Книга Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в Москве 9 ноября в издательстве «Федерация» вышла книга Корнелия Зелинского «Поэзия как смысл». Начиналась она с предисловия, в котором говорилось:
«Конструктивизм, от имени которого я говорю в настоящей книге, есть русский литературный конструктивизм, новая литературная школа».
На следующий день в советской столице состоялась премьера фильма режиссёра Всеволода Пудовкина «Потомок Чингисхана». Показ прошёл с триумфом. В титрах было указано, что сценарий написан Осипом Бриком. Ничего не знавший об этом Маяковский в тот же день (10 ноября) отправил в Москву телеграмму:
«Покупаю Рено. Красавец серой масти. Двенадцатого декабря поедет в Москву. Приеду около восьмого. Телеграфируй. Целую. Люблю. Твой Счен».
12 ноября Маяковский отправляет Лили Брик уже не телеграмму, а письмо:
«Дорогой и родной Кисит.
Я задержался с этим письмом, т. к. телеграфировал тебе "покупаю" и всё ещё не перевёл в прошедшее время "купил". Но сейчас, кажется, уже ничего не помешает и денежков с помощью добрых душ на свете я наскребу и назаработаю. Машин симпатичный, ты сама, должно быть, знаешь какой…»
Далее следовал рисунок «Рено» с сидящей на капоте кошечкой.
«Рисунок, конечно, корявый, но карточку из каталожницы я отдал вместе с заказом, а другой пока нет…
Рисунок В.Маяковского
Пробуду в Париже немного, чтоб самому принять машинку с завода, упаковать и послать, а то заканителится на месяцы. А пока сижу и раздракониваю пьесу и сценарий. Это первый бензин, который пытается сожрать реношка…
Кисит, телефонируй, пожалуйста, Кострову, что стихи я пишу и с пользой и с удовольствием, но многих удобств ради нашлю или навезу их слегка позднее».
Обратим внимание на бодрый тон письма – Маяковский вовсю балагурит! Знала бы Лили Юрьевна, что это за стихи, которые сочинялись для редактора «Комсомольской правды» Кострова, она бы, наверное, несколько иначе отнеслась и к другой неожиданной просьбе своего «Счена»:
«Лисит, переведи, пожалуйста, телеграфно тридцать рублей – Пенза, Красная ул., 52, кв. 3, Людмиле Алексеевне Яковлевой».
Некоторые биографы Маяковского считали, что деньги предназначались матери Татьяны. Но Павел Лавут впоследствии разыскал эту женщину, и, оказалось, что зовут её Любовь Николаевна. А Людмила Алексеевна Яковлева – это сестра Татьяны.
О самом себе Маяковский сообщал Лили Юрьевне довольно загадочно:
«Моя жизнь какая-то странная, без событий, но с многочисленными подробностями, это для письма не материал, а только можно рассказывать, перебирая чемоданы, что я буду делать не позднее 8-10. Пиши и телеграфируй много и обязательно.
Целую тебя, родненькая, и миленькая, и любименькая.
Твой С ч е н.
Облапь Осика.
Окончание реношных перипетий – телеграфирую».
Между прочим, деньги для покупки автомобиля вполне мог «наскрести» Маяковскому старый его приятель Лев Гринкруг, ставший парижским банкиром.
Ситуация, прямо скажем, удивительная! Человек навещает невенчанную жену и дочь, называет их «милые» и «родные», затем отправляет гражданской жене телеграмму со словами «очень скучаю, целую, люблю», и тут же влюбляется в парижскую красавицу и заводит с нею роман.
Казалось бы, перед нами – самый обыкновенный ловелас. Однако Бенгт Янгфельдт, считая Маяковского убеждённым однолюбом, написал (в книге «Любовь – это сердце всего»):
«Любовь Маяковского и Лили Брик была безмерна. Она была женщиной его жизни, жить без неё он не мог».
Но если даже согласиться с этим утверждением уважаемого маяковсковеда, то всё равно возникает вопрос, как Эльза Триоле, зная о невероятной («безмерной») любви Маяковского к Лили Брик, могла пойти на то, чтобы познакомить его с Татьяной Яковлевой?
Аркадий Ваксберг тоже задавался этим вопросом и привёл слова самой Эльзы:
«Свою роль "сводницы" Эльза объясняла так: с этой рослой, красивой соотечественницей она познакомила Маяковского лишь для того, чтобы избавить его от языковых проблем, а себя – от обременительной необходимости постоянно быть рядом с ним в качестве переводчицы».
Однако такое объяснение Ваксберга не удовлетворило, и он написал:
«Блажен, кто верует… Без консультаций с сестрой, а возможно, и без её просьбы никогда она на это не решилась. Шальная идея – сводить Маяковского с барышнями в его вкусе – принадлежала именно Лиле и использовалась ею не раз. Скорее всего, Лиля и подбросила её Эльзе – видимо, по чьей-то подсказке. Ведь Агранов, "Сноб" или кто-то другой из того же ведомства отлично знали, зачем Маяковский поехал в Ниццу, – только самый наивный мог предполагать, что Маяковский за границей был свободен от лубянского взгляда».
Ваксберг опять остановился буквально в шаге от того, чтобы назвать поэта гепеушником. Но не назвал. Сделав Лили Юрьевну главным источником всех «шальных» чекистских идей.
Однако не будем забывать, что в круг служебных обязанностей резидента ИНО ОГПУ во Франции (а им тогда являлся хорошо знакомый нам Яков Исаакович Серебрянский) входил надзор за россиянами-эмигрантами и вербовка их в гепеушные агенты. Приехавший в Париж Маяковский тоже поступал под покровительство резидента ОГПУ, который координировал и направлял работу всех прибывавших из Москвы гепеушников. Серебрянский знал и о том, что Маяковский собирается съездить в Ниццу, где его поджидала Элли Джонс с дочерью. И «знакомицы», сопровождавшие поэта на юг Франции, как мы уже говорили, тоже вовсе не случайно «навернулись» поэту.
Но сразу возникает вопрос: не слишком ли часто у Маяковского в Париже возникали эти труднообъяснимые «случайности»? Сколько их было в 1925 году, когда у поэта якобы украли деньги? Теперь они возникли снова.
Тот же Яков Серебрянский вполне мог подсказать Эльзе Триоле, с какой именно «барышней» следует познакомить Маяковского. Не случайно же Эльза впоследствии с немалым удивлением написала:
«Татьяна была поражена и испугана Маяковским… Встреча с Маяковским опрокидывала Татьянину жизнь. Роман их проходил у меня на глазах и испортил мне немало крови… Хотя, по правде сказать, мне тогда было вовсе не до чужих романов: именно в этот Володин приезд я встретилась с Арагоном. Это было 6 ноября 1928 года, и своё летоисчисление я веду с этой даты…
И вот мы уже с Володей никуда вместе не ходим. Встретимся, бывало, случайно – Париж не велик! – Володя с Татьяной, я с Арагоном, издали поздороваемся, улыбнёмся друг другу…
