Книга Спальня, в которой мы вместе - Эмма Марс

После того как Луи посадили в тюрьму, шофер Ришар покинул свое постоянное место работы на службе у моего мужа. К большому нашему сожалению. Но Зерки настоял на том, чтобы урезать все бесполезные расходы в хозяйстве. При увольнении Ришара мы заключили с ним договор, в котором условились платить ему минимальную зарплату за то, что он возьмет на себя ответственность за содержание бесконечно длинного «Мерседеса», пылившегося сейчас на частной парковке на площади Трините.

Потому, когда длинный автомобиль остановился этим утром перед «Шармом», я никак не ожидала увидеть Ришара за рулем. Удивление и радость зашкалили до предела, когда, заглянув в салон машины, я обнаружила на заднем сиденье бесконечно родных мне людей: Луи, которому разрешили выйти с электронным браслетом на руке, Ребекку, которая, кажется, еще больше похудела, Соню и Франсуа, прижавшихся друг к другу как парочка голубков. Муж поцеловал меня в лоб, я прижалась к любимому и свернулась клубочком у него под боком, чтобы больше не отходить от него ни на шаг до нашего приезда в Бретань. За все время пути не было произнесено ни слова.

На кладбище Рокабей было мрачно. Мелкий ледяной январский дождь пробивал насквозь наши дождевики, и я спрашивала себя, может ли он просочиться сквозь гранитную плиту, вокруг которой мы все собрались. Казалось очень странным хоронить человека, официально умершего двадцать лет назад, чье имя уже было выбито на стеле рядом со «своими»: Дельбар Амеде (1910–1985), Сюзанна (1912–1999), Жан-Франсуа (1938–2005) и Аврора (1970–2013). Единственное изменение было лишь в этой последней дате, выбитой на камне, которую недавно заменили, добавив немного золота в оформлении.

На опухшем лице Флоранс Дельбар я не увидела ни печали, ни гнева. Скорее даже облегчение. Сейчас, казалось, уже не больно снова принять тот факт, что она не увидит больше свою приемную дочь живой. В конце концов, траур Флоранс длился двадцать лет.

– Спасибо, что пришли, – прошептала она мне на ухо, шмыгая носом.

Я была очень удивлена внезапным излиянием ее чувств и, оказавшись в объятиях пухлых рук, не сразу нашла, что ответить. Я ограничилась звонким поцелуем в покрытую красными пятнами щеку. И снова, как в прошлый раз на лестнице ее дома в Пласитре, сладкий тошнотворный запах ударил мне в нос.

Когда священник, несколько смущенный необычностью ситуации, произнес несколько слов и традиционных прощальных молитв, мы молча подошли к склепу Барле. Мы приехали сюда оплакивать Дэвида, но никто из нас этого не делал. Наши глаза оставались такими же сухими, как и сердце ушедшего из жизни. Но я точно знала, что Дэвид обладал большими достоинствами, чем тот суровый образ, который он сам создал вокруг себя.

Все-таки судьбе было угодно, чтобы брат и сестра разлучились навечно. В конце концов Дэвид потерял ее. Их пепел будет покоиться хоть и на одном кладбище, но все же довольно далеко друг от друга.

Священник повернулся к моему мужу и, приподняв бровь, настойчиво спросил:

– Луи? Вы не желаете сказать последнее слово о брате?

– Нет, – решительно прошептал он.

Тот не стал настаивать, и короткая церемония прошла так же печально и сухо, как и предыдущая.

Дождь становился все сильнее, и сквозь плотную его пелену я вдруг увидела мужчину и женщину под большим зонтом, которые шли по кладбищу, держась за руки. Внезапно они остановились, и мне показалось, что они разглядывают нас, Луи и меня, двух фальшивых Барле. Это было совершенно нелепо. Но на какие-то доли секунды мне показалось, что я узнала Дэвида и Аврору, пару призраков, которые пришли сюда совершить свое ежегодное паломничество.

– Эль? Ты в порядке?

Я пошатнулась, и Соня одновременно с Луи поспешили поддержать меня, чтобы я не упала на землю. Со мной рядом были два самых дорогих мне человека: с одной стороны – любовь всей моей жизни, с другой – лучшая подруга. Капли били по моему лицу. Два призрака снова отправились в небытие. Отныне больше ничего не могло со мной случиться.

– Да… Да, спасибо, все хорошо.

Когда траурная церемония наконец закончилась, Флоранс Дельбар подошла ко мне и, на удивление крепко взяв меня за руку, отвела меня в сторону. Она подняла на меня опухшие от слез глаза и сухо и прямо задала свой вопрос:

– Почему вы скрыли ее от меня?

– Я думаю, что она хотела бы сообщить вам об этом сама в тот момент, когда сочла бы нужным.

– Черт знает что, – выругалась Флоранс.

– Все, что я могу вам сказать, – произнесла я, пытаясь немного защититься, – это то, что в последний раз, когда я видела Аврору, я посоветовала ей навестить вас.

– Она приходила, – еле слышно прошептала Флоранс пухлыми губами.

Признание, которое, очевидно, обозначало: слишком поздно.

– Правда? Но когда?

Значит, Аврора все-таки послушала меня? Однако ее самоубийство доказывало, что этот поступок не принес ожидаемых результатов. Она так и не вернулась к жизни. Аврора позволила своему брату увлечь себя за собой. Дэвид выиграл последнюю партию

– Я уже не помню. Наверное… за несколько дней до ее… до всего случившегося.

То, как нерешительно говорила Флоранс эти явно тяжелые для нее слова, показывало, насколько сильно она страдала.

– И… Что она вам сказала?

– Немного, – с сожалением произнесла Флоранс глухим дрожащим голосом. – Мы мало успели сказать друг другу.

Я обняла бедную женщину не в силах сказать то, что так отчетливо понимала: ничто не могло спасти ее дочь. Флоранс, как и я, сделала все, чтобы избавить Аврору от влияния старшего брата. Но это было напрасно. Совершенно напрасно.

Вдруг еще один силуэт показался в густой пелене дождя. Он неподвижно стоял на некотором расстоянии от нас. Но на сей раз это был живой человек.

На нем не оказалось ничего, что могло бы защитить его от дождя, не считая старого бежевого плаща без капюшона. Седые волосы были совершенно мокрыми. Его никто никогда особо не замечал в семье Барле, но тем не менее он охранял ее, как отец.

Мой взгляд случайно упал на могильную плиту напротив: Андре и Гортензия Барле, 6 июля 1990 года. Умерли вместе.

Ирония судьбы?

28

Март 2013

Однако в день похорон Авроры и Дэвида мы с Арманом так и не поговорили. Время было неподходящее да и место тоже. И, ко всему прочему, он быстро исчез, такой же скромный и скрытный, как всегда.

Я не стала рассказывать при Луи про свои открытия в комнате номер три. Зачем сейчас усугублять его состояние подобными откровениями. Придет время, когда он наконец навсегда сможет вернуться ко мне, и тогда я расскажу все.

Возвращались мы в Париж уже поздно вечером, и в лимузине снова царило молчание. Соня заснула в объятиях Франсуа, а я – в руках Луи, уткнувшись носом в ложбинку на его шее с вытатуированными цветами. Опьяненная его ароматом, я уже подсчитывала дни, оставшиеся до его освобождения и до наших новых чувственных встреч.