Книга Несомненно ты - Джуэл Э. Энн

закончим есть? — отвечаю я ей вдогонку.

Лотнер поднимается из-за стола, вытирая рот.

— Я займусь этим.

Я слабо улыбаюсь ему и киваю.

— А куда вы собираетесь на медовый месяц? — спрашивает Эмму Дэйн.

Это становится для меня сигналом, чтобы уйти. Я беру игрушки, которые лежат на другой стороне террасы и свищу собакам. Все три бегут ко мне. Я снова и снова кидаю им игрушки, стоит им принести их обратно. Я посматриваю на Лотнера и Оушен. Он улыбается ей, но его взгляд быстро находит мой, будто он чувствует, что я смотрю на него. Мы находимся в добрых пятидесяти метрах друг от друга, но когда его голубые ирисы смотрят на меня, я чувствую, что он так же близко, как тогда в ванной.

Ванная. Господи, что там случилось? Как так вышло, что меньше, чем неделю назад я уже начала произносить свою клятву Дэйну, а Лотнер женится через месяц, но когда я рядом с ним, все эти три года разлуки, кажется, исчезают? Всё так запутанно.

ГЛАВА 26

29 июня 2013 г.

Выходные ещё никогда не тянулись так долго. Мне серьёзно нужна помощь психиатра.

После ужина Лотнер и Эмма быстро уезжают домой, а Оушен уже в девять часов ложится спать. У Дэйна, однако, игривое настроение. Как у кота. Какая-то часть меня задумывается над тем, не укусил ли его какой-нибудь кот, и теперь он заразился кошачьим вирусом, подобно Питеру Паркеру, которого укусил паук. Всё время, пока я мою посуду, он постоянно трётся об меня, утыкается носом мне в шею и облизывает. Его язык сухой… как у кота. Серьёзно. А когда он урчит от удовольствия, это действительно похоже на мурчание. И я чуть в обморок не падаю от шока, когда смотрю на Дэйна и вижу, как он облизывает ладонь. Я думаю: «Чёрт возьми! Он умывается». Но затем до меня доходит, что у него на руке осталась глазурь от пирожного Оушен.

Я схожу с ума. Лотнер снова появляется в моей жизни самым ужасным способом, который только можно придумать. Я не могу выбросить его из головы. Когда Дэйн избавляется от своего пугающего кошачьего образа, то превращается в собаку в постели. Он ещё больше облизывает меня, но это не сексуальные облизывания. После них хочется пойти и умыться. Такое ощущение у меня появляется после упоминания о докторе Браун и от «поцелуев» Сворли. Должно быть, перед тем как прийти в спальню, Дэйн выпил воды, потому что его сухой язык превратился в гладкую, слюнявую, покрытую смазкой, лопату. Его руки кажутся мне наждачной бумагой, от которой по коже бегут мурашки, от каждого его прикосновения. Увеличивающаяся, но не такая большая, как у Лотнера, эрекция в его боксерах грубо трётся о моё бедро, пока он сжимает мою ногу и ласкает грудь. Даже мои соски напуганы, потому что спрятались, словно черепахи, и не хотят твердеть. Я молча лежу в постели, моё тело безжизненное, словно у трупа. Это продолжается до тех пор, пока Дэйн не спрашивает, в чём дело. И машинально следует ответ, который, клянусь, я никогда до этого не использовала в постели. Это отчаянная мольба: «У меня болит голова».

Попивая чай в ожидании, пока проснётся Оушен и вернётся с пробежки Дэйн, я начинаю смотреть на вещи иначе. Прошлой ночью он использовал те же самые движения, что и всегда, начиная с нашего первого секса. Но Лотнер проник мне в голову. Я даже пытаюсь представить его, занимающегося сексом с Эммой, надеясь, что во мне проснётся злость, и я захочу Дэйна, как это было, когда я увидела их в парке. Но ничего не работает.

— Доброе утро, солнце. Как голова? — бодро спрашивает Дэйн, отпуская Сворли с поводка.

— Уже намного лучше, спасибо, — улыбаюсь я.

— Когда будут эти примерки или что там запланировано?

Я пожимаю плечами.

— Точно не знаю. Они ещё не звонили.

— А это только поход для девочек или мы все туда идём?

— Этого я тоже ещё не знаю, — отвечаю я, делая глоток чая. — Эмма хочет взять с собой Оушен и только Оушен, чтобы они с Лотнером могли отвезти её к его будущему тестю на бранч завтра. Что думаешь по этому поводу?

Дэйн жадно выпивает всю воду, а затем вытирает губы тыльной стороной ладони.

— Я знаю доктора Кейна. Он отличный человек. Тут уж как ты захочешь, но я бы не стал так сильно волноваться, только если ты совсем не доверяешь Лотнеру.

— Дело не в доверии. Оушен такая маленькая, я не хочу, чтобы она испугалась.

— Она абсолютно мамина дочка, но я думаю, что с ней всё будет в порядке. Возможно, это хорошая идея отпустить её на несколько часов, прежде чем они решат забрать её с собой на выходные в Лос-Анджелес.

Я резко поднимаю голову.

— Почему ты сказал это? Они говорили тебе что-то?

Дэйн выбрасывает пустую бутылку в мусор.

— Пока ты играла с собаками, а Лотнер качал Оушен, Эмма упомянула о возможности забрать к себе Оушен на следующие выходные. Она считает, что нужно провести с ней как можно больше времени перед свадьбой, чтобы, когда они вернутся из медового месяца, не начинать знакомиться с ней заново.

Мой мозг кричит «только через мой труп», но вслух я этого не говорю.

— Был только один день и одно посещение. Пока ещё я не могу давать никаких обещаний.

Почти в десять утра мне звонит Лотнер. Дэйн нашёл дерьмовое оправдание, чтобы не идти с нами, что-то там насчёт протечки крана на заднем дворе. Но чтобы не прослыть некоммуникабельным человеком, он предлагает снова встретиться за ужином в итальянском ресторане, расположенном около студенческого городка.

Поездка в Сан-Франциско в салон платьев проходит без происшествий. Эмма постоянно говорит о своём новом дизайне сайтов и о свадьбе.

— Мэггз! — вскликивает Эмма, когда мы входим в шикарный магазин.

Высокая худая дама подходит и обнимает её. Ей, вероятно, около сорока, блондинка с короткими волосами.

— Дорогая, — здоровается она с ней в своём «я такая заносчивая» духе.

— Хочу тебя познакомить с Оушен, — Эмма берёт её за руку, и я нехотя отпускаю её. — Это дочь Лотнера.

Мэггз осматривает её с ног до головы и улыбается настолько, насколько ей позволяет её обколотое ботоксом лицо.

— Оу, какая ты кнопочка, — и щелкает Оушен по носу кончиком своего акрилового ногтя. — Пойдём, снимем с тебя мерки и подберём идеальное платье.

Я иду за ними, но Эмма поворачивается ко мне.

— С ней всё