Книга Демон на Явони - Алексей Львович Шерстобитов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пол часа Михайлов уже докладывал Михалеву о происшествии и предпринятых полицией мерах.
— Вот и молодца… Лихо справились, а главное без сучка и задоринки написал… А вот еще что — ППСники просили напомнить по поводу минивена этого Смысловского. Его обыскивали?
— Тьфу ты! Да нет, честно говоря, еще не успели, а тогда…, останки девочек то нашли, ну и бросились дальше…, в погоню, будь она не ладна… Валерич, а вот скажи честно…
— Ну?
— Если бы я своего «Патрика»[31] ухайдокал, мне бы его восстановили?
— Конечно, дорогой…
— Ничего себе… Ну вот я так и знал, что у нас все в этом плане правильно!
— Конечно, восстановили бы…, гонял бы сейчас на равнозначном виде транспорта — велике, как отец Иоанн, довольный всем! А что — бензин не нужен, денег на обслуживание — гроши, а здоровьяяя….
— Ну вот что ты за человек…
— Сам же все знаешь… От куда в ж. е алмазы?! Ты мне вот что скажи — что с матерью то это гробовщика делать будем?
— А что с ней?
— Ну… Она ж теперь одна… старушка то…
— А она сама чего?
— А кто ее знает… Ты, кстати, ее видел?
— Неееет…
— Ну так и увидь…
— Валерич…, ааа…, она где есть то? В доме то мы ее не видели… Вроде бы Смысловский говорил — это по словам Олега, что он сестру вызвал…
— Ну значит с сестрой она..
— В доме нет ни сестры, ни матери…, и вообще у Смысловского нет сестры…
— Может двоюродная?
— Ну… В общем мы были в доме, там пусто, и такое впечатление, что там живет…, гхы, гхы…, жил один мужчина…
— Либо он ее на тот свет отправил, либо…
— Она парализована… — уехать сама не могла!
— Так это что ж нам еще уголовное дело заводить? Вот как хочешь, чтобы без этого!
— Хм… И как это, если труп найдем…
— Просто найди ее!..
Через час УАЗ «Патриот» и УАЗ «Таблетка», тоже, что «Буханка» в простонародье, такая же, как у Марины, только с медицинским крестом на боку, не спеша подъехали к дому на Масылинском озере, купленным несколько месяцев назад Смысловским у убитой им женщины. Подполковник с красными от недосыпания глазами и пересохшими губами, раздавал указания своим подчиненным:
— Мужики, нам нужно найти эту бабку живой! Хотя, где она прячется… Мы подробно только дом и вот эту и эту часть участка обследовали. Давайте так, вы двое у воды и садик…, ну так поверхностно, если бы была «подснежником» давно бы появилась, а зимой земля, раскопанная сейчас бы просела, так что если закопал — кто его, больного ублюдка, знает… А мы пока быстренько по ту сторону дороги посмотрим…
На говорившего, через боковое стекло минивена Смысловского смотрели полные ненависти глаза. Настолько они были полны ярости, что вылезли, как принято говорить, «из орбит» и уже очень долгое время не прикрывались веками и на мгновение.
Только очень злой человек, я бы даже сказал, одержимый, может испытывать к другому такую ужасное чувство. Конечно, Михайлова можно было назвать косвенным виновником смерти Романа, но очевидно, что виновата во всем в первую очередь именно его мать.
Все мною рассказанное о ней, наверняка, впечатлило читателя, но уверяю тебя, друг мой — это еще не все. Несколько абзацев уточнят и дораскроют жуткость некоторых мазков, я бы сказал, самых важных в этой сегодняшней картине.
Это существо, которое и существом то описать рука не подымается, относилось к тем, что и после смерти способны, одним воспоминанием о себе навевать ужас и неприязнь. Вещи, когда-то принадлежавшие подобным, как заразные проклятья, несут в себе приманку для бед и несчастий. Можно по одному этому понять, какими они были при жизни.
Ни один человек, проходящий мимо, не оставался без проклятия этого взгляда, встретившийся бы с ним, ни смог бы избавиться от дурной мысли, почувствовав материализующуюся злобу внутри себя, направленную туда этими страшными по виду глазами.
Так случается, что человек прожив жизнь, сохраняет о себе только одну неизменную подробность — это взгляд. Он может становиться только глубже, взрослее, сильнее, властнее или наоборот, но он всегда остается принадлежностью одной личности и одного сознания. Никогда взгляд добрый, не меняется навсегда на злой — добрые люди отходчивы, быстро раскаиваются в своем гневе, считая в любом случае виновными только себя. Исключение бывает только, когда человек подпадает под воздействие обретенной или проявившейся врожденной патологии, уничтожающей личность и сознание, или посредством химического или механического воздействия, рушится само тело мозга.
Не станем судить об этом случае, нам важен сам факт этого взгляда, буравящего каждого сквозь сильно тонированные стекла.
Какое намерение может иметь человек с такими глазами? Что происходит в его голове? Скорее всего сам взгляд, не способный поменяться на другой, может указать на это. Ненависть к людям, к любым и каждому никогда не закончиться хорошо ни для самого ненавидящего, ненавидимого им. Наверное, таким взглядом обладают смертники в последние мгновения своей жизни, уже начавшие инициировать взрывное устройство в толпе ничего не подозревающих граждан.
Осмотр потребовал двадцать минут и не показал ничего. Михайлов оперся спиной о минивен, как раз подставив свою шею под этот взгляд в непосредственной близости. Ему показалось, что кто-то уколол его тонкой иглой в сам спинной мозг, почесался и почему-то почувствовал слабость. Мысли спутались, а вестибулярный аппарат перестал подавать и принимать команды мозга. Ноги еще чувствовали в себе силу, но равновесие удержать уже не могли, а потому чтобы не рухнуть, Андрей подогнул колени, но не рассчитал — получилось очень быстро, и падая, он ударился нижней честью о свою же коленку. Это было последнее, что он запомнил…
Кто-то суетился совсем рядом, слышался детский голос, остальные звуки показались очень знакомыми, настолько знакомыми, что можно сказать — родными. Андрей ни сразу вспомнил, что с ним произошло и, тем более, не знал почему. Во рту все пересохло, он попытался, что-то сказать, но вышел скрип. Послышались шаги, очевидно, что женщины: «жена» — понял он.
— Анрюша! Ну ты что, дорогой! Весь город переполошил! Нельзя так работать, ты себя в гроб загонишь, хорошо Марина Никитична рядом была и медики… — Он прокашлялся, но так ничего и не вспомнил:
— А что со мной?
— Что, что…
