торчащей из правого борта характерной горловине с пробкой на цепочке и довольно толстой вертикальной, металлической задней стенке грузовой кабины, занимал обширный топливный бак, установленный на сваренном из труб основании звездообразный авиационный моторчик напоминал «Гном-Рон», или что-то еще в этом духе и дополнялся деревянным двухлопастным винтом. Три широкие лыжи имели хорошую пружинную амортизацию авиационного типа, при этом передняя лыжа была управляемой.

Никогда раньше я, даже на картинках, не видел именно таких аэросаней, и они не были похожи ни на что из того, что в 1930-е годы строили по подобной тематике у нас или, скажем, в Европе. Хотя, насколько я помню, за бугром их тогда не так чтобы особо много делали. В условиях перманентного экономического кризиса, когда тебя там и сям давят капиталистические жабы, было куда выгоднее возить ту же почту по какой-нибудь «Юконской тропе» на упряжках, запряженных маламутами и хаски либо оленями.

Осмотрев на всякий случай приборный щиток аэросаней, я увидел, что вся маркировка была на английском, в стиле только что улетевшего «Спитфайра». Это кое-что проясняло. Раз так – происхождение аэросаней было, скорее всего, канадское или американское (а где еще тогда была необходимость строить подобное?). А если это так, то данное изделие, скорее всего, относилось к чему-то малосерийному и кустарному, поскольку даже в Канаде или на севере Североамериканских Штатов спрос на аэросани в эти годы не мог быть сильно большим и крупными сериями их точно не строили. Еще на заокеанское происхождение аппарата указывал ряд откровенно ненужных излишеств, например кожаная обивка сидений, внутренний утеплитель стенок кабины (то ли дерматин, то ли вообще что-то шерстяное) или смонтированные на передней панели (или, как тогда говорили, «торпедо») рядом с приборным щитком жестяная пепельница и небольшой, явно авиационный радиоприемник.

– Исправны? – спросил я, заканчивая осмотр и гася фонарь. – Горючее есть? Поедут?

– Вроде да, – ответил как бы за всех Смирнов. Давая тем самым понять, что «шэф приказал менять точку» и уже пора рвать когти.

– Тогда заводите, – приказал я.

Кузнецов сел на место водителя и начал шуровать переключателями и сектором газа. После недолгого гудения и стука мотор чихнул и, наконец, завелся. Все-таки надежная у буржуев техника была. Подозреваю, что в тогдашнем отечественном исполнении без внешнего подогрева нечто подобное хрен бы завелось.

– Садитесь, – пригласил всех Кузнецов.

Проворный Объект влез в аэросани первым и гордо уселся впереди, рядом с пилотом-водилой, словно подсознательно понимая, что сейчас он тут фактически главный. Ну а мы трое по-простецки сели на пол кабины. Входивший последним вежливый «белофинский пленник» Соколов закрыл за нами грузовую дверь, после чего аэросани тронулись, сдувая струей от воздушного винта снег с окрестных крыш.

Быстро набрав скорость, мы рванули мимо сараев по глади озера. Ну, хотя, если честно, это только звучит красиво – «гладь»… А на самом деле лед озера Мятя-ярви был не очень-то ровным. На ходу лыжи ширкали по каким-то неровностям, и мысль о том, что мы можем или навернуться на каком-нибудь зловредном торосе, или нырнуть в незаметную полынью не была такой уж невероятной. Как, помнится, говорили в том сериале из жизни Маруси Климовой – кто ссыт, тот тонет…

Между тем Игнатов, очумелым ручкам которого, похоже, было нечем заняться, зачем-то включил радиоприемник на приборном щитке и начал крутить туда-сюда ручку настройки.

И тут совершенно неожиданно в кабине аэросаней раздались слова русской песни:

– …Эх, путь-дорожка, закрытое окошко не выйдет, не встретит девчоночка меня! Горькое слово сказала черноброва, в сердце нет ответного огня! Эх, Андрюша, нам ли быть в печали, не прячь гармонь, играй на все лады…