Книга Тайны мозга. Почему мы во все верим - Майкл Шермер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гораздо труднее предугадать слова политических обозревателей, которые не просто придерживаются линии конкретной партии, а стремятся нарушить идеологический паттерн в ответ на появление новых данных или более удачной теории. Один из примеров – Деннис Прегер: вероятно, ввиду длительного приучения к раввинскому образу мышления для него характерны тщательное взвешивание, подробное обсуждение и глубокое осмысление каждого нравственного вопроса. Разумеется, этот утонченный и богатый нюансами стиль нравится далеко не всем слушателям, в итоге шоу Прегера в рейтингах отстает от более однозначных консервативных ток-шоу. Эндрю Салливана и Кристофера Хитченса тоже непросто предсказать, но я объясняю это тем фактом, что оба ближе к либертарианцам – либералам в социальных вопросах и консерваторам в экономических. Если не занимать позицию точно посередине идеологического паттерна, вырваться из его рамок оказывается проще (и вдобавок стать менее предсказуемым). Среди явных либертарианцев на редкость предсказуем Джон Стоссел, но поскольку он эхом повторяет многие из моих собственных идеологических убеждений, я склонен не замечать его предвзятости.
О чем и речь. Дело не в том, что никто из этих социальных обозревателей (или многих других – конкретные примеры не имеют значения) не является оригинальным мыслителем, не в том, что они недостаточно интеллигентны, образованы или не боятся жить в соответствии со своими убеждениями (для них характерно все перечисленное и многое другое), а в том, что когда примеряешь к себе те или иные идеологические убеждения, то втискиваешься в рамки конкретной позиции в пределах этих убеждений и озвучиваешь их своей социальной группе – аудитории, как в случае с публичными личностями-интеллектуалами, – которая слушает главным образом с целью подкрепления собственных идеологических убеждений.
В своей книге «Предубежденное сердце и разум» (Partisan Hearts and Minds) политологи Дональд Грин, Брэдли Палмквист и Эрик Шиклер показали, что большинство людей выбирают ту или иную политическую партию не потому, что она отражает их взгляды: сначала они отождествляют себя с какой-либо политической позицией, как правило, унаследованной от родителей и сверстников или усвоенной в процессе воспитания. Как только люди берут на себя обязательство придерживаться данной политической позиции, они выбирают подходящую партию, а этот выбор диктует остальное.[277] Такова власть политических убеждений, она свидетельствует о сугубо трайбалистском характере современной политики и о стереотипах каждого «племени».
Современная политика – это противостояние племен.
Каждый, кто регулярно следит за политическими комментариями в радио– и телепередачах, в газетах и журналах, популярных книгах, блогах и видеоблогах, в твитах и так далее, знает стереотипные представления либералов о консерваторах:
Консерваторы – это те, кто разъезжает на «хаммерах», ест мясо, выступает за разрешение оружия, продвигает идею правительства, деятельность которого сводится к минимуму, выступает за снижение налогов, много пьет, к месту и не к месту поминает Библию, мыслит категориями «черное и белое», потрясает кулаками, топает ногами и похваляется приверженностью нравственным догмам.
А вот что думают консерваторы о либералах:
Либералы – те, кто разъезжает на гибридных автомобилях, ест тофу, обнимается с деревьями и спасает китов, носит сандалии, пропагандирует идею активно действующего правительства, выступает за повышение налогов, пьет бутилированную воду, меняет убеждения в зависимости от ситуации, подходит под определения «ни то ни се» и бесхарактерного слабака.
Эти стереотипы так въелись в нашу культуру, что они понятны всем, их эксплуатируют комики и обозреватели. Подобно многим стереотипам, в них есть доля правды, отражающая акцент на различных нравственных ценностях, особенно тех, которые мы приобретаем интуитивно. Собственно говоря, современные исследования поражают наглядной демонстрацией того, что большинству наших нравственных решений служат фундаментом автоматические нравственные чувства, а не рационализация и сознательный расчет. Мы не принимаем нравственные решения с помощью разума, старательно взвешивая все «за» и «против»; вместо этого мы интуитивно обращаемся к нравственным решениям, и лишь постфактум даем мгновенно принятым решениям логическое обоснование. Наша нравственная интуиция, отраженная в подобных стереотипных представлениях о консерваторах и либералах, скорее эмоциональна, чем рациональна. Как и большинство наших убеждений, касающихся большинства жизненных вопросов, наши нравственные убеждения возникают первыми, а затем появляется логическое обоснование этих убеждений.
По мнению Джонатана Хайдта, подобные стереотипы проще понять в контексте теории нравственной интуиции,[278] которая объясняет, почему мы питаем естественное отвращение к некоторым видам поведения, таким, как инцест, даже если не можем сформулировать причины. К примеру, прочитайте описание следующей ситуации и подумайте, считаете ли вы действия персонажей нравственно приемлемыми или нет:
Марк и Джули – брат и сестра. Они учатся в колледже, а во время летних каникул вместе путешествуют по Франции. Однажды они останавливаются на ночлег в домике на пляже. Они решают, что было бы забавно и интересно заняться любовью. По крайней мере, для них обоих это новый опыт. Джули уже принимает противозачаточные таблетки, но Марк на всякий случай пользуется презервативом. Занятие любовью нравится обоим, но они решают не повторять его. Эта ночь становится для них особенным секретом, который их сближает. Что вы думаете об этом? Нормально ли то, что они занимались любовью?
Почти все, кто читает это описание, сочиненное Хайдтом для тестирования нравственной интуиции, утверждают, что с точки зрения нравственности персонажи поступили неправильно. Услышав вопрос «Почему?», опрошенные отвечают, что Джули могла забеременеть (но на самом деле не могла), что этот эпизод мог испортить отношения между братом и сестрой (однако он их не испортил), что кто-то мог узнать о случившемся (но о нем никто не узнал). В конце концов опрошенные теряют надежду логически объяснить свой ответ и выпаливают что-нибудь вроде: «Не знаю! Не могу объяснить! Знаю только, что это неправильно».[279]
