Книга Королевский путь - Виктория Холт

— Ах, Мэгги… ну смилуйся… Я буду последним дураком, если полезу на рожон.

Он подарил ей поцелуй благодарности, и она ушла, с тоской вспомнив о тех днях, что они проводили вместе. Да, он изменился… Возможно, женитьба несколько отрезвила его. Ах! Как же они были когда-то счастливы. Она почувствовала, что просто молодеет от этих воспоминаний…

* * *

Королева уже отужинала, но на столе еще оставались неубранные кушанья. Она страшно устала и радовалась одиночеству, лишенному всякой чопорности.

На ней было свободнооблегающее бархатное платье… Каштановые волосы рассыпаны по плечам… Она чувствовала себя очень удобно в таком простом наряде.

Вдруг на лестнице послышались шаги. Должна была вернуться Маргарет. Мария задумалась, что, возможно, послезавтра надо уже уезжать отсюда. Хорошо, что есть еще один спокойный день.

Дверь открылась, и Мария в изумлении уставилась на застывшего в дверях Босуэла.

— Граф Босуэл?! — воскликнула она.

— Да, Мадам, — поклонился он.

— Как вы попали сюда? Почему вы не предупредили, что придете?

— Я все объясню, — сказал он.

— Я не желаю выслушивать никакие объяснения, — сказала она. — Я попрошу Бастиана вывести вас отсюда.

Он стоял неподвижно в дверях, как бы преграждая ей путь.

— Граф Босуэл, — спросила она, — что все это значит?

Он не ответил. Он разглядывал ее вспыхнувшее лицо… распущенные волосы… Он смотрел на нее так, как никогда раньше. И в это мгновение она испугалась его. Она попыталась оттолкнуть его с дороги, но он схватил ее, сделав ей больно, и она закричала, пытаясь высвободить хотя бы руку.

Заикаясь, она произнесла:

— Это… неслыханная… наглость… Как… как вы смеете! Вы поплатитесь за это!

Он перевел руки с ее талии на плечи и отвел ей голову назад.

— Можно? — спросил он, и глаза его засверкали на загорелом обветренном лице. — А потом и будет за что платить…

— Вы явились сюда, — задыхаясь, произнесла она, — вы явились без предупреждения… Немедленно уходите. Вы дорого заплатите за это.

Но Босуэл теперь уже был южанин. Он забыл, что пришел поговорить о Мэйтленде. В нем заговорило естество. Он слышал дикий голос плоти… Это была пикантная ситуация… он и королева!

Ему ни до чего не было дела, кроме как покорить эту женщину. Если это смерть, пусть будет смерть. Он впервые видел, что скрывалось под маской королевы… Он почти кожей ощутил ее притягательность…

Он привлек ее к себе и грубовато заласкал. Мария задрожала и разрыдалась от ужаса. Она поняла, что именно этой встречи она боялась столько раз. Смысл его наглых взглядов стал ясен ей. Он обращался с ней, как с деревенской женщиной, а не с королевой. Для него существовала лишь единственная цель в мире — удовлетворение своей природы.

Она попробовала пнуть его, это все, что она могла сделать, ведь руки-то были зажаты. Она вывернулась, поправила одежду и прикрыла дверь. Затем она, заикаясь, произнесла:

— Это… это… наглость… Это самое отвратительное, что когда-либо происходило со мной…

— Это с таким же успехом могло бы быть самым радостным, — проговорил он.

— За эти слова вы лишитесь головы.

— Нет, — сказал он. — У вас еще не было любовника, моя королева. Подождите… имейте терпение… Не надо сопротивляться… и вскоре вы растворитесь в удовольствии…

Он сорвал с плеч ее платье. Ее поразил контраст между ее безмерной слабостью и его безмерной силой. Он поднял ее на руки…

— Не надо кричать, — сказал он. — Никто не услышит. Они же не полезут под дверь. Хилый Бастиан, толстушка Маргарет? Не бойтесь. Никто не помешает нам.

— Вы с ума сошли, — произнесла она.

— Говорят, такое иногда бывает…

— Вы забываете… я королева.

— Давайте вместе забудем об этом.

— Опустите меня. Я приказываю вам… Я прошу вас…

— Я это и хочу сделать… уложив вас на кровать.

Он положил ее на кровать. Она попыталась, было, встать, но он вновь уложил ее. Она сопротивлялась, пока не почувствовала изнеможение. У нее закружилась голова. Она слышала, как ее тело бьется в унисон с сердцем…

Она бессильно распласталась на кровати. В ней не осталось ни сил сопротивляться, ни гнева, ни ярости… Только возникло, разрастаясь новое чувство — смесь ужаса и удовольствия, жуткого стыда и неописуемой радости…

* * *

Она долго лежала после того, как он ушел.

Что происходит со мной? — спрашивала она себя. — Почему я не послала за братом? Почему я не приказала немедленно арестовать Босуэла? За что? За изнасилование королевы?

Она подумала, что если придет леди Ререс, то застанет странную картину… Она встала и взглянула на разорванные одежды, что были разбросаны по полу… Как это все объяснить? Вещи станут теми уликами, что она принесет ему на эшафот. Изнасилование королевы! Этих слов она больше слышать не могла. Она вспомнила, как эту же фразу кричал Джон Нокс с кафедры пресвитерианской Церкви. Он, пожалуй, может сказать, что она дала Босуэлу повод.

— Нет! — почти прокричала она в ответ на воображаемое обвинение. — Это неправда! Он никогда не был приятен мне. А сейчас я его ненавижу. Как он посмел?! Стыдно… стыдно!

Каждая деталь была так свежа в памяти… Его лицо… глаза… руки, срывающие одежду…

— Он взял меня силой! — бормотала она. — Он посмел… а ведь я королева! Сейчас он, должно быть, со всех ног несется на Юг. Ему страшно от того наказания, которое вряд ли будет лучше, чем смерть…

Она подняла с пола одежду и спрятала в шкаф, торопливо набросила на себя платье и пригладила волосы. Вот так уже спокойнее… На лице, шее и теле еще виднелись красные пятна. Она осторожно прикоснулась к левой щеке.

Господи, — подумала она, — неужели эти следы так и останутся?

Она забродила по комнате. Опозоренная королева! Совращенная королева! Он все это задумал! Он знал, что она будет здесь. Граф Меррейский как-то сказал, что Давид Чамберс занимался сводничеством для Босуэла. Он приводил в дом женщин, и туда приходил поразвлечься с ними Босуэл. Он, должно быть, для того и снял этот дом. Босуэл свободно прошел из дома Чамберса в соседний, где была королева, и, зная, что она почти без охраны, пробрался в ее покои.

Она больше никогда не сможет взглянуть ему в лицо. Да и не нужно этого! Он будет заключен в тюрьму и наказан. Ему не удастся похвастаться своим завоеванием. Но как ей объявить о преступлении? Она представила, что рассказывает эту историю графу Меррейскому:

«Он пришел в мою комнату… Я не смогла удержать его… Он взял меня силой…»

Она представила улыбки… перешептывания…

«А зачем это королева отправилась в эту мастерскую? Ах, так это по соседству с домом Давида Чамберса, сводника Босуэла…»