Книга Страсть Клеопатры - Энн Райс

Сразу после их приезда Актаму и Энамон отнесли тело Сакноса, не проявлявшего признаков жизни, в комнату, служившую арсеналом, а через несколько минут перенесли оттуда в главный зал, безвольного, напоминавшего громадную тряпичную куклу. Возможно, в эти минуты ему дали что-то такое, что должно было ускорить его пробуждение.

Сакнос энергично замотал головой. Похоже, он только сейчас осознал, что в комнате есть кто-то еще, кроме Бектатен, и с любопытством взглянул на Рамзеса и Джулию, стоявших у окна на фоне усыпанного звездами ночного неба.

Затем взгляд его скользнул ниже и остановился на кинжалах, которые они держали в своих руках.

«Интересно, что чувствует бессмертный, ненадолго оказавшись в бессознательном состоянии? – подумал Рамзес. – Может быть, он видит какие-то сны – впервые за много столетий?»

У него было множество вопросов к Сакносу, но задать их он не мог, поскольку не он вершил тут суд. Сейчас они с Джулией были на этом процессе лишь свидетелями. Свидетелями и одновременно стражниками.

Наконец Сакнос заговорил:

– Будет ли мне позволено снова называть вас моей царицей?

Прежде чем ответить, Бектатен долго молчала.

Только сейчас Рамзес обратил внимание на дорогие кольца у нее на пальцах и на расшитый драгоценными камнями пояс, стягивавший ее тонкую талию, выгодно подчеркивая линию ее бедер. Уж не для Сакноса ли она сейчас надела все это? И решила отказаться от нарядов, которые могли скрывать достоинства ее безупречной фигуры?

Потому что на Рамзеса одежда и фигура Бектатен определенно произвели неизгладимое впечатление, и ему пришлось напрячь всю свою силу воли, чтобы скрыть это. Скрыть, как учащенно забилось его сердце при виде этого царственного черного лица в обрамлении длинных кос с вплетениями из золота и жемчуга, а также при виде идеальной формы груди царицы.

Наконец она нарушила молчание.

– Помнишь Иерихон? – спросила она.

– В моей памяти жив каждый момент, проведенный в вашем обществе.

– Но было немало и таких моментов, когда ты не догадывался о моем присутствии, – заметила она.

– Тогда расскажите мне о таких моментах, моя царица.

– Например, в твоей лаборатории в Вавилоне. В этом логове команды твоих многочисленных алхимиков. Я ведь нашла подпольный цех твоей лаборатории.

– Так вы были там? Следили за мной?

– Верно.

– И если бы я достиг успеха, вы использовали бы против меня свой яд, как сделали это сегодня?

– Я не использовала свой яд против тебя. Я использовала его против «фрагментов» – этих твоих прихвостней-бандитов, недостойных бессмертия. Я использовала его, чтобы сорвать твои планы похищения и пыток Джулии Стратфорд.

«Просто поразительно, как спокойно и мягко эти двое обсуждают подобные вещи, – думал Рамзес. – Беседуют себе, как прежде, будто и не было никаких этих тысячелетий. Неужели именно их многовековой возраст допускает такую удивительную смесь почти дружеских нот и сдержанности в диалоге?»

Бектатен принялась расхаживать из стороны в сторону перед своим пленником, поблескивая в свете камина идеальными косами цвета воронова крыла, и Рамзес уловил исходящий от нее легкий аромат духов.

Ее голова была украшена золотым венцом; это напомнило ему его собственное древнее царство и прекрасных женщин из его гарема. Он отвел взгляд и постарался прогнать эти мысли из своего сознания, однако, вопреки всему, Бектатен с еще большей силой продолжала возбуждать его воображение. Да и как мог бессмертный мужчина не предаться фантазиям об объятиях с этой бессмертной красавицей? И как было гордому фараону не сопротивляться таким мыслям?

– Вы убили моих детей, – тихо сказал Сакнос.

– Сейчас ты говоришь о них с любовью, а когда странствовал вместе со своими «фрагментами» в Иерихоне, то отзывался о них с отвращением. Они были твоими наемниками, только и всего. Ты тогда отвел меня в сторону, чтобы они не слышали, что эликсир, который ты дал им, был несовершенен. Ты и от этих своих детей держал это в секрете?

– Они знали о вашем яде.

– Да, когда я появилась перед ними сегодня, я заметила ужас в их глазах. А еще ты сказал им, что я сплю. И что поэтому меня бояться нечего.

– Откуда вам это известно? – спросил он.

– Мой сад хранит много тайн. Именно так я и поддерживаю свое правление, несмотря на то что у меня осталось всего несколько подданных.

Сакнос снова посмотрел на Рамзеса и Джулию:

– Похоже, что теперь подданных у вас стало больше.

– Для человека, вроде тебя, которым движет только корысть, дружба мало что значит.

– А царицы, не отягощенные бременем настоящих забот, всегда будут считать, что люди служат им не из страха, а потому что любят их.

– Так ты боялся меня, Сакнос? Именно это чувство руководило моим первым министром, прежде чем он предал меня?

– Я боялся, что вы предадите свой народ. И оказался прав.

– С чего это ты вдруг заговорил о народе? Когда тебя волновал народ? Может быть, тогда, когда ты захватил мой дворец, украл эликсир из потайной комнаты и дал его царским стражникам? Так ты, оказывается, о народе переживал, когда рвался к вечной власти, пытаясь обеспечить бессмертием только себя и свою стражу…

– Ах, Бектатен. В который раз мы снова возвращаемся к вашему величайшему заблуждению.

– И, по-твоему, в чем оно заключается? – спросила она.

– В вашей абсолютной уверенности в том, что тяга к власти – это проявление слабости.

– Речь идет о тяге к власти, которая, как лакмусовая бумажка, выявляет сущность человека. Это очень честолюбивые устремления, Сакнос. И я как историк не вижу тебя в этом качестве. Ни сейчас, ни раньше, тысячи лет тому назад. Ни в каких-то промежуточных столетиях.

– Какое это имеет значение? У меня ничего не осталось. Вы сами позаботились об этом. Мои дети… вы отобрали их у меня. Вы даже моих собак направили против меня. А что будет с моим поместьем? Сожжете его дотла, просто чтобы досадить мне?

– Я не стану отвечать на твои вопросы, пока ты не ответишь на мой.

– И что же это за вопрос?

– Каким образом твои «фрагменты» вдруг стали твоими детьми не только на словах, но и в твоем сердце? Откуда взялась в тебе эта неожиданная и необъяснимая любовь?

– Хотите узнать, что у меня на душе?

– Хочу понять твои мотивы. А душу твою, полагаю, мне лучше не исследовать. Пустое и опасное занятие сродни погони за лунным светом по краю обрыва.

– Вы просто пытаетесь бессмысленными разговорами оттянуть момент, когда убьете меня. Мои мотивы вам были ясны всегда. Я ищу чистый эликсир.

– Чтобы твои дети никогда не умерли? – спросила она.