Книга Иосиф Сталин. От Второй мировой до "холодной войны". 1939-1953 - Джеффри Робертс

В сентябре 1946 г. Сталин рекомендовал болгарским коммунистам образовать «трудовую» партию: «Вам нужно объединить рабочий класс с другими слоями трудящихся на основе программы-минимум, а время программы-максимум еще придет… По сути, партия будет коммунистической, но у вас будет более широкая основа и лучшее прикрытие на нынешний период. Это поможет вам достичь социализма другим путем – без диктатуры пролетариата. Ситуация радикально изменилась по сравнению с нашей революцией, необходимо применять разные методы и формы… Вы не должны бояться обвинений в оппортунизме. Это не оппортунизм, а применение марксизма к нынешней ситуации»51.

Как показывают эти высказывания, Сталин предпринимал активные попытки переоценить универсальность советской модели революции и социализма. В этом не было ничего нового или удивительного. Коммунистическое движение с первых дней своего существования пересматривало свои взгляды и идеи по этому фундаментальному вопросу. В 1919 г., когда был образован Коминтерн, коммунисты ожидали, что революции большевистского, повстанческого типа вскоре охватят всю Европу. Когда этого не произошло, стратегия и тактика коммунистической революции была переосмыслена и адаптирована; основной целью стало усиление роли и влияния коммунистов внутри капиталистической системы. Изначально это рассматривалось как временное изменение тактики, подготовительная ступень к захвату власти, который неизбежно последует за революционным кризисом капитализма. Однако чем дольше откладывалась революция, тем больше политика увеличения политического влияния коммунистов внутри капиталистической системы становилась самоцелью. В 1930-е гг.

приоритетной целью стала борьба с фашизмом, что заставило Коминтерн более положительно оценивать достоинства буржуазной демократии и задумываться о переходной роли, которую демократические антифашистские режимы могут сыграть в борьбе за социализм. Отсюда оставался лишь небольшой идеологический шаг до принятой в военной время стратегии антифашистского народного фронта на широкой основе и далее к послевоенной перспективе новой демократии и народной демократии52.

Но в какой степени новая демократия была конечной точкой, а в какой степени – отправной точкой? Что, когда и как должно было последовать за новой демократией? Каким путем должны были коммунисты идти к социалистическому обществу, если не путем жестокой диктатуры пролетариата, как это произошло в случае Советского Союза? В одной из бесед с поляками Сталин напомнил им, что СССР – уже не диктатура, а советская демократия (как это было заявлено в новой конституции СССР 1936 г.). По словам Ракоши, лидера венгерских коммунистов, в 1945 г. Сталин сказал ему, что до полного захвата власти коммунистической партией в Венгрии придется подождать от 10 до 15 лет53. Видимо, Сталин имел в виду долгий постепенный переход к социализму и демократии по образцу Советского Союза; этот переход должен быть мирным и должен быть достигнут путем демократических реформ, а не революционного переворота, однако оставалось неясным, должны ли иметь место в этих переходных режимах элементы демократии западного образца – парламент, партии, конкурентные выборы, политическая оппозиция, и если должны, то как долго. Не следовало забывать и о том, что к моменту окончания Второй мировой войны Сталину было уже за шестьдесят, и вряд ли можно было ожидать, что он доживет до того времени, когда дойдет до завершения этот долгосрочный эксперимент с народной демократией. Возможно, это также сыграло свою роль в неопределенности его стратегической перспективы.

На деле эксперимент с народной демократией оказался недолговечным, и новые режимы, созданные при поддержке Сталина, быстро утратили свою демократичность. К 1947–1948 гг. словосочетание «народная демократия» стало синонимом системы советского типа с абсолютным доминированием коммунистической партии, а народные фронты на широкой основе, пришедшие к власти в Восточной Европе в конце Второй мировой войны, существовали лишь номинально. Одна из причин резких изменений в мышлении и системе ценностей Сталина, как указывает Эдвард Марк, – то, что новая демократия, вопреки ожиданиям руководителя СССР, не смогла приобрести популярность в Восточной Европе. Как утверждает Марк, Сталин искренне считал, что его «постепенная революция» будет иметь успех в Восточной Европе благодаря поддержке народных масс и принятия новой демократии, и ожидал, что коммунисты получат руководящую роль в результате свободных и открытых выборов54. Именно в таком ключе происходило общение Сталина с лидерами коммунистических партий Восточной Европы в первые годы после войны: их беседы были посвящены в большей степени непосредственной политической тактике, чем рассуждениям о сущности народной демократии. Очевидно, Сталин был уверен, что, при условии выбора правильной политики и правильной тактики в сочетании с достаточной силой воли, коммунисты одержат верх над своими политическими противниками и их радикальный режим новой демократии получит поддержку абсолютного большинства. Официально Сталин выразил свою уверенность в идее народной демократии и политических перспективах коммунистических партий в своем ответе на речь Черчилля о «железном занавесе», произнесенную в марте 1946 г. Сталин назвал Черчилля антибольшевиком и милитаристом, а затем добавил: «Господин Черчилль бродит около правды, когда он говорит о росте влияния коммунистических партий в Восточной Европе. Следует, однако, заметить, что он не совсем точен. Влияние коммунистических партий выросло не только в Восточной Европе, но почти во всех странах Европы, где раньше господствовал фашизм… или где имела место… оккупация… Рост влияния коммунистов нельзя считать случайностью. Он представляет вполне закономерное явление. Влияние коммунистов выросло потому, что в тяжелые годы господства фашизма в Европе коммунисты оказались надежными, смелыми, самоотверженными борцами против фашистского режима, за свободу народов… у «простых людей», есть свои взгляды, своя политика, и они умеют постоять за себя. Это они… забаллотировали в Англии господина Черчилля и его партию… Это они… изолировали в Европе реакционеров, сторонников сотрудничества с фашизмом и отдали предпочтение левым демократическим партиям. Это они… решили, что коммунисты вполне заслуживают доверия народа. Так выросло влияние коммунистов в Европе»55.

