Книга Моя любимая дура - Андрей Дышев

– Нашел что-нибудь? – спросил я.

– Ага, – изо всех сил стараясь скрыть волнение, ответил Мураш. – Кажется, это капот машины…

Неужели пришел конец моим мучениям? Неужели сейчас мы достанем чемодан, из-за которого окружающие меня люди оставили на земле столько грязи? Сатана, приняв жертву, сытно рыгнул и, подобрев, подкинул Мурашу ящик Пандоры…

Дацык так торопился спуститься к нам, что не смог удержаться за веревку и упал с трехметровой высоты на дно шурфа. К его счастью, там была горка рыхлого фирна.

– Ну-ка, шахтеры! – с волнением произнес он, приближаясь к нам. – Расступитесь! Дайте посмотреть!

– Это машина, – стал торопливо объяснять Мураш. Мне показалось, он был обеспокоен тем, чтобы я не присвоил себе лавры первооткрывателя.

Дацык даже в эту минуту не расстался с пистолетом. Впрочем, правильно сделал. Спустись он к нам без оружия, я бы немедленно использовал Дацыка в качестве настила для пола, и пил бы он талую воду до прибытия милиции. Мы с Мурашом посторонились. Дацык выхватил у меня из рук фонарик и посветил на торец тоннеля.

– Ну вот, – пробормотал он, часто дыша. – Нет ничего невозможного. Если очень захотеть, то всего можно добиться… Да, парни?

– Я как услышал металлический звук, так сразу понял, что это машина, – комментировал Мураш. – Я чувствовал, что копать надо именно в этом направлении. Чутье подсказало…

Луч света скользил по пластиковому бамперу машины. Мураш снова взялся за лопату и расчистил передок. Теперь можно было не сомневаться, что это десятая модель «ВАЗа» серебристого цвета. Из-под снега обнажились помятый капот и часть сплющенной крыши. Ветровое стекло, разумеется, отсутствовало, внутренность салона была плотно набита снегом. Машина крепко сидела в ледяных тисках, причем задняя ее часть находилась глубже, чем передняя. Казалось, что несчастный седан за мгновение до своей гибели приподнял нос, пытаясь взлететь подобно самолету.

– Я всегда говорил, что ты хороший парень, Мураш, – не скрывая радости, произнес Дацык. – Вот только… Да ладно, не будем о грустном. Ты помоги до чемодана добраться, а потом можешь папу откапывать, сколько твоей душе угодно. Надо к багажнику пробиться. Придется углубляться…

Ну уж нет! Сначала надо разобраться с совестью. Чем черт не шутит? А вдруг Мураш говорил правду? Если удастся откопать тело водителя, то совсем нетрудно будет проверить его водительские права. Я оттолкнул Дацыка и протиснулся к капоту. Встал на него одним коленом и стал выковыривать снег из салона через окно.

– Не надо этого делать! – вдруг истерично воскликнул Мураш.

Дацык неожиданно стал моим союзником.

– Спокойно, сын романтика и поэта! Он ради тебя старается!

– Это должен сделать я, а не он! – крикнул Мураш.

Я не оборачивался, но хорошо слышал звуки борьбы за спиной. Собственно, борьба исчерпалась после того, как Дацык двинул Мураша в челюсть. Мураш сразу притих. Работа продвигалась тяжело. В салоне снег был крепко спрессован, и мне стоило больших усилий пробиваться вглубь на каждый сантиметр. К тому же я не мог наносить слишком сильные удары, опасаясь повредить штыком лицо покойника… Вот я освободил рулевое колесо, помятое, как крендель из теста. Вот проступили детали покореженной панели. Я чувствовал, как с каждым мгновением растет напряжение за моей спиной. Зрелище, которое нам предстоит увидеть, будет не из приятных… Я уже не бил лопатой, а аккуратно скреб ею, снимая слой за слоем. Дацык помогал мне, сгребая снег с капота под ноги. Осталось немного. Черенок лопаты уходил в нутро мертвой машины уже почти наполовину… Штык коснулся чего-то мягкого, пружинистого…

– Он? – негромко спросил Дацык.

Я положил лопату на капот и просунул внутрь руки.

– Дайте света! – крикнул я.

Что-то темное, мягкое… Я стал крошить снег пальцами. Нет, это не тело. Это заледеневшая ткань чехла для сиденья… Я снова взялся за лопату. Через несколько минут я просунул голову и плечи в середину салона. В луче фонарика клубился пар от моего дыхания.

– Ты не молчи! Ты говори что-нибудь! – забеспокоился Дацык.

Я выбрался обратно.

– В салоне никого, – сказал я. – Видимо, водитель при ударе вылетел через ветровое стекло.

Мураш с облегчением вздохнул. Кусок тяжелого льда сорвался со свода и ударил Дацыка по плечу. Дацык чертыхнулся и недоверчиво посмотрел на холодные тонны, нависающие над нашими головами.

– Нас тут слишком много, – пояснил я. – От нашего дыхания становится тепло, и лед начинает усиленно таять. И вода прибывает. В любую минуту все может обрушиться.

– Не пугай, – проворчал Дацык, но все же заметно заволновался.

– Надо вычерпать воду, чтобы она не подмывала стены, – предложил Мураш. – И немного углубить дно шурфа, чтобы оно находилось ниже уровня машины.

Вычерпать, углубить… Я со злостью вогнал лопату в стену тоннеля. Мне это все надоело. Моя функция закончилась. Пусть в этом дерьме копаются те, кому это нужно. Дацык почувствовал, что назревает бунт, и попытался старыми приемами нагнать на меня нового страху.

– Ты что, скотина? – взвизгнул он, размахивая перед моим лицом пистолетом. – Наглеть начинаешь?

– Я свое отработал, – сказал я. – А твоя пукалка меня уже не пугает.

Тут на капот с грохотом упал увесистый, размером с подушку, кусок льда. Дацык спиной попятился к шурфу.

– Имейте в виду! – орал он. – Вы выйдете наверх только с чемоданом! Или эта нора станет вашей могилой!

Вот же подонок! Злость вспенилась во мне, подобно взрыву. Я понял, что если сейчас не придушу Дацыка, то умру от осознания бессмысленности своей жизни. Я двинулся на него, приподняв руки как клешни. Брызги веером хлестнули по тающим стенам.

– Стоять! – пронзительно закричал Дацык. – Я буду стрелять! Я буду стрелять, скотина!

Мне было наплевать на то, что он собирается сделать. Для меня куда важнее было осознавать то, что обязан был сделать я. Я шел по колени в воде, отталкиваясь локтями о стены. Я наезжал на Дацыка, как поезд метро, как поршень внутри шприца, как снаряд внутри ствола.

– Стоять! Стоять!

Он выстрелил. Яркая вспышка ослепила меня. Грохот ударил по ушам. Я почувствовал, как где-то сзади снова обрушился свод, и ледяная глыба заставила содрогнуться тоннель. Громко застонал Мураш. Я остановился и обернулся. Мураш полулежал у капота и выбирался из кучи битого льда.

– Мне отдавило руку! – со слезами воскликнул он. – Пожалуйста, не надо стрелять! Сейчас все обрушится на нас!

Злость медленно отпускала. Я вдруг необычайно остро почувствовал близость смерти, и она охладила меня своим дыханием. Нелепо быть заживо погребенным. Вообще нелепо умирать по прихоти негодяя. Конечно, приговоренным не дают права выбирать себе палача, но мне по-человечески стыдно было отдавать жизнь Дацыку и быть похороненным в одной могиле с таким слизняком, как Мураш… Я вернулся к машине, присел на капот. С потолка лилась вода, как из испорченного душа. Тусклый свет фонарика, за которым темнел силуэт Дацыка, напоминал фару мотоцикла, который медленно ехал сквозь дождь мне навстречу. Брызгаясь, с рыхлого свода в воду падали кусочки льда. Было похоже, что у нас под ногами веселятся лягушки.