Книга Генерал Алексеев - Василий Цветков

Кроме того, никто из обывателей не дает себе отчета, что на подготовку любого выступления, хотя бы против Временного правительства, необходимо время, так как прежде всего надо знать, кто “за”, а кто “против”, на кого можно рассчитывать и на кого можно опереться, причем все надо делать конспиративно. Прежде всего надо было справиться с железнодорожными забастовками и забастовкой телеграфистов.

А так как Великий князь Михаил Александрович подчинил всех нас Временному правительству, то наше выступление против этого правительства рассматривалось бы мятежом, вооруженным восстанием, бунтом против законной власти. При такой молниеносной, неожиданной и полной перемене Верховной власти, невозможно было бы даже установить, кто бы нас, то есть Ставку, поддержал?

Бабушка же всегда добавляла, напоминая о Корниловском выступлении в конце августа того же года, что генерал Алексеев после этого неудавшегося выступления очень сокрушался, что генерал Корнилов не имел времени как следует организовать свое выступление, из-за чего оно провалилось уже в самом начале. Ту же участь постигло бы любое неподготовленное заблаговременно выступление, и эта аксиома не требует доказательств…

А после 1-го Кубанского похода генерал Алексеев как то сказал генералу Богаевскому, что по окончании Гражданской войны, в благополучный исход которой он верил, он, Алексеев, обязательно подробно опишет все, что ему пришлось перенести. Но смерть унесла генерала в 1918 году в возрасте 61 года…»

Для продолжения войны требовалось наладить взаимодействие с новой властью, и Михаил Васильевич, естественно, пытался это сделать. После отъезда Государя из Ставки была принята присяга Временному правительству. Алексеев послал в Петроград телеграмму, извещавшую «председателя Совета министров и военного министра» о том, что «все чины могилевского гарнизона и вверенного мне штаба принесли присягу на верность службы Отечеству (а не конкретному составу Временного правительства. — В.Ц.) и новому государственному строю. Считаю долгом доложить, — сообщал генерал, — что все чины гарнизона и штаба готовы искренно приложить все силы и умение, дабы совместной работой с Правительством служить на благо дорогой России, и прежде всего достигнуть главной цели России — победить ненавистного нашего врага. Выражаю твердую веру, что с помощью Божией новое правительство, ответственное перед всей Россией, внесет успокоение стране, наладит могучую работу тыла и окажет армии мощную поддержку, дабы обеспечить ей возможность скорей достигнуть окончательного часа победы».

В первые дни после отречения Государя Алексеев был убежден в важности поддержки Временного правительства, как власти, которая хоть и обладает относительной легитимностью, все же способна наладить эффективное взаимодействие фронта и тыла, дать войскам новую «веру» в цели и задачи войны и, вероятно, преодолеть негативные формы «внутренней борьбы», столь пагубные во время подготовки решающих наступательных операций. Примечательны его отметки, сделанные 7 марта на полях доклада Хэнбери-Уильямса, посвященного оценке настроений в Ставке и, в частности, его беседе с Вдовствующей Императрицей Марией Федоровной после отречения ее сына от престола. Генерал, не без основания надеявшийся на «умиротворение» тыла, считал необходимым для всего высшего военного командования и для иностранных военных представителей оказывать «нравственную поддержку умеренного правительства (в первом составе Временного правительства—В. Ц.) в его борьбе с крайними (очевидно, прежде всего, с большевиками. — В. Ц.). Последних нужно обуздать, ибо только тогда возможно работать, обеспечить армию и не утратить ее боеспособности». Но очень скоро в этих надеждах генерала ожидало глубокое разочарование, сменившееся к началу лета 1917-го решительным неприятием всех тех «преобразований», которые, следуя логике революционного процесса, стало проводить Временное правительство.

