Книга Кризис самоопределения - Бен Элтон

– Сэлли, – сказала она. – Ты заметила, что я написала “ПС. Бананы” в моем последнем письме?

– Да.

– Это для того, чтобы вытащить тебя повидаться.

– Я догадалась. Кстати, я совершенно точно собиралась ответить и на первые твои сообщения.

– Не ври. Мы обе понимаем, что наша последняя встреча оказалась скучной для всех участников. Твоя жена, очевидно, меня подозревает, а это очень дико. Ну то есть – с чего вообще? Никто из нас не имел никакого намерения видеться еще раз, но мне нужна твоя помощь. Отсюда и “ПС. Бананы”.

– Ты всегда такая очаровашка, Мал. Надо полагать, бананы – это не про то, что нам надо скрывать мою половую ориентацию.

– Нет. Думаю, “Сохо Хаус” – возможно, последнее место в Лондоне, где хоть кому-то нужно скрывать свою половую ориентацию.

– Тогда что же мы скрываем?

Принесли напитки, и это позволило Малике миг-другой собираться с мыслями. Как же тут вообще начать? Она подалась чуть вперед. Музыка звучала довольно громко, что хорошо для приватности, но вместе с тем говорить придется довольно громко и отчетливо. Странно это – произносить вот так смело то, что, как она думала, предстоит сообщать тайными полунамеками и шепотом.

– Я работаю на одну коммуникационную компанию, силами которой российские власти пытаются извратить ход референдума о независимости Англии.

Вот. Сказала. Пересекла Рубикон. Назад пути нет. Она сообщила сотруднику британской полиции, что, по сути, работает русским агентом. Очень странно. Она уже не первую неделю думает исключительно об этом, а теперь всего одна фраза – и дело сделано. Ее жизнь уже никогда не будет прежней. Тайна выдана.

– Что? – переспросила Клегг, склоняясь вперед, на лице – напряженная сосредоточенность. – Я ни слова не разобрала.

Блин. Придется все повторить. Малика усомнилась, что ей хватит решимости. Может, лучше усмотреть в этом знак. Не стучать. Вернуться к Джулиану в квартиру, вытряхнуть из него еще больше денег, а потом сбежать в Южную Америку.

Но нет. Больше, чем быть сказочно богатой, Малике хотелось одного – не угодить в тюрьму и не быть в списках разыскиваемых преступников всю оставшуюся жизнь. И, помимо всего прочего, – что скажет мама?

Она склонилась к Клегг еще раз и заговорила ей на ухо:

– Слушай меня, Сэлли. Ты меня слышишь? Отчетливо? Потому что это очень, очень важно.

Клегг кивнула.

– У меня большие неприятности. Меня втянули в серьезное преступление очень опасные люди. Мне надо выбраться. Я хочу сделать все правильно. Но если они заподозрят, что я их сдала, они, возможно, предпримут что-нибудь радикальное. В смысле… думаю, я действительно могу оказаться в настоящей беде.

Малика почувствовала, как Клегг подобралась. Ну хоть расслышала на сей раз.

– Я обратилась к тебе, потому что, когда соберусь действовать, нужно, чтобы все получилось абсолютно правильно. Возможность донести на них и уцелеть у меня будет всего одна. Как только я выйду из-под прикрытия, второго шанса мне не выпадет. А потому мне нужен совет, куда идти и кому сообщать. В полицию? В “Гардиан”, прости господи? В МИ, бля, пять?[145]

Малика осознала, что ее трясет. Она не из пугливых, но чтобы напугаться от того, во что она вляпалась, пугливой быть необязательно. Служба безопасности? Да просто произносить это – настоящая дичь.

– Малика, – сказала Клегг. – Ты о чем? Ты не сказала, что ты наделала.

Черт. Она это сказала в первый раз, ее не услышали, и она забыла это повторить. А придется. Как же трудно-то. Она огляделась, чуть ли не ожидая увидеть у себя за спиной Джулиана в сопровождении парочки мордоворотов с буграми под мышками их пальто.

– Я занимаюсь компьютерными программами для кампании “Англия на выход”, – сказала она. – Они вдвое перерасходуют предвыборные бюджеты, поскольку маргинальная группировка “Круши Союз” – никакая не маргинальная, это скоординированная часть их работы, а это уже предвыборные махинации.

– Ух ты, – отметила Клегг. – Это довольно серьезно. Ты и впрямь стукач, Малика.

– Погоди со своим “ух ты”, Сэлли. Эта часть – пока еще не “ух ты”. Это часть “я могла бы донести самостоятельно”. “Могла бы писануть в «Гардиан»” – такая вот часть. Настоящее “ух ты” будет дальше.

И она опять приникла к Клегг как можно ближе – чтобы выложить ту часть, которая действительно “ух ты”.

– Компания, на которую я работаю, финансируется и контролируется российскими властями. Задача компании – сеять разброд и смятение в Королевстве с конечной целью подтолкнуть Англию к выходу из Королевства.

Глаза у Клегг ошеломленно вытаращились – к удовлетворению Малики.

– Так, – произнесла она. – Это очень даже “ух ты”.

– Скажи, а?

– И ты в этом уверена?

– Сэлли, я была в России. Я встречалась с начальством моего начальства. Они неприятные люди.

– И ты хочешь их разоблачить?

И тут Малика заметила, что какая-то официантка показывает на них. Она говорила с элегантно одетым мужчиной в костюме и при галстуке. Малика замерла. Мужчина смотрел прямо на нее. Пошел к их столику и на ходу сунул руку за борт пиджака. Малику внезапно охватил ужас. Хотелось убежать, но сил не нашлось. Хотелось кричать.

– Малика, что случилось? – спросила Клегг.

Не успела Малика вновь обрести голос, мужчина уже встал подле нее, его рука появилась из пиджачного кармана.

– Расселл, – сказал он, протягивая визитную карточку. – Я представляю “Сохо Хаус”. Вы Малика? Супер. Джулиан попросил меня подойти поздороваться и убедиться, что у вас с вашей подругой все замечательно. И еще…

Теперь Малика заметила, что с Расселлом подошел официант с ведерком на подносе.

– “Круг”, 2011-й, – продолжил Расселл. – С наилучшими пожеланиями.

Малика взяла себя в руки и, пока открывали и разливали шампанское, поблагодарила Расселла.

– Мы очень рады. Джулиан такое чудо. Приятного отдыха.

И Расселл удалился.

– Черт, Мал, – вымолвила Клегг. – Вот что значит связи. Обалдеть.

– Он проверял.

– Что?

– Не бери в голову. Неважно. – Малика сглотнула и попыталась унять сердцебиение. Все в порядке. Ну, не совсем. Джулиан дал ей понять, до чего короток у нее поводок. Но хоть не хуже того. – Я говорила об этих чертовых русских, на которых косвенно работаю, и, нет, я не хочу разоблачать “их”. Не уверена, можно ли их вообще разоблачить, поскольку, ну, они же русские, так? Делают что хотят, а потом просто отрицают это, верно? Они даже отрицают свои вторжения в другие страны. С самого главного их мужика и ниже им там всем насрать по-крупному. А вот своего начальника я заложить хочу, потому что если не заложу, то, когда его наконец разоблачат, что, насколько я понимаю, рано или поздно произойдет во всяком случае, потому что он слишком высокомерный, чтобы прятать свои секретики, – я вляпаюсь не меньше, чем он. Правильно же?