Книга Мастер оружейных дел - Дарья Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самой себе в этом признаться оказалось неожиданно просто, а вот сказать нужные слова вслух я так и не сумела, они буквально застряли в горле.
Я еще раз глубоко вздохнула, нервно закусила губу и, подняв взгляд на северянина, только коротко быстро кивнула. А потом, чтобы он не переспросил, подалась вперед, обхватила ладонями его лицо и поцеловала в губы. Почему-то решиться на это оказалось гораздо проще, чем проглотить мешающий говорить комок в горле…
В первый момент Таллий явно растерялся от такого моего поступка, но сориентировался быстро. Ладонь с подлокотника переместилась ко мне на талию, мужчина подался ближе, легко придвинул меня, прижал к себе, мягко и настойчиво перехватывая инициативу. И я совсем не возражала, прикрыла глаза, наконец-то расслабилась и сосредоточилась на ощущениях. Кажется, до этого момента я боялась, что на мой порыв северянин отреагирует как-то иначе, оттолкнет, и это станет концом того, что еще не успело толком начаться.
Целовал он осторожно, бережно, но вместе с тем — очень уверенно, с полным осознанием собственного права делать это. А впрочем, что удивляться? Я ведь только что сама, по доброй воле, разрешила ему, пообещав заодно гораздо большее…
Когда ощущения изменились, когда нежность сменилась чем-то незнакомым, горячим и пронзительным — наверное, именно это называется страстью — Таллий аккуратно отстранился. Заставил себя отстраниться, так вернее. Хотя объятий не разомкнул. Второй рукой, до сих пор державшейся за спинку стула, ласково, почти невесомо провел по моей щеке, пристально, жадно глядя в глаза. Я не могла полностью расшифровать его взгляд, но твердо знала: мне нравится, что он так на меня смотрит.
А потом мужчина вдруг отдернул руку, будто обжегся, и вновь ухватился за подлокотник.
— Извини, — проговорил с неуверенной улыбкой. — Я был уверен, что они не доставляют мне неудобств, но к тебе хочется прикасаться своими пальцами.
— Они совсем ничего не чувствуют? — С трудом сообразив, что речь идет о перчатках, я с радостью воспользовалась возможностью сгладить легкое внутреннее ощущение неловкости и переключиться на тему менее беспокоящую, чем чувства, поднявшиеся внутри. Я обеими руками взяла его ладонь, разгладила тонкую белую кожу перчатки и ощутила под ней знакомые неровные бугры шрамов.
— Не настолько тонко, как хотелось бы, — ответил он.
— Ну, нервные окончания есть не только в пальцах, — заметила отвлеченно, раздумывая, стащить с мужчины перчатку или не стоит. Но Таллий вдруг рассмеялся, отвлекая меня от этой мысли.
— Давай не будем об этом, — попросил он. — Мне и так очень не хочется уезжать.
— Ты о чем подумал? — хмуро спросила я, чувствуя, что щекам становится тепло от прилившей краски.
— Я потом тебе расскажу, — иронично улыбнулся он и коротко коснулся губами моих губ, как будто в утешение. — Прости. Мне и без этого больно дышать, стоит представить, сколько я тебя не увижу. — Он осторожно прижался лбом к моему лбу, прикрыл глаза.
— Когда ты вернешься? — Сейчас, когда какое-никакое объяснение состоялось, разговаривать стало ощутимо проще.
— Осенью. — Таллий тяжело вздохнул и отстранился. — Сама понимаешь, дорога неблизкая.
— Ты хочешь оставить службу? А тебя отпустят?
— Надеюсь. — Северянин слегка пожал плечами. — У нас не принято подобное принуждение, оно бесполезно. Могут потребовать какой-нибудь откуп за неожиданность и несвоевременность ухода, но мне есть что предложить. А в худшем случае… — он запнулся, но все-таки продолжил, — в худшем случае ты почувствуешь.
— Хочешь сказать, они могут тебя убить? — спросила я.
