Книга Слон императора - Тим Северин

Сын егеря еще несколько раз сыграл свою мелодию, и змея – в этом не было никаких сомнений – снова извернулась, стянулась в еще более тугие петли, и кончик ее хвоста оказался совсем рядом с ее словно расплющенной головой.

Я вспомнил о том, как ловко Вало обошелся в египетской пустыне с маленькой рогатой змеей, и подумал, что, может быть, он и сейчас сумеет проявить свое недюжинное дарование в обращении с дикими зверями. Он же медленно, но неуклонно подходил к аспиду все ближе и ближе, продолжая наигрывать свою мелодию. Змея в явном неудовольствии ерзала на месте.

Вало сделал еще шаг, наклонился и в очередной раз сыграл свою мелодию. На этот раз аспид оттянул голову назад и громко зашипел.

У меня кровь застыла в жилах.

Парень придвинулся еще на полшага.

Аспид уже шипел непрерывно, а его толстое тело то еще сильнее надувалось, то спадало. Все это выглядело не то чтобы уродливо, но как-то неестественно. Плоская голова и передняя часть тела начали приподниматься над землей. Бледная пасть открывалась все шире – так, что уже было видно гортань. Внезапно я сообразил, что сейчас не время рассуждать о том, правда или неправда написана в книге насчет того, что змея затыкает ухо хвостом, чтобы не слышать музыки. Дело впрямую касалось жизни и смерти.

– Вало! Не приближайся! – взмолился я.

Но парень опять проигнорировал меня и еще теснее придвинулся к змее. Он уже приблизился к ней больше чем на расстояние вытянутой руки и продолжал наклоняться, наигрывая на дудочке. Его тень упала на гада.

И аспид ударил. Движение его было неимоверно быстрым, едва уловимым глазом: мелькнула широко разинутая бледная пасть, коротко блеснули клыки, и змея укусила Вало в ногу.

Сын егеря даже не поморщился. Он оставался в той же позе и продолжал играть на дудке.

Змея яростно ударила еще раз, а потом еще дважды, и каждый ее удар был столь же молниеносным, как и первый. Лишь после этого Вало опомнился. Аспид же извернулся, и его отвратительное пухлое тело, извиваясь, исчезло за бревном.

Наш знаток животных, казалось, не столько испугался, сколько разочаровался. Он ходил в просторных шароварах, таких же, как те, которые носили наши моряки, и теперь на них появились пятнышки крови в тех местах, куда пришлись змеиные зубы.

– Нужно было играть другую мелодию, – смиренно сообщил он, с растерянностью глядя по сторонам, и пошатнулся.

Я кинулся вперед и успел подхватить парня в тот самый момент, когда его нога подогнулась. Затем послышался какой-то треск, и, обернувшись, я увидел, что Озрик отрывает длинную полосу ткани от своего халата.

– Нужно туго перевязать его ногу и как можно скорее доставить его на корабль, – сказал мой друг. В молодости он в своей родной сарацинской Испании учился на лекаря. Там, в Испании, тоже водится много змей.

Перекинув руки Вало через шеи, мы потащили его к берегу. Раненая нога волочилась по земле.

Спустившись к морю, мы обнаружили, что Сулейман и его люди почти закончили свою работу.

– Вало укусил аспид, – сообщил я капитану, готовый удариться в панику, и он тут же зычным голосом приказал команде помочь нам.

Мы погрузили пострадавшего в шлюпку и доставили его на корабль.

– Нога онемела и очень болит, – прохрипел он, когда мы положили его на палубу.

Зайнаб подложила ему под голову свернутый кусок ткани. Лицо у нее было встревоженное.

Пока матросы растягивали над лежавшим Вало кусок парусины, чтобы защитить его от солнца, невольница отвела меня в сторону и попросила описать змею. Мне потребовалось лишь несколько слов, и, когда я закончил, глаза молодой женщины наполнились слезами, и она отвернулась.

– Неужели от этого нет спасения?! – спросил я в отчаянии.

Переводчица молча кивнула.