Неожиданно для Алексеева стала меняться сложившаяся военная иерархия. Ожидаемое вступление в должность Главковерха Великого князя Николая Николаевича так и не произошло. Еще вечером 6 марта у Алексеева состоялся длительный разговор по прямому проводу с Гучковым и князем Львовым. Петроградские политики снова, ссылаясь на изменившиеся политические обстоятельства, указывали генералу на сложность занятия поста Главнокомандующего представителем Дома Романовых. Гучков заявлял, что «события идут с такой быстротой, что теперь это назначение укрепило бы опасное подозрение в контрреволюционных попытках». «Лично я, — отмечал Гучков, — убежден в безусловной лояльности Великого князя в отношении нового порядка, но совершенно невозможно это убеждение внушить народным массам». «Поэтому, — пытался заверить Алексеева новый военный министр, — высказываю свое твердое убеждение в совершенной необходимости отказа Великого князя от Главнокомандования в Вашу пользу». От Алексеева требовали и кадровых перемен, отставок среди высшего генералитета (например, Главнокомандующего армиями Западного фронта генерала Эверта). Примечателен ответ Алексеева на предлагаемые меры: «Все такие меры я в данную минуту как начальник штаба принять не имею права, ибо мне это не предоставлено законом. Уже объявлено Великим князем, что 4 марта он вступил в должность; нужно изменить первоначально положение служебное, а засим только можно выполнять те или другие решения. Примите во внимание нашу бедность выдающимися силами генералов, широкие же меры встретятся с недостатком подходящих людей; заменять одного слабого таким же слабым — пользы мало».

Вопреки распространенному позднее мнению о его честолюбивой «жажде власти», следует отметить, что Алексеев отнюдь не стремился любой ценой возглавить армию и флот. Главком, по мнению Михаила Васильевича, должен был обладать значительным авторитетом и на фронте, и в тылу, что в тогдашних российских условиях значило больше, чем полководческие таланты. В военных кругах было распространено мнение, что во многом благодаря командованию Николая Николаевича удавалось добиться побед в Галиции, Польше, на Кавказе. Кроме того, следовало укрепить единоличный характер власти Главковерха. 5 марта Алексеев отправил в Петроград телеграмму, четко определявшую, что «для победы, безусловно, необходима правильная организация командного состава и его взаимоотношений, исходящая от Верховного Главнокомандующего, как единого могущего преподать ее армии и флоту». Дублирование военных полномочий, отправка приказов от Временного правительства, не говоря уже б Совете рабочих и солдатских депутатов, в Ставке считали категорически недопустимым. Но в Петрограде подобные «диктаторские» установки многих настораживали, их считали «устаревшими» для новых условий и принять утвержденное еще Николаем II решение о возвращении Великого князя на должность Главковерха не собирались.

В утренней телеграмме 7 марта Алексеев снова пытался убедить Львова и Гучкова в важности принятия должности Главковерха Великим князем: «До настоящей минуты получил на имя Верховного Главнокомандующего приветственные телеграммы от 14 городов, в том числе Одессы, Киева, Минска, с общим выражением удовольствия, что Верховный Главнокомандующий возвращается на свой прежний пост, и уверенности в победе… убедительно прошу сохранить назначение в силе. Авторитет имени поможет, вероятно, сохранить порядок в армии, на которую ведется сильный натиск с тыла, о чем я ежедневно телеграфирую вам — вопль наболевшей души начальников, любящих Родину и армию. В такие минуты подвергать хрупкий организм армии новому испытанию, в случае мало понятной для простой массы солдат перемены, не следует. Высшие интересы армии требуют удержать ее от излишних потрясений». При этом Алексеев совершенно игнорировал собственные отношения с Великим князем, ухудшившееся после того, как Николай Николаевич, став Главнокомандующим армиями Кавказского фронта, требовал от Ставки неоправданно высокого удовлетворения боевых нужд «своих» армий. Но мнение премьера и военного министра о политической «нецелесообразности» принятия Великим князем должности Главковерха оставалось неизменным, и под давлением Петрограда Николай Николаевич заявил о своей отставке.