Книга Расколотое небо - Светлана Талан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я буду вас ждать, – сказала Варя, незаметно смахнув с лица соленые капельки.
– Вы там скоро? – послышался голос Василия.
– Бывай! – махнул рукой отец. Он мягко улыбнулся Варе, и через мгновение темнота поглотила его фигуру.
Ожидание – страшная вещь. Кажется, что время застыло, сама жизнь остановила свое течение. Среди серых однообразных будней терялись мысли. Они то растворялись в ожидании, которое становилось все более нестерпимым, то их трясло, как в лихорадке. Невозможно длинный день Варя заполняла беспокойством о детях. Она даже освободила завешенные окна от толстых платков, чтобы удобнее было высматривать отца, но это не помогло. Дневной свет не рассеивал спутанных неопределенностью мыслей. Она подолгу всматривалась в улицу, но это был взгляд в никуда. Над селом, как и в душе, носился немой крик отчаяния. На смену дню приходила ночь, окна опять завешивались, но даже здесь, в маленьком замкнутом пространстве, нельзя было спрятаться от печали. Комната становилась похожей на склеп. Варя тихо ходила по хате, вслушиваясь в одинокие шаги. Она ложилась в кровать и пыталась заснуть, чтобы не слышать звонкую нестерпимую тишину. Варя куталась в одеяло, чтобы провалиться в сон и хотя бы во сне погрузиться в чудо. Наверное, плотная темнота не давала даже крошечной надежде просочиться в ее сознание. Варя чувствовала, что больше никогда не увидит отца. По углам дремала темнота, безразличная к страданиям одинокой женщины…
Ольга наведалась к сестре на четвертый день.
– Нет еще? – спросила.
– Как видишь.
– Уже должны были вернуться.
– Василий пошел не один? – спросила Ольга удивленно.
– Нет, с отцом.
– Почему? Он собирался идти один.
– В последний момент отец передумал, – объяснила Варя. – Думаю, что у него закралось сомнение относительно Василия, или он решил, что идти вдвоем безопаснее.
– Вон оно как, – протянула Ольга. – Я и не знала.
– Почему ты так долго не заходила?
– Каждый день гонят на работу, – ответила она. – Всем безразлично, что мои дети такие слабые, что еле ползают по хате.
– Дела плохи?
– Очень. А еще такое сегодня увидела! – вздохнула Ольга. – Не поверишь: жутко стало!
– Я думала, мы уже привыкли ко всему.
– Я тоже так думала, – начала Ольга оживленнее. – Вот слушай. На кладбище копают большие рвы, чтобы сбрасывать туда тела.
– А я еще и подумала, как Пантеха успевает копать ямы, когда за день собирает столько умерших.
– Тю! – засмеялась Ольга. – Тогда ему пришлось бы день и ночь только ямы копать! Уже давно бригадир дает мужикам наряд, и те выкапывают большой ров. Туда ездовой сбрасывает тела, а когда яма наполнится, присыпают землей.
– Животных и тех раньше так не хоронили.
– Мертвым уже все равно, – вздохнула Ольга, – надо думать не о них, а о живых, чтобы они не очутились в этой яме.
– Так что ты хотела мне рассказать?
– Да! Сегодня шли на работу мимо кладбища. Там – мертвая женщина, еще не успели выкопать яму, около нее была небольшая кучка соломы, наверное, из телеги просыпалась, или кто-то прикрыл тело. Смотрим, сидит в лохмотьях нищий, еще живой, но уже такой черный, опухший, с большими вытаращенными глазами. Я еще подумала, что он ждет на кладбище своей смерти, чтобы далеко не идти. После обеда бригадир посылает мужиков копать ров на кладбище, а здоровых мужчин сейчас маловато, последних хоть самих вези на кладбище, вот и отправляет с ними меня. Приходим туда, а попрошайка, наверное, чтобы согреться, поджег солому, которой была прикрыта женщина. Труп опалило огнем, запахло жареным мясом, и, когда мы пришли, мужик лежал и грыз подгоревшие ноги женщины. Кто-то побежал позвать председателя сельсовета, а мы пытались с ним заговорить, но он посмотрел на нас потухшим взглядом и спокойно продолжал есть.
– Какой ужас! – Варя поморщилась. – И что было дальше?
– Еле оттянули мужики его от ноги. Его тянут, а он грызет! Весь в пепле, испачкался кровью.
– Да ну тебя! – Варя замахала руками. – Расскажешь такое на ночь, что спать страшно будет!
– Какой там страх? Когда люди долго боятся, они привыкают к страху и перестают его ощущать. Наступает безразличие, отупение, одичание. Плачут-тужат ли сейчас за умершими? Смерть уже стала настолько привычной, что о ней говорят спокойно. И знаешь почему? Потому что люди так настрадались, намучались, набедствовались, что смерть – единственное спасение от страданий.
– Не согласна, – возразила Варя. – Если бы мы все желали смерти и только в ней было спасение, то сели бы на подводу Пантехи и еще живыми поехали на кладбище. Так нет же! Мы боремся не за смерть, а за жизнь, цепляемся за нее каждый день, каждую минуту. Зачем? Чтобы жить дальше. Чтобы растить детей, дождаться внуков.
– Ой, Варя! – махнула рукой сестра. – Это все твои красивые слова! Спустись на землю! Да, мы боремся за жизнь. Иногда я думаю, что мы лишь продолжаем муки сами себе. Мы все равно умрем от голода. Вопрос времени.
– Тьфу на тебя! – Варя, которую совсем недавно одолевали безрадостные мысли, уже готова была доказывать сестре, что за жизнь надо цепляться до последнего. – Давай сменим разговор. Как ты думаешь, они скоро вернутся?
– Откуда я знаю? – пожала плечами. – У тебя из еды что-то осталось?
– На несколько дней. Еще есть мякина. Вся надежда на возвращение отца.
– Почему ты о муже не вспоминаешь? Они же пошли вдвоем.
– Почему? Почему? – нервно сказала Варя. – Сама знаешь, что значит для меня отец.
– Я пойду. На днях загляну, – сказала Ольга и поспешно вышла из хаты.
Варя заперла за ней двери. Опять наступит ночь. Как и раньше, волнение холодным чудовищем вползет в душу, застынет там камнем на неопределенное время.
Холод плохого предчувствия пробежал по спине, кольнул в сердце, когда Варя утром увидела открытую дверь отцовской хаты. Заглянула внутрь – и ведерко выпало из рук: Ласки там не было. С призрачной надеждой она заглянула в бывший коровник. Пусто, лишь зияет дыра в потолке там, где выдергивали солому. Варя обошла вокруг хаты, посмотрела на огороде. Одеяло свежего снежка осталось нетронутым, поэтому сомнений не было: корову ночью украли.
Варя пошла в сельсовет, как только туда явился председатель.
– Пиши заявление, – посоветовал Максим Игнатьевич, – но скажу откровенно: найти корову почти невозможно. Воры все продумывают, прежде чем пойти на преступление. Конечно, я поищу по дворам, но не тешь себя надеждой.
Варя догадалась: кто-то хорошо знал, что она дома одна. Вор был уверен, что мужчин нет дома, поэтому нечего бояться. Этого следовало ожидать. Как теперь жить? Как заходить в хату и видеть голодные глаза детей? Они просыпаются рано и терпеливо ожидают, когда она внесет свежее молоко, процедит его и нальет в кружки. Что им сказать? Как объяснить, что ожидать нечего? Отчаяние охватило Варю, сжало душу металлическим обручем. Она села на скамью возле хаты, безутешно расплакалась.