* * *

Вало умирал долго и мучительно. Он не мог согнуть раненую ногу, не мог даже пошевелить ею. Из крошечных дырочек, оставленных зубами змеи, вытекала бледная жижа, смешанная с кровью. Через несколько часов его охватила лихорадка, а нога от паха до щиколотки начала пухнуть, раздуваться, словно повторяя облик укусившей несчастного змеи. Кожа обрела отвратительный красно-серый цвет, а на следующий день порвалась, лопнула, словно перезрелая слива. В длинной, сочившейся сукровицей ране зияло гниющее мясо. В тот вечер Вало лежал с закрытыми глазами, часто и мелко хватая ртом воздух и явно проигрывая бой за свою жизнь. И все же он не отрекся от своей веры в правдивость бестиария.

– Это был престер, – сказал умирающий столь слабым голосом, что я должен был склониться к нему, чтобы разобрать слова. – А будь это гипналис, я сейчас спал бы, как Клеопатра.

Он облизал губы, сглотнул и с трудом заговорил вновь:

– Я помню, как ты читал мне про змею, которая называется престер, ползающую с открытым ртом, и что те, кого она кусает, раздуваются и гниют заживо.

Парень содрогнулся от приступа боли, а потом протянул руку и стиснул мою ладонь.

– Здесь много редких животных! Возьми из гнезда молодого грифона и привези его домой. Корми его мясом, как Мади и Моди. – Это были последние членораздельные слова, которые он сумел произнести.

Мы выкопали для него могилу у подножия невысокого обрыва неподалеку от того места, где набирали воду. Яму мы сделали глубокую, чтобы дикие звери не добрались до его трупа, и опустили туда Вало через несколько часов после его кончины. Сулейман настойчиво советовал поторопиться.

Вскоре после того, как мы отвалили от берега, корабельщик указал мне на сильную зыбь, идущую с моря.

– Надвигается буря, – сказал он мне напрямик. – Если она застигнет нас около этого берега, где нет ни единого укрытия, все мы будем так же мертвы, как твой друг, оставшийся там.

Его слова показались мне грубыми, и мне пришлось напомнить себе, что в своих странствиях Сулейману доводилось не раз встречаться со смертью и что многие из его спутников гибли от несчастных случаев и болезней, тонули и исчезали в глубине моря.

– Нужно возвращаться в Аль-Убуллу, – сказал я. До кончины Вало я склонялся к тому, что, несмотря на сомнения, доверять бестиарию следует, в том числе и в описаниях иноземных зверей и тварей – как-никак многие сведения из него подтвердились. Теперь же я ругательски ругал себя за самоуверенность: я не усомнился в том, что змею можно приручить музыкой! В противном случае Вало, которого я и только я увлек в это странствие, был бы жив.

– Я бы с радостью взял курс на дом, – ответил корабельщик. – Мы уже ушли из Зинджа дальше, чем я обещал Джафару, но сейчас, – он кивнул в сторону далекого горизонта, где собирались тучи, окрашенные в немыслимый жемчужно-серый с зеленоватым оттенком цвет, – полагаю, нам предстоит отдаться на волю Милосерднейшего.

Буря, налетевшая на нас в тот же день, ближе к вечеру, продолжалась трое суток. Если бы она пришла с востока, наш корабль неизбежно выкинуло бы на берег и разбило вдребезги. К счастью, ветер и волны шли с противоположной стороны и несли нас в открытое море. Стихии так разбушевались, что морякам оставалось лишь опустить паруса и реи на палубу, надежно закрепить их и скрыться в трюме, дабы спрятаться от дождя и ветра. Не то что работать – даже просто находиться на палубе было невозможно. Сулейман и не пытался править рулем. Признав свое бессилие перед бурей, он позволил судну плыть, куда оно пожелает. Корабль же отчаянно раскачивался во всех направлениях, непрерывно содрогаясь от обрушивавшихся на него огромных волн. Мы думали только о том, как выжить, откачивали воду и старались не открывать люки, чтобы волны, то и дело перекатывавшиеся через палубу, не обрушились в трюм и не погубили судно и нас вместе с ним. Когда же ветер наконец стих, мы все были мокрыми, голодными и до крайности измученными. Огонь в кухонной плите давно погас, и нам пришлось удовольствоваться лишь пригоршней фиников из последнего оставшегося у нас тюка. Сулейман встал к рулю и почти не отходил от него, лишь изредка позволяя себя недолго вздремнуть, чтобы сохранить силы. Всякий раз, глядя на этого невзрачного человека, скорчившегося у большого румпеля, я видел на его лице спокойную уверенность. Теперь я понимал, почему моряки смело полагались на его знания и опыт и верили, что он спасет их от любой беды. Я же не смог сделать того же самого для Вало.