Книга Мальчик с саблей - Иван Наумов

– Падре… Саоан… – повторяла и повторяла она, истерично кланяясь и суя ему в руки большой потемневший кокос. Сразу три многорукие молнии проткнули дымное покрывало над вулканом, и женщина сначала пробормотала что-то на анъяре, а потом медленно и торжественно перекрестилась. Поклонилась в последний раз и исчезла в джунглях.

«Штучки в стиле Кьонга», – подумал священник, когда расколол огромный орех. Внутри тяжелого кокоса, зревшего не менее полугода, вместо прозрачного сока оказался плотный предмет, завернутый в банановый лист. Сложенный пополам блокнотик.

«… если бы не расхождение в ключевом вопросе. Речь не о трактовке сущности жизни и смерти, всё примитивнее и сложнее одновременно…»

Дон Паулу быстро пролистал три десятка страниц. Вне всякого сомнения, четкие ровные строки принадлежали руке дона Гомеша, погибшего на Анъяре в сорок седьмом.

А на последней странице круглились большие неуклюжие буквы, составляющие короткое послание ему, дону Паулу.

«Учитель!

Огонь в горе уснул ненадолго, и я спешу выполнить кэнхэ, как это делал сеньор Кихот, если верить сеньору Сервантесу.

Только Вам могу доверить Анъяр. Какая неудобная вещь – письмо, ведь вы не можете спросить, о каком Анъяре я думаю. Надеюсь, что поймете и так.

Помолитесь за мой кэнхэ Пресвятой Деве. Я иду сотворить грех, но грех праведный. Я надеюсь вернуться, чтобы и далее постигать чудеса, угодные нашему милостивому Богу.

Увидимся здесь или когда-нибудь!

Ваш верный ученик Саоан».

От часовни дон Паулу быстро спустился к бухте, то и дело поскальзываясь на мокрой траве.

Пока он читал записку Саоана, гроза двинулась на запад, и далеко в океане сквозь облачные прорехи в воду воткнулись невесомые столбы солнечного света. Ловцы жемчуга впервые после извержения спустили на воду узкий и длинный плот и в шесть весел уверенно отгребали от берега. Увидев священника, они торопливо закивали, сначала закрывая ладонью глаза, а потом по нескольку раз крестясь. Дон Паулу прошел берегом к деревне.

Дети первыми увидели его приближение, порхнули по хижинам, и когда он подошел к частоколу, Махат уже ждала у ворот. Ее рябое лицо казалось маской в грозовом свете, только черные бусины глаз блестели настороженно и недоверчиво, отражая далекие зарницы.

– Мы ваши дети, падре, – сказала женщина и склонила голову, не дожидаясь, когда священник подойдет вплотную. – Вы спустились к нам, и Дева Мария радуется выбору Саоана.

– Где он, Махат? – теперь дон Паулу видел, что через щели в частоколе на него смотрят десятки пар глаз, дети и взрослые, от мала до велика.

– Саоан дождался великого кэнхэ, – гордо сказала женщина. – Теперь кэнхэ Анъяра закончится, и снова будет хорошо.

Священник пожалел, что, прежде чем спускаться в деревню, не прочел записей дона Гомеша, – возможно, хоть что-то стало бы понятнее.

– Что такое «кэнхэ»? – спросил он, после многочисленных бесед с Саоаном не рассчитывая на четкий ответ.

Но объяснение Махат было ясным и недвусмысленным.

– Это когда боги… Бог, – тут же поправилась она, – хочет… смотреть, где ломается, а где нет. Человеку кэнхэ – это как вплавь через Акулий пролив. Камню – попасть в лаву и не растаять. Дереву – сгореть и пустить новые ветви. Может, да, может, нет. Кэнхэ.

Дон Паулу стремительно поднялся по тропе на другой склон. Дом колдуна молчал той особой пустотой, что возникает в отсутствии хозяев, но священник долго собирался с силами, чтобы войти внутрь.

Въевшийся дух трав, кореньев, снадобий. Красивые темные циновки. В углу – вырезанные из довоенных журналов и газет изображения Девы Марии и Христа, чуть ниже – задернутая сатиновой занавеской полочка. Подойти чуть ближе, протянуть руку… Почему так дрожат пальцы? Взяться за край и отдернуть – что проще? Сердце заколотилось в горле, лоб покрылся испариной. Может, зажмуриться? Ну же!

Рывок – и готовый ко всему дон Паулу открыл глаза. На полочке ничего не было.

Дыша открытым ртом, как выброшенная на берег рыба, священник вышел на крыльцо – и встретился взглядом с дряхлым-дряхлым анъяром, замершим у ворот.

– Дон Паулу Кьонг! – почтительно сказал старик. – Одна из моих непослушных коз повредила копыто на скале Гомеша. Сделайте ее ногу целой и призовите ее к послушанию именем вашей Девы Марии, которая одна сильнее всех богов Анъяра, собравшихся вместе!

Торопливо приблизился и, рухнув на колени, припал губами к руке священника. Дон Паулу содрогнулся. Но нашел в себе мужество ответить:

– Веди меня, сын мой!

Затем перекрестился сам, перекрестил старика и последовал за ним.

* * *

Полковник Апату, изящно-седой, по-военному уверенный в жестах и изречениях, нарочито медленно провел пальцем по левому, а потом правому усу и непринужденно рассмеялся.

– Прелюбопытнейший островок, друзья мои! Представьте себе заглавную букву «А». Ножки – две длинные каменные косы, между ними прекрасная бухта. Мелковата для крупных судов, но миноносцам и тральщикам лучшего не надо. Верхняя часть буквы – черная скала. Крутая и неприветливая. Потому что в середине, в треугольнике, – настоящая дорога в ад, жерло действующего вулкана. Коптит без остановки последние сто лет, раз пять пугал и лавой. Что интересно, течь этой лаве вроде бы некуда, только в бухту, а деревня, куда меня высадили с моей ротой, ни разу в пекло не попадала – как заколдованная. Дома мхом обросли, лианами, с двадцати шагов и не заметишь.

В дальнем конце зала появился диксиленд в белых смокингах, заблестела расчехляемая медь. Апату откинулся в кресле, пригубил шабли, торопливо соображая, что рассказывать, а что опустить. Полковник мог себе позволить этот клуб лишь раз в неделю, но связи и контакты, возникающие за сигарой или партией в бридж, стоили вложенных денег.

– И что же, – Де Ривейра, владелец обширных латифундий к востоку от Сан-Паулу и нескольких этаноловых заводиков, иронично прищурился, – удалось вашим молодцам воткнуть в кратер нетленный французский флаг? Зачистили остров от японских шпионов?

Полковник развел руками:

– Еще одно чудо. Почему японцы не окопались на этом острове, ума не приложу. Вокруг еще недавно шла форменная бойня. Американским металлоломом усеяны все проливы. Щепки от японских десантных ботов до сих пор носит по волнам. Самураи знали толк в войне – и не использовали такую бухту…

– Может быть, не наладили контакт с местными жителями? – спросил Риттерберг, дантист, швейцарский подданный, похожий на зубного врача ничуть не более, чем на швейцарца, таких ребят в черном Апату насмотрелся еще в Лиссабоне до начала войны.

– Любите мистификации, Рихард? Что могут противопоставить регулярной армии дикие пещерные люди? Вы представить себе не можете, какой разрыв между человечьими племенами создан техническим прогрессом. Мы входим туда, куда считаем нужным. Жапонезы тоже могли бы использовать остров по своему разумению. Хотя там, на Анъяре, мы почувствовали себя экипажем Кука. Туземцы – натуральные людоеды, безо всяких преувеличений!