Книга Дьявол против кардинала - Екатерина Глаголева

— Война — самая большая мука для государей, — говорил он уныло венецианскому послу, идя с ним к карете после охоты. — Невозможно победить без опасности, кровопролития; потери и неудачи неизбежны. Победы и поражения равно приводят к истреблению народов, к разорению страны, а я желаю своему народу только покоя…

Посол согласно кивал головой, придав своему лицу скорбное выражение.

— И потом — сколько денег, Боже мой, сколько денег! — Людовик всплеснул руками. — Мой отец в год не тратил столько, сколько я трачу в месяц!

Возле кареты ждал Гастон. Король, найдя в лице посла благодарного слушателя, предложил ему поехать с ними. Венецианец с радостью принял приглашение.

— Ваше величество, вероятно, беспокоится о господине де Сен-Марсе, — осторожно начал он, когда экипаж выбрался на твердую дорогу.

Людовик молча кивнул: в горле у него застрял комок, и он не мог говорить.

— Разумеется, господин де Сен-Марс храбр, отважен и неукротим в бою, — продолжал посол, — однако его рассудительность и осмотрительность, удивительные в столь молодом человеке, позволяют не опасаться того, что он станет бездумно подставлять себя под пули. Это задатки замечательного дипломата и государственного мужа.

Гастон откинулся на подушки кареты, и его лицо скрылось, в тени. Лицо же Людовика, напротив, как будто просветлело изнутри. Он, не перебивая, слушал посла с тихой довольной улыбкой, а на прощание тепло поблагодарил за приятную компанию.

Тем же вечером венецианец отправился во дворец, где «совершенно случайно» встретился с кардиналом. Ришелье выразил ему свою благодарность за оказанную услугу, посетовав, что поддерживать короля в хорошем настроении — самая трудная его задача, ведь его величество расстраивается по любому пустяку.

Среди гасконских кадетов царило оживление: все, кто не стоял в караулах, куда-то бежали, делясь по пути друг с другом некой ошеломляющей новостью.

— Да что у вас случилось? — крикнул один часовой из новичков.

— Сирано приехал! — отвечал на бегу гасконец.

Он протолкался сквозь плотную толпу, окружавшую невысокого худощавого человека в широкополой шляпе с длинным пером и с непомерно большим носом, занимавшим, казалось, все лицо.

— Савиньен! Дай же тебя обнять!

— Ладно, ладно, ребята! — отбивался Сирано, уже нетвердо стоявший на ногах от дружеских объятий и тумаков по спине и плечам. — Вы меня растерзаете, так что испанцам ничего не достанется!

Вокруг засмеялись.

— Да где же ты был? — не отставал гасконец, бывший, верно, его приятелем.

— Валялся в постели с дырой от мушкетной пули в боку, — отвечал Савиньен. — Я так спешил, боялся, что вы возьмете Аррас без меня, а вы, оказывается, все еще здесь!

— Ты вовремя, — вступил в разговор еще один кадет. — Надо полагать, не сегодня-завтра пойдем на приступ. Видал, сколько людей согнали? Тысяч пятьдесят, не меньше.

— Посмотрим, что тогда запоют испанцы! — подхватил третий. — А то они тут поговорки складывают: «Скорее мыши начнут ловить котов, чем французы возьмут Аррас!»

— Вот канальи! — воскликнул Сирано.

Он вдруг посмотрел куда-то поверх голов.

— А что это вы на меня так уставились, сударь? — громко спросил он угрожающим тоном. — Может быть, вам что-то не нравится в моем лице?

Все обернулись.

— Кто это? — негромко спросил молодой офицер с красивым и строгим лицом у своего ординарца.

— Савиньен Сирано де Бержерак, к вашим услугам! — опередил его ответ Сирано.

Он скинул плащ и отсалютовал шпагой, словно собирался начать поединок. Приятель украдкой дернул его сзади за куртку, но Сирано только досадливо отмахнулся.

— Что ж, я воспользуюсь вашими услугами завтра, — спокойно отвечал офицер, не обращая внимания на его задиристый тон. — Надеюсь, они окажутся полезными.

Он невозмутимо пошел своей дорогой. Повисло неловкое молчание.

— Что это за гусь? — спросил Сирано достаточно громко, чтобы удалявшийся офицер мог его услышать.

— Ты что, Савиньен, — шикнул на него кадет, — это же наш командир! Луи-Шарль де Люинь. Тот самый. Королевский крестник.

— Он думает, что если он крестник короля, то может пялиться на меня, как на шута на ярмарке! — не унимался Сирано. — Посмотрим, так ли он будет спокоен при виде моей шпаги!

— Шпаги твоей он не испугается, — серьезно ответил второй гасконец. — Уж поверь мне, это наш человек. Пулям испанским не кланяется, а в бою всегда впереди.

— Говорит, что после войны уйдет в монастырь, — добавил третий.

— В монастырь? Вот дьявольщина, — Сирано был совершенно сбит с толку. — Ну, а это что за павлин? — ухватился он за возможность переменить тему и указал на всадника в бархатном колете с шелковой перевязью, проскакавшего мимо на дорогом породистом жеребце.

— Маркиз де Сен-Марс. Дорогой друг нашего короля, — со значением сказал первый кадет.

— Как? Наш Людовик Справедливый заводит себе миньонов? — возмутился Савиньен.

— Да что ты! — замахал руками его приятель. — Он самый что ни на есть француз без всякой там итальянской гнили! Просто метит на место его преосвященства, когда нашего дорогого кардинала, будь он неладен, призовет к себе (он поднял глаза к небу) его начальство.

Вокруг раздались смешки.

Сирано не мог опомниться.

— Значит, один сражается, чтобы уйти в монастырь, другой — чтобы занять место кардинала… Ну, а вы, ребята, за что деретесь?

— За то же, что и ты, — со смехом отвечал ему первый кадет, хлопая его по плечу. — За Францию!

Девятого августа французы ворвались в Аррас на плечах испанцев; громовое «ура» пронеслось по старинному городу, по его узким улочкам и широким площадям. Сирано де Бержерак, устремившийся на штурм в первых рядах, не мог кричать вместе со всеми: испанская шпага пронзила ему горло. Ему пришлось завершить свою военную карьеру в двадцать лет.

Через полтора месяца граф д’Аркур выбил испанцев из Турина, а затем и из всего Пьемонта. Джулио Мазарини принял капитуляцию Томаса Савойского, и владения Кристины перешли под французский протекторат.

Двадцать первого сентября 1640 года королева произвела на свет второго сына — Филиппа, получившего титул герцога Анжуйского. В соборе Парижской Богоматери отслужили торжественный молебен, а кардинал Ришелье пригласил королевских супругов в свой дворец на представление новой пьесы.

Старый зал для увеселений показался главному министру недостаточно велик, и он велел выстроить новый, с большой сценой и хитроумными машинами, приводившими ее в движение. Здесь все поражало пышностью и великолепием; на отделку кардинал не поскупился. Поговаривали, что зал и предстоящий спектакль обошлись ему ни много ни мало в триста тысяч экю. В центре, напротив сцены, стояли три кресла — для короля, королевы и хозяина дома, чуть сзади приготовили места для принцесс и принцев крови, знатная публика расположилась на стульях, выстроенных полукругом; прочие устроились на балконе.