Книга Лужайки, где пляшут скворечники - Владислав Крапивин

Когда стали переправляться и они, противник что-то почуял: поднялась стрельба. Барон выбрался благополучно, а поручика вытащили с пулей в плече. Он ругался вслух. Не столько из-за раны, сколько из-за того, что другой пулей расщепило гриф привязанной к плечу гитары.

Пули посвистывали над берегом. Кирасиры и Гель залегли. Но скоро стрельба стихла. Видимо, люди горного полковника Док-Чороха поняли, что добыча ушла безвозвратно. Чего же зря тратить патроны.

Начался мутно-серый рассвет.

Все отошли дальше от берега, за чащу дубняка. Убитых оставили в этой чаще, чтобы потом вернуться, увезти их и похоронить достойно.

— А степь пустит? — шепотом спросил Максим у Геля.

— За ними пустит…

При свете утра Гель оказался белоголовым, тонким и невысоким, помладше Максима. Одет был как мальчишка из бедной рыбацкой деревни: в разлохмаченных у щиколоток штанах и рваной вязаной безрукавке. Но говорил по-город-скому — точно и правильно, не хуже любого гимназиста. Потом оказалось — сын речного капитана, который был теперь среди офицеров добровольческой дивизии.

Из разбитого змея сделали носилки для Дан-Райтарга. Тот говорил, что рана пустяковая и он может идти сам, но какое уж «сам».

Когда встало солнце, двинулись через степь. Гель шел впереди и Максим рядом с ним. Сильно хромал, опираясь на саблю в ножнах, как на костыль. Филипп хотел взять его на руки, но тот — ни в какую. Шли медленно, без дороги, через траву, и шустрые кузнечики то и дело прыскали возле ног.

— А я умею дрессировать их, — сказал Гель Максиму.

— Покажешь?

— Ладно… А ты покажешь, как летать на змее?

— Ох, Гель… Я не знаю, получится ли снова.

— Но говорят, ты поднимался уже два раза.

— Гель… ты только не выдавай меня. Я наврал про первый раз, когда в гимназии. Там скандал был совсем из-за другого. Я назвал одного учителя ржавой поварешкой… А нынче ночью, на берегу… ну, просто не было выхода.

Через версту отряд кирасир был встречен разъездом добровольцев.

5

А дальше было много всего, но уже без всяких опасностей и крови.

Несколько дней провели в лагере дивизии. Суб-корнету Шмелю быстро сшили новую форму. Но он надел ее только однажды, когда хоронили подпоручика Тан-Сальского и капрала Варуша. А после бегал в своем потрепанном матросском костюме. Бегал (все еще прихрамывая) вместе с новым приятелем Гелем, который открывал ему тайны загадочной степи. Той, что не пускала взрослых.

Однажды Максима позвали в госпитальную палатку. Там одиноко лежал поручик Дан-Райтарг. Морщась, улыбнулся:

— Что, суб-корнет, догоняете чуть не сбежавшее детство?

— Ага, — сказал Максим без обиды.

— А я вот… Это, наверно, расплата за мои необдуманные слова там, в доме на берегу… Не обижайтесь на меня, Максим.

— Да что вы, Рай! Я… знаете что? Можно я подарю вам новую гитару, когда поправитесь?

— Приму с душевной радостью. Только… вот будет ли работать как прежде рука…

— Будет! Не сомневайтесь!

— А вы… мне почему-то это очень любопытно… правда умеете уменьшать свой вес?

— Да. Если это очень надо. Когда поправитесь, я докажу. Вы возьмете меня на руки и вдруг почувствуете, что я стал в три раза легче!

Руку поручику Дан-Райтаргу и правда вылечили. И он вместе с другими уцелевшими кирасирами вернулся в столицу. Полк черных кирасир был сформирован заново, и командиром назначили Реада.

Но Максим Шмель не вернулся в столицу с остальными. Он остался в Малом Хельте и жил то в семье мальчика Геля, то с Филиппом Дзыгой, в доме капральской племянницы и ее мужа. На пристани в городке Бай-Отт. Филипп тоже остался здесь. Он испросил у Реада отставку, и тот подписал ее (он имел на это право). Филипп сказал, что не претендует ни на третью Звезду, ни на дворянство, а будет служить на пристани сторожем и следить, чтобы «этот сорванец не свернул себе шею, когда носится по плотам и старым баржам со своим приятелем, таким же неслухом. И чтобы исправно учил уроки, когда пойдет в местную школу».

Впрочем, до школы случился еще ряд событий. Из Большого Хельта прибыл майор Генерального штаба со свитой и просил «господина суб-корнета» прибыть в столицу по личному приглашению его королевского величества.

Максим (что делать-то!) прибыл. И были торжественные встречи, и чин поручика черных кирасир, а также лейтенанта личной королевской лейб-гвардии. И орден «За особые заслуги» с серебряными мечами. И офицерский банкет в «своем» полку. И, конечно, встреча с отцом и его супругой, которая (встреча) прошла с положенным числом улыбок и объятий.

А еще были встречи с его величеством Денисом Первым, робесником Максима. Непротокольные встречи. Несколько раз Денис и Максим запирались в королевском кабинете и разговаривали там по несколько часов. Никого к себе не пускали, только требовали иногда «чего-нибудь пожевать».

— Ваше величество, вас ожидают представители парламентских фракций! — со стоном взывал иногда у запертых дверей государственный канцлер. — Государь, вам необходимо быть на встрече с послом Юрландии…

— Сообщите им, что я нездоров.

— В таком случае дайте соизволение пригласить к вам врача.

— Ага, только шляпу зашнурую… — отзывался через дверь король Большого Хельта.

О чем говорили два похожих друг на друга мальчишки? О государственных делах? О хитрых конструкциях воздушных змеев? О своих приключениях? О том, какие вредные бывают учителя?.. О том, как плохо без мамы? Ее высочество Великая герцогиня Анна-Елизавета два месяца назад скончалась в Со-норре от жестокой южной лихорадки. А сестренки Дениса все еще жили там, за границей…

Наверно, юный король уговаривал Максима остаться в столице.

Но Максим не остался. Он вернулся на левый берег реки Хамазл, в городок Бай-Отт. И стал жить у Филиппа Дзыги (которому, кстати, привез от короля патенты на все положенные награды, звания и льготы).

Иногда Максим и Гель на несколько суток уходили в недоступную взрослым степь и жили там по-индейски. В такие дни отставной капрал не находил себе места. Но мальчишки возвращались в назначенный срок — загорелые, исцарапанные и счастливые.

Гораздо больше тревог появилось у Филиппа осенью. Максим поступил не в простую школу, а в частное училище авиаторов, которое открыли в Бай-Отте два смелых конструктора летательных аппаратов. Мальчика взяли в курсанты в виде исключения — знали про его ночной полет над бурной рекой и прочие заслуги…

С той поры Максим был счастлив. Лишь одно горькое событие еще раз ворвалось в его жизнь. В ноябре телеграф сообщил, что в столице неизвестными террористами убит юный король. Максим долго плакал взаперти и неделю не ходил в училище. Гель, как мог, утешал друга и уговаривал все же не пропускать занятий, а то исключат. Сам Г ель не стремился стать летчиком, он хотел сделаться капитаном парохода.