Книга Стеклянный занавес - Мария Ивановна Арбатова

И про Лебедева вспомнили только в связи с выборами, а раньше с ним по улице было пройти невозможно. Вот и она вернётся в тихую рабочую жизнь.

Возле станции метро окликнула старуха в выгоревшем цветастом платье и мужском пиджаке поверх него:

– Купи, дочка, мёду полакомиться. Хочешь, проверим?

Открыла литровую банку, достала из сумки ложку, завёрнутую в чистую тряпочку, зачерпнула мёда и стала лить в банку тонкой струйкой, пока та не превратилась в паутинку Мефодия Перепелятника, золотящуюся на солнце.

– Беру всю банку, – сказала Валя – бабушка так же проверяла мёд.

– Кум с пасеки шлёт, – пояснила старуха. – Мёду вёдрами, а хлеб купить не на что. Узнала я тебя. С депутатом живёшь.

– Врут газеты, – смутилась Валя.

– Коли врут, плюнь да разотри. Молодых ругают, что со всеми живут, а кто войну даже по тылу прошёл, все не святые, хотя про войну господь спишет. Не пожалеешь, что всю банку взяла.

– Куда столько? – удивился Денис, увидев мёд. – Молодым раньше вручали на «медовый месяц» бочонок мёда, заставляли весь съесть.

– В Берёзовой роще давали не бочонок, а свадебный каравай, – вспомнила Валя. – Тесто месила счастливая замужняя баба, чтоб передать через него счастье, пока месила, молилась и пела!

– Классическое всовывание православия в языческий обряд, – не удержался от комментария Денис.

– В печь каравай сажал справный женатый мужик и молитву читал, чтоб жених стал толковым, а не гуляка да пьяница. А резал каравай самый послушный ребёнок.

– Ты резала?

– Я ж для них городская, городским не доверяли. А горшочек мёда ставили, когда искали, где строиться. Набегут к утру муравьи, значит, место хорошее.

– Вот и поставь на Пречистенке.

– Пречистенка отменяется – я ухожу с телевидения! – выпалила Валя, хотя планировала обставить новость иначе. – Открою кабинет, пойду учиться, чтоб ты меня не стеснялся…

– Олимпийские чемпионы, уходя из спорта, болеют или спиваются, – заметил он.

– Чемпион всю жизнь впахивал, а я дуриком выбилась. Плохо мне на телевидении. Мне, если совсем честно, и в городе плохо. На Вернадского хоть парк под окном, стенка тёплая, как печка в Берёзовой роще.

– Сама Пречистенку выбрала. – Денис не понимал, как реагировать на её признания.

– Там первый этаж, стены старые. Хотели с Викой берёз насажать, но последнее время чувствую, как Москва меня выталкивает. Перед медучилищем городок выталкивал, казалось, всем рассказали про меня плохое, все тыкают пальцем. А теперь меня узнают даже фонарные столбы и вся Москва тычет пальцем. – Валя аккуратно подбирала слова, но всё равно скатывалась в истерику. – Вот вроде и счастье свалилось, а мне всё опять не так…

– Просто перенапряглась на выборах, – успокоил Денис. – Как там, кстати, с коробкой от ксерокса?

– Нормально. – Рассказывать ещё и про это не хотелось. – Умираю от голода, с утра только чаю попила с материной плюшкой.

Но зазвонил сотовый, и Ада бравурно закричала в него:

– Лебёдка, у меня предложение, от которого ты не сможешь отказаться! Оденься посексуальней и чеши в Центризбирком! Я договорилась о пропуске!

– Ещё как смогу отказаться! – отрезала Валя.

– Лебёдка, здесь переизбыток бесплатного эндорфина и концентрированные элиты! Это будет звёздный час твоей жизни, правнукам расскажешь! Твой только что мимо меня проскочил. Если тебе положить на демократию, приди хоть его поддержать!

– Я уже поддержала и его, и демократию. Извини, ужинаю, – почти зарычала на неё Валя и отключила телефон.

– Куда это тебя сватали?

– Ада хотела напоследок поторговать моим лицом в Изберкоме.

– По правде сказать, я и сам бы жил в деревне, если б там было кого учить, – признался Денис.

– В деревне? Да ты и печку-то не растопишь!

– Научился в экспедициях. И отдыхаем с Вадиком в деревнях, потому что на курортах такие же толпы, как здесь. Выходишь, и в голове смазывается в плюс-минус тысяча человек…

– А со мной эта плюс-минус тысяча ещё и хочет общаться, – ухватилась за его фразу Валя. – Чужие люди обижаются, что они в меня уже не лезут. Так устала от них, что все вдруг стали чужими и сама себе стала чужая. А в деревне вокруг только свои.

– Заварить чай, с мятой и чабрецом? – предложил Денис.

Валя обзавелась на его кухне льняными мешочками для трав, сшитыми матерью, и наклеила на каждый лейкопластырь с названием.

У бабушки травы висели именно в таких мешочках и лежали по берестяным туескам, она приговаривала: «Береста сама заразу гонит». И хранила в берестяных туесах не только соль и сахар, но масло, сметану, молоко и творог.

– Мать, когда показала ордер, что из барака переезжаем в квартиру, бабушка сказала: «Ты, Галька, с нужником в доме да без бани станешь как цепная собака у Фимки. Она в конуре своей серит да закапывает. А Дашка моя, хоть дворняга, даже в мороз во дворе не нагадит, пойдёт за околицу», – рассмеявшись, рассказала Валя.

Она тогда пробовала объяснить бабушке, как устроены водопровод, канализация и газовая плита, но та представляла это исключительно в виде поставленных друг на друга колодцев, нужников и печек.

Ведь единственное посещение города было связано с арестом деда и с тем, как её, беременную, допрашивали и избивали.

– Бабушка твоя понимала, что изба – оболочка семьи и модель отношений внутри неё. А зонирование создаёт магию обживаемости: в этом углу готовят, в этом растят малышню, в этом ткут, в этом молятся… Под красным углом собираются за столом.

У бабушки Поли так и было. В горнице обитали большой стол со стульями, печка, буфет, полки, сундук, кровать с горой подушек и радио. На кровати спали редко. Зимой было теплей на печке, а летом слаще на сеновале.

– В идеальном поселении живёт так называемое число Данбара: сто пятьдесят – двести человек, – заметил Денис. – Отсюда в деревнях иная ценность каждого, горизонт там снижается до роста отдельного человека. Это открытие антрополога Робина Данбара, изучавшего традиционные поселения.

– Думала, буду тебе объяснять, а ты сам объяснил. По-научному.

– Я, кстати, проголосовал в первых рядах. Вадик у родителей, шампанское в холодильнике. Откроем?

– Только после победы Ельцина! – помотала головой Валя.

– А если проиграет? Выльем? – засмеялся Денис.

– Выльем! – Ей было не до шуток.

Вечер и ночь они нервничали, перещёлкивали пультом с канала на канал, перезванивались с близкими, смотрели подсчёт голосов и нон-стоп комментариев.

Валя подумала, что, наверное, такое же тягостное ожидание у роженицы, когда хочется перепрыгнуть через время схваток-потуг, оказавшись уже там, где протягивают скользкого вопящего малыша.

Показали Избирком, увидела там Горяева, Рудольф, Голубеву, Олега Вите с женой. И ещё кучу людей, включая нарядную Джуну.

По НТВ выборы комментировал диктор Осокин, раздражавший Валю сходством с Михаилом. Он обезличенно читал по бумажке вести из регионов.

Показали, как Коржаков и Барсуков