Уверенность Сталина в увеличении влияния коммунизма в Европе не была безосновательной, как видно из следующей таблицы численности коммунистических партий, опубликованной в мае 1946 г. в журнале «Вопросы внешней политики»56:

Эти впечатляющие достижения коммунистических партий стран Европы в послевоенные годы отражали и результаты прошедших после войны выборов. Если даже говорить об одной только Восточной Европе, в ноябре 1945 г. на выборах в Болгарии возглавляемый коммунистами «Отечественный фронт» набрал 88 % голосов; в Чехословакии в мае 1946 г. коммунисты набрали 38 % голосов; в Венгрии в ноябре 1945 г. коммунистам удалось получить всего 17 % голосов, но на выборах в августе 1947 г. эта цифра увеличилась до 22 %, и левый блок во главе с коммунистической партией получил 66 % мест в парламенте; на выборах в Польше в январе 1947 г. возглавляемый коммунистами «Демократический блок» набрал 80 % голосов; в ноябре 1946 г. в Румынии возглавляемый коммунистами «Блок демократических партий» также набрал 80 % голосов; в Югославии в ноябре 1945 г. 90 % электората проголосовало за коммунистический «Народный фронт» (хотя в данном случае альтернативы не было, поскольку оппозиция бойкотировала выборы)57.

Впрочем, успех коммунистических партий был недостаточно полным для реализации идей Сталина об установлении в послевоенной Европе народной демократии, подконтрольной Советскому Союзу. На выборах в Чехословакии, Югославии и даже Венгрии коммунисты выиграли честно, хотя и с большим трудом, однако в трех государствах, которые имели гораздо большее значение для безопасности СССР – Болгарии, Польше и Румынии, – победа на выборах была достигнута только благодаря массовой подтасовке результатов, принуждению и запугиванию. Еще одна проблема послевоенной политики Сталина заключалась в том, что относительно либеральный режим народной демократии, который он хотел установить, почти не находил опоры в политической истории Восточной Европы в виде демократических традиций. Политическая история всех стран Восточной Европы, кроме Чехословакии, в период между двумя мировыми войнами состояла в основном из авторитарного правления, националистской демагогии и репрессий против коммунистов. Как следствие, коммунистические партии стран Восточной Европы (опять же, за исключением Чехословакии) почти не обладали ни опытом демократической политической жизни, ни желанием брать на вооружение ее методы. Вдобавок к этому, Сталин и сам имел весьма приблизительные представления о демократической политике. Читая лекции восточноевропейским коммунистам о преимуществах новой демократии, он одновременно давал им наставления о беспощадной тактике, необходимой для того, чтобы изолировать оппонентов и максимально увеличить свое политическое влияние. Особенно провокационными казались Сталину постоянные попытки противников восточноевропейских коммунистов вынести свои внутренние затруднения на международную сцену, задействовав Великобританию и США. Любое вмешательство со стороны англичан или американцев для Сталина было неприемлемым: он определял Восточную Европу как сферу влияния, в дела которой не должна была вмешиваться ни одна держава, кроме его собственной. Интересно отметить, что единственной из побежденных стран, избежавшей участи народной демократии в советском стиле, была Финляндия – страна, руководители которой упорно отказывались просить американцев и англичан вступиться за них. Вместо этого они пытались своими политическими силами справиться с советским оккупационным режимом и с партнерами по коалиции от финской коммунистической партии. У Сталина не было причин опасаться, что Финляндия перейдет в сферу влияния Запада, если ее не будут контролировать коммунисты, и удовлетворился тем, что позволил стране сохранять нейтралитет, когда началась «холодная война»58.