Книга Судьи и заговорщики: Из истории политических процессов на Западе - Ефим Борисович Черняк

безрезультатно шантажировать Паниццарди и Шварцкоппена вплоть до их отъезда из Парижа. В отношении Шварцкоппена этим занялся еще осенью 1897 г. аферист Лемерсье-Пикард. Он помогал Анри подделывать документы и по его поручению постоянно угрожал немецкому полковнику опубликованием различных фальшивок, а также писем Шварцкоппена к его любовнице. 3 марта 1898 г. Лемерсье-Пикарда нашли повесившимся в своей комнате; осталось неизвестным, было ли это убийство или самоубийство[436]. Надо добавить, что вообще несколько важных свидетелей скончались при неясных обстоятельствах. Ка-питан Аттель, якобы присутствовавший при «признании Дрейфусом своей вины капитану Лебрен-Рено, был найден мертвым в поезде; такой же подозрительной была смерть секретаря Анри — некоего Лориме и т. д.[437]

Можно было опасаться, и с полным основанием, любых неожиданностей со стороны Эстергази. К тому же майора привлекли еще раз к суду, на этот раз гражданскому. Героя националистов обвиняли теперь просто в воровстве большой суммы денег, которые его племянник попросил положить в банк[438]. Майор сообразил, что Анри избран козлом отпущения и что следующей будет очередь его, Эстергази. «А я по своей природе питаю непреодолимое отвращение к роли жертвы, — писал немного позднее многоопытный жулик… — Мой отъезд был решен»[439]. Налегке, как бы отправляясь на прогулку, он сел на дачный поезд, потом пересел на другой, пересек бельгийскую границу и вскоре очутился в Лондоне. Это произошло 1 сентября, через сутки после того, как Анри нашли мертвым в его камере.

В первые дни после разоблачения фальшивки Анри реакционную прессу поразил столбняк. Но она вскоре с новым рвением развернула кампанию против пересмотра «дела Дрейфуса». Идеолог монархистов Шарль Моррас, обращаясь к тени Анри, писал в «Газетт де Франс» 7 сентября 1898 г.: «Ваша злополучная фальшивка будет считаться в числе ваших самых славных военных подвигов». Он добавлял: «Наше порочное, полупротестантское воспитание мешает нам осознать подобное интеллектуальное и моральное благородство». Моррас обрушивался на «палачей» своего героя, «членов синдиката измены» [440]Правые газеты уверяли, что эта фальшивка — единственная среди подлинных документов, что она представляет собой запись «устных разведывательных данных», что она была сфабрикована после вынесения приговора Дрейфусу и, следовательно, не может бросить тень на решение военного суда. Была организована подписка на сооружение памятника Анри. Среди жертвователей было пять генералов, находившихся на действительной службе, то и дело мелькали фамилии видных представителей духовенства, один из которых присовокупил к своему дарению записку, гласящую: «Кровь полковника Анри вопиет об отмщении»[441]. Самый опасный для генералов свидетель Пикар, быть может, спас себе жизнь, заявив: если его найдут подобно Анри в камере с перерезанным горлом, пусть не считают это самоубийством.

Немало хлопот доставлял реакционному лагерю и его прежний любимец Эстергази. Очутившись в Лондоне, бывший майор решил подороже продать газетам свои признания — секретную историю «дела Дрейфуса». С этой целью Эстергази предпочел сбывать свои секреты по частям, каждый раз подбрасывая новый пикантный материален к уже известным фактам. Демонстрируя мертвую хватку, он начал с горделивых утверждений: «Я не намерен торговать государственными секретами, я предоставляю это Дрейфусу и Пикару»[442]. Это означало, что Эстергази хотел получить настоящую цену. После того как первый урожай гонораров был снят, в ход пошли более серьезные вещи. Еще в интервью английской газете «Обсервер» Эстергази уверял, что он написал «бордеро» по указанию полковника Сандерра; об этом знал и Анри, но, к сожалению, оба этих лица мертвы и не могут подтвердить его слова. «Бордеро» было составлено, чтобы скомпрометировать Дрейфуса. Против него у Генерального штаба не было вещественных доказательств, хотя было известно от французских разведчиков, что Берлин получает сведения, которые якобы только Дрейфус мог сообщить, поэтому они и были перечислены в «бордеро»[443]. Войдя во вкус разоблачений, авантюрист не жалел крепких эпитетов для своих бывших патронов, именуя их не иначе как ослами, кретинами, лицемерами (употреблялись и более сильные выражения). В другом случае Эстергази заявил — и на этот раз он говорил правду, — что генералы с самого начала знали о невиновности Дрейфуса и отнюдь не являлись жертвами обмана со стороны недобросовестных подчиненных.

Французские националистические газеты, обливая помоями своего вчерашнего кумира, в свою очередь доказывали, что «негодяй Эстергази подкуплен дрейфусарами» (об этом до сих пор бездоказательно пишут реакционные историки). Следует лишь добавить, что и дрейфусары, в большинстве своем буржуазные либералы, обличая отдельных представителей военщины, не очень стремились к тому, чтобы вскрыть корни провокации, затеянной Генеральным штабом в 1894 г.[444]

Кавеньяк, спекулируя на том, что именно он разоблачил фальшивку Анри, надеялся, что ему удастся воспрепятствовать пересмотру «дела Дрейфуса». Однако надежды его не оправдались. Кавеньяк подал в отставку. Просьба о пересмотре, посланная женой Дрейфуса, была принята уголовной палатой кассационного суда Франции. В свою очередь Генеральный штаб начал новую сложную игру. Было назначено дополнительное расследование роли Пикара, в результате которого выдвинуто требование предать его военному суду за… мнимую подделку «бордеро» — письма Шварцкоппена к Эстергази. С другой стороны, капитан Кюинье и его начальник майор Роллен, сменивший Анри на посту шефа контрразведки, выдвинули новое и, как позднее выяснилось, опять ложное доказательство виновности Дрейфуса.

Среди бумаг, конфискованных у Дрейфуса в 1894 г., имелся экземпляр секретного курса, прочитанного в военной академии. В копии якобы отсутствовало несколько страниц. Именно эти страницы, оказывается, были найдены в документах, похищенных одним французским агентом у первого секретаря германского посольства. Эту линию Кюинье вел и на заседании Уголовной палаты.

Тем не менее становилось все более очевидным, особенно после того как были заслушаны показания Пикара, что Уголовная палата кассационного суда вынесет решение о пересмотре дела В попытке помешать принятию решения антидрейфусары провели через палату депутатов и сенат резолюцию, по которой рассмотрение дела было изъято из ведения Уголовной палаты и передано объединению всех палат кассационного суда.

3 июня 1899 г. в Лондоне Эстергази дал интервью корреспонденту «Матэн». Он снова подтвердил, что является автором «бордеро» и что Сандерр, Бийо, Буадефр и Гонз знали об этом с самого начала. В тот же день, 3 июня 1899 г., кассационный суд единодушно постановил, учитывая вскрывшиеся факты, аннулировать приговор 1894 г. и — уступка националистам — передать дело на новое рассмотрение военного трибунала’[445]. Несмотря на лихорадочную агитацию, манифестации, погромы «изменников», положение антидрейфусаров стало очень непрочным. Первоначально в правых партиях усилились крайние, экстремистские элементы[446], но потом даже многие консервативные деятели типа Пуанкаре и Барту сообразили, что дальнейшая безоговорочная защита махинаций скомпрометировавших себя главарей военщины может повредить их политическому будущему, и в своих выступлениях изменили тон[447].