Книга Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев

Майер завидовал Форсайту и мечтал быть вторым Йоханнесом Марио Зиммелем. Это был популярный австрийский писатель, упоминавший в одной из своих книг Визенталя.

Английскую версию романа «Досье “ОДЕССА”» Майер прочел на Кипре. Книга, считал он, обречена на успех, поскольку соответствовала психологии американского читателя. Однако борьбе с нацизмом, которую Визенталь и он вели на политическом и педагогическом фронтах, она, по его мнению, помочь не могла, а в ФРГ и Австрии ее не могли воспринять иначе как дешевое чтиво. В развлекательной литературе, писал он, нацисты подобны соли в супе: их надо использовать очень умеренно, а суп Форсайта слишком соленый.

Ему было нелегко смириться с успехом книги Форсайта, в то время как он сам затруднялся найти издателя для своей собственной, и он начал впадать в отчаяние. Видимо, писал он Визенталю, мою книгу никогда не опубликуют и писателем мне не стать. Ядовитую рецензию на «Досье “ОДЕССА”» в журнале «Шпигель» он прочел с явным удовольствием. «Мой “Запрограммированный агент”, – писал он, – намного лучше, но никто не хочет верить, что это так».

Визенталь не любил, когда его критикуют, но на этот раз с Майером согласился. «Я признаю, – писал он Майеру, – что английская версия книги содержит много такого, чего человек, знающий столько, сколько ты, принять не может». Однако, по его словам, издательство, собиравшееся публиковать роман Форсайта в переводе на немецкий язык, обратилось к нему с просьбой пройтись по тексту, и он многое в нем изменил и вычеркнул. Немецкое издание, пообещал он, будет уже более приемлемым. Все это время он продолжал искать издателя для книг Майера.

С 1977 года сочинения Майера начали наконец-то публиковаться. Майер выбрал себе псевдоним «Лео Франк». Макс Лео Франк был американским евреем, признанным виновным в убийстве одной из его работниц. В 1915 году антисемитски настроенная толпа его линчевала. Визенталь упомянул его в одном из своих выступлений в Лос-Анджелесе. Некоторые из книг Майера-Франка удостоились успеха и даже были экранизированы на телевидении.

Со временем связь между Майером и Визенталем стала ослабевать, и в конце 1979 года, чувствуя, что друга теряет, Майер послал Визенталю письмо, напоминающее по тону письмо брошенного влюбленного. Он писал, что никогда не забудет, как Визенталь сказал в Иерусалиме, что выбрал бы его в качестве брата, и за прошедшие с тех пор годы его «почти детское восