Книга Наследники легенд - Ирина Шевченко

– Хватит, – тихо попросила Вель, чувствуя, как слабеет. – Хватит, оставьте и мне немного.

Тени заворчали, недовольно, но благодарно расступаясь перед ней. Девушка вынула из сумки несколько синих лоскутов и сдавила в ладони, зажимая порез. Убедилась, что путь свободен, и шагнула вперед.

Одноглазый сидел в центре маленькой полянки. Ему повезло – он сумел уйти в светлый лес. Но вырваться из кольца не смог. Наверное, отбивался от теней какими-то чарами, но, когда его силы иссякли бы, темные без труда заполнили бы это пространство и выпили жизненную энергию пленника. По их законам он был виновен, а наказание они признавали лишь одно – смерть.

– А, это ты, – скривился он, заметив девушку.

– Я. – Ей трудно было стоять, и Вель села подальше от сверлившего ее недобрым взглядом мага.

Но он сам поднялся и подошел, зависнув над ней, как высматривающая добычу птица, имя которой ему дали.

– И зачем явилась?

– Один остолоп отстал от отряда. Пришлось возвращаться.

– Да? – Он присел на корточки перед ней. – А разве в твои планы не входило оставить меня тут? У меня было время подумать, Вель. Ты же не по доброте душевной рассказала мне, о чем нельзя думать на Черте. Знала, что после твоих слов я при всем старании только об этом и буду думать, да? А я еще благодарил. Действительно, остолоп!

– Я думала, ты сильнее. Тени попугали бы тебя. Пальнул бы по ним светом, пробежался бы. Навернулся бы пару раз на корягах…

– Дура! А то, что я был там не один? Остальные хоть дошли?

– Да.

– И то хорошо. Но какая же ты все-таки… Мало было извинений? – Он увидел зажатые в кулаке лоскутки, подцепил края и резко дернул. – И этого было мало?

Авелия тихо вскрикнула от боли, а одноглазый уставился на испачканные кровью полоски ткани в своей руке.

– Это… ты…

– Порезалась, – буркнула она в ответ. – Поэтому сразу идти нельзя. Тени чувствуют кровь.

Ее может не хватить на то, чтобы остановить темных стражей.

– Так что, придется ждать, пока рана затянется?

– Не придется. Перекинусь.

– Ну так… давай.

– Не могу. – Девушка закрыла глаза и откинулась на спину. – Устала. И тебе пока нельзя в сумерки. Ты еще думаешь о прошлом.

– Попробуй тут не думать.

– Думай. Но думай по-другому. Даже если ты душил младенцев в колыбели, думай, что был прав, когда делал это.

– Ты ненормальная! – Вель услышала, что он сел рядом. – Не душил я никаких младенцев!

– И о чем же ты думал, что тени кинулись на тебя?

Он не ответил. Конечно, зачем ей знать, какие грехи скрываются в прошлом великих магов! Колдун недоделанный! Даже не подумал предложить ей помощь, тут же еще можно использовать дар!

– Мой дед был имперским офицером, – сказала она, не открывая глаз и будто бы ни к кому не обращаясь. – Приплыл на Саатар в одну из прошлых войн. Встретил здесь бабушку… Я никогда его не видела, но знаю, что в империи у него остались братья и сестры. Мама говорила, что ее отец был пятым ребенком в семье, но не младшим. Всего их было восемь. Так вот, всякий раз, убивая имперского солдата, я думала, а что, если это какой-нибудь мой родственник? Троюродный брат, дядя… Это ведь большой грех – пролить родную кровь. Но я всегда вспоминала о том, что, если бы я этого не сделала, тот солдат убивал бы моих друзей, знакомых, просто невинных людей. Защита невинных – благое дело. А ради благого дела можно и грех на себя взять.

Вель давно это для себя решила и сама себя простила. А вот как бабушка могла простить деда, до сих пор не понимала. Он же был врагом, она должна была его ненавидеть. А она полюбила. И принцесса Эннатиаль полюбила когда-то капитана Эдмона, а он тоже был врагом – вчера у Кургана Авелия вспоминала их историю, услышанную в детстве от мамы, и думала о том, какая все-таки странная штука эта любовь…

– Ты серьезно? – неожиданно рассмеялся маг. – Каждый раз вспоминаешь о своей имперской родне?

Она открыла глаза и посмотрела на него с удивлением. Что смешного?

– Да-а, – протянул Буревестник. – Тараканов у тебя в голове еще больше, чем я предполагал.

Вель села и задумчиво почесала макушку. Подтянула к глазам не попавшую в косичку прядь и пожала плечами. В волосах могут завестись вши или блохи. Но тараканы?!

Одноглазый снова расхохотался:

– Не на голове. В голове. Тараканы. Странности, странные мысли. Так говорят.

– А, ясно. У меня тараканы. Тогда у тебя тоже. И твои тараканы привели тебя сюда.

Он перестал ухмыляться. Отвернулся в сторону и начал тем же тоном, что и она до того, словно говорил с пустотой:

– Однажды я убил человека. Это был первый человек, которого я убил. Он не был моим врагом. Наоборот. И я убил его не потому, что желал ему зла, а потому, что не видел другого способа спасти от мучительной смерти. Но иногда я думаю, все ли я тогда сделал, чтобы избежать этого. Может, был другой выход? Может, я что-то упустил? Я вспомнил об этом, когда ты сказала, что на Черте нельзя сожалеть о прошлом. Но одного случая, наверное, было бы мало, чтобы привлечь такое количество теней. Были еще. Были люди, которых я лично не убивал, но которые умерли по моей вине. Нил. Тоже маг. Он прибыл из другого… другой страны, это была не его война. Но он остался с нами. Я должен был страховать его в одном деле, но опоздал. От Нила и его ребят осталось только пятно, как то, что мы видели сегодня на дороге. Еще Вар…

И он говорит, что это у нее в голове расплодились вредные насекомые. Свои бы мозги чаще проветривал! Тогда бы и теней прошел. Тем ведь все равно, виновен ты на самом деле или нет, они не судят – приговор себе человек выносит сам. Они лишь приводят его в исполнение. А послушаешь Буревестника, так все жертвы Кармольской войны на его совести.

– Да уж, – нахмурилась девушка. – Такого преступника еще поискать. Тебе что, трудно было в десяток мест сразу успеть, всех друзей спасти, а всех врагов убить? А пожары потушить? Ураганы усмирить? А заодно урожайность на полях поднять и надои у коров увеличить?

– Иди ты. Я же серьезно.

– И я не шучу. Если ты бог, не отлынивай от обязанностей, твори добро. А если человек… кончай дурью маяться. И отвернись.

– Что?

– Отвернись, говорю. Или пять медяков выкладывай – Эйкен говорил, что в борделях на побережье девицы столько берут за то, чтоб мужики глазели, как они под музыку оголяются.

– Под какую музыку? – вконец обалдел одноглазый.

– М-да… Нет музыки. Но не расстраивайся, я напою что-нибудь.

Пока до него дошло, она успела стянуть сапоги.

И с чего это он решил перед ней выговориться? Странно. Особенно, если вспомнить, по чьей вине застрял здесь и какие планы строил на их следующую встречу. Все припомнил бы: и синие ленточки на ветвях вдоль тропы, и «дружеский» совет. Мстительная дрянь! И додумалась ведь! Придушить готов был. А потом взял и рассказал ей все, как на духу выложил.