— Могут, но вряд ли сделают это, — отмахнулся Таллий. — Это совсем уж крайняя мера, а я никаких законов не нарушал. У меня получится договориться и найти выход, не волнуйся. Пока я жив, я иду к тебе. — Прозвучало это тихо и веско, как клятва.
— Звучит не очень оптимистично, — нервно хмыкнула в ответ.
— Я буду писать тебе с дороги. Но ровно до тех пор, пока смогу сам отправлять письма и буду уверен, что они не попадут в чужие руки.
— Все настолько серьезно? Кому они могут понадобиться? — Я опешила.
— Не думаю, что все на самом деле так плохо, но предпочитаю перестраховаться. Если я знаю, что тебе здесь гораздо лучше, чем в Белом мире, совсем не обязательно ту же точку зрения разделят старейшины. Поэтому — пусть пока не знают о тебе. А если вдруг кто-то скажет, что я прошу тебя приехать, смело отправляй его… к Белому в гости, — со смешком резюмировал Таллий. — Я совсем тебя застращал? Прости, просто привычка надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Скорее всего, все пройдет спокойно, и уже к началу осени я буду здесь.
Потом мы вновь целовались, а потом мужчина ушел, оставив меня в смятении и с очень смутным представлением как о ближайшем, так и об отдаленном будущем. Как же просто все было всего пару месяцев назад!
Проклятый ветер перемен.
Хоть бы этот бледнорожий вернулся благополучно! И поскорее…
Нойшарэ Л’Оттар
Я сидела за стойкой, подпирая голову ладонью, и задумчиво обводила пальцем контуры оружия, лежащего в открытом полированном ящике, обитом изнутри алым. Скипетр получился великолепный: тонкий, изящный и смертоносный, несмотря на странную конструкцию и кажущееся неудобство. Я даже успела отправить заявку на медный клинок, показать оружие прибывшему из столицы коллеге и получить одобрение. Дело оставалось за малым: добраться до столицы и получить из рук главы гильдии знак.
Вот только особенной радости по этому поводу я не испытывала и ехать никуда не спешила. Я даже особенного удовлетворения от отлично проделанной работы не ощущала. Ну да, получилось, и получилось красиво, даже изумительно, но…
Осень давно вступила в свои права. В воздухе не просто пахло снегом, он уже несколько раз выпадал ночами, но днем почти полностью истаивал. Маги обещали, что со дня на день снег ляжет окончательно.
За окном кипела жизнь. Уже привычно бурная, наполненная немного истеричной радостью. Не стало Серых, и Приграничье наконец поверило в это окончательно. Первое время безумная праздничная эйфория сопровождалась чувством растерянности, никто не знал, как жить дальше, но вскоре за рутинной суетой это ощущение пропало. К общему облегчению, покинул город обитатель ратуши: отправился к своему народу помогать ему с восстановлением городов. В дудках Кузнеца организовали вдумчивую полноценную выработку, под это дело прислали из столицы специалистов. Вот только ворота в восточной стене прорубать не спешили, пока ограничивались подъемниками и помощью магов.
Люди привыкали жить спокойно, а меня одолевала тоска.
Последнее письмо от Таллия пришло в начале лета, и с тех пор — тишина.
За это время в Приграничье уже дважды успел побывать его верный враг с короткими деловыми визитами на пару дней. Если он что-то знал о наших с северянином отношениях, то благоразумно помалкивал и темы Таллия Анатара не касался. Не касался ее и Лар, за что я была ему искренне благодарна. Ларшакэн, к слову, наконец-то занялся не только моей, но и своей собственной жизнью: они с Каной среди лета сподобились пожениться и теперь осваивали новые, неведомые доселе грани личных отношений. С одной стороны, я завидовала, глядя на них, но с другой — радовалась, потому что у них почти не оставалось времени на меня, даром что жили по-прежнему в одном доме. А в свои чувства и мысли я не хотела пускать даже Лара.