Книга Мoя нечестивая жизнь - Кейт Мэннинг

– Мне знакомо это противоречие, я и сама испытываю сейчас нечто подобное.

– Благослови вас Господь, мадам, за вашу смелость.

Она заплатила тысячу долларов наличными.

Я не храбрец. Далеко не храбрец. Однако на женские слезы смотреть спокойно не могу. Да и денег много никогда не бывает. Во мне еще жила бродяжка, собиравшая объедки и тряпье. Тысяча долларов – это ведь целое состояние. Кто знает, вдруг снова вернется нужда? С другой стороны, женщинам нужна акушерка. А я акушерка. Лучшая акушерка в этом городе. Могу предложить свои услуги, а могу не предлагать. Вот я и предложила. Да, конечно, я боялась снова угодить в лапы закона, боялась потерять дочь и мужа. Попадешься опять, не прощу. Но себе я тоже не прощу, если откажу этой женщине, которая обречена без моего искусства. Как мне жить с этой сложностью, я не знала.

– Итак, Мадам не удалилась от дел, – с каменным лицом сказал Чарли, когда на следующий день я вернулась домой, удачно проведя процедуру.

– Нет, не удалилась.

– Запретить тебе, что ли? Жена да убоится своего мужа. Я могу остановить тебя.

– Не можешь, Чарли. Я ведь тебя знаю. Не можешь.

– Значит, решила рискнуть? Если так, мы тоже рискуем. Ты это понимаешь?

Я слишком рискую, говорила я светским львицам Готэма, и те хорошо платили за этот риск. Больше, чем когда-либо. Извиняться я за это не собираюсь. Богатым я назначала высокую цену, бедняков обслуживала бесплатно. Консультации – бесплатно всем. Деньги доказали свою боеспособность в войне с Ганнингом, Толлмаджем и этим мерзавцем Мерритом. Более того, они станут щитом для меня и подушкой для дочери, если ей придется обходиться без меня. Я была осторожна. Никаких записей, все договоренности только устно. Рекламировала я только консультации. Хотя женщины продолжали идти ко мне, я старалась избегать шумихи вокруг своего имени. Пухлый конверт с наличными плюс фруктовые пирожные, которыми я угощала слуг закона, тоже делали свое дело. Так или иначе, но пресса от нас отстала. Полиция тоже.

Через год после моего освобождения наш совокупный доход составлял до десяти тысяч в неделю. Мы были богаты, сказочно богаты. Лекарства продавались в восьми городах – от Бостона до Балтимора, от Портленда до Питтсбурга. Брошюры Чарли с советами были до того популярны, что мы наняли специального человека, чтобы оформлять заказы. Весьма прибыльный бизнес, скажу я вам, – напечатал, в конверт вложил, марку наклеил, и готово. Выяснилось, что любовь Чарли к прибыли сильнее его нелюбви к риску. Он оказался хорошим финансистом, и все наши доходы не просто оседали в банке, а продолжали работать в виде акций и инвестиций. Полиция и пресса больше не вспоминали про деятельность Мадам Де Босак, а мы с мужем не поднимали больше тему ее ухода на покой.

Новый дворец Джонсов на Пятой авеню, угол Пятьдесят второй улицы, рос не по дням, а по часам. Каждый уик-энд мы отправлялись посмотреть, как продвигается строительство. Чарли любил обсудить архитектурные детали, а я всерьез интересовалась внутренним убранством: отделкой, шторами, драпировками. За консультацией в этой сфере я обратилась к миссис Кэндес Уилер, которая вместе с мистером Льюисом Тиффани[90] основала Общество декоративных искусств.

Мисс Уилер консультировала владельцев самых изысканных дворцов в городе по всем аспектам декорирования.

– Любая женщина сможет оформить свой дом элегантно и со вкусом, главное – применять правильные материалы, – объясняла она.

Да уж, правильные материалы. Воистину так. В четверг мы отправились в «Дювин Импорт» и потратили больше десяти тысяч на objets из Европы и обстановку. Купили столы и стулья, вазы, скульптуры, картины, канделябры и прочие занятные вещицы, например каминный экран берлинской работы, выполненный из бисера, бюст первого президента Джорджа Вашингтона и бюст Бенджамина Франклина, которого Чарли уважал за «Путь к изобилию»[91] и изобретение громоотвода.

– Надеюсь, ты сама больше не выступишь в роли громоотвода, – сказал мне Чарли, когда мы рассматривали наши приобретения. – Ради нас всех.

– Я тоже на это надеюсь, – ответила я серьезно, и он улыбнулся и подмигнул.

Он опять стал Лучезарным Чарли: деньги текли полноводной рекой, жена и дочь в безопасности под одной крышей с ним. Томбс превратилась в кошмар из давних снов, газеты давно забыли обо мне, благо было о чем писать: убийство Сары Крейн, шлюхи с Принц-стрит; скандал с Джозефом Поттсом, книготорговцем, чья лавка торговала книгами с такими непристойными названиями, как «Похотливый турок». Я уже не вздрагивала при виде кричащих заголовков на первых полосах.

Как-то в субботу мы всей семьей отправились в магазин А. Т. Стюарта, чтобы приобрести давнюю нашу мечту. В отделе света Аннабелль была очарована сиянием ламп из цветных кристаллов. А мы с Чарли заказали самую большую люстру, какая только когда-либо была в городе Нью-Йорке, истинную Королеву Люстр знаменитой компании «Сваровски», прибывшую прямиком из Австрии, – невероятное сооружение из сотен хрустальных висюлек, сплетавшихся в затейливые гирлянды. Я с трудом сдержалась, чтобы не погладить эту сверкающую тысячью бликов роскошь. Моя собственная хрустальная люстра.

– Жалко, что ее нельзя съесть, – сказала Белль. – Я бы съела!

Вместе с Белль мы покупали ткани для нарядов: индийский муслин, швейцарский муслин, кембрик и батист, пике и ирландский поплин, а также разнообразные кружева – из золотых нитей и из серебряных, шелковые ленты, бахрому, шнуры и кисти. Мы заказывали причудливые гребни и тончайшие чулки, купили горностаевую муфту для Аннабелль и боа из перьев марабу для меня.

– О, мама! – взмолилась Аннабелль. – Я бы так хотела пойти в школу в этих перышках.

– Интересно, что скажет на это директор миссис Лайл?

– Пусть говорит что хочет. Девочки умрут от зависти!

– Тогда я разрешаю.

Я знала, что мы, Джонсы, лучше многих из представителей высшего общества. И демонстрировала это своими нарядами. Добрая половина учениц школы для юных леди миссис Лайл завидовала моей девочке – дочери сироты. Миссис Лайл после моего возвращения отвела меня в сторонку и прошептала: – Вы должны знать, что наши сердца были вместе с вами на протяжении всех этих тяжких дней.

И все же некоторые особы из школы, разумеется в шелках и бархате, не снисходили до разговора со мной. Так, миссис Паркхерст, словно забыв о своем кровавом приключении в моей клинике, держалась чрезвычайно холодно. А миссис Кэролайн Ван Сэндт и миссис Элеанор Гибсон, с которыми я сталкивалась у школьных дверей каждое утро, в ответ на мое любезное приветствие лишь кривили губы. Старые дуры. Кого они хотят обмануть, прикрывая черной краской свои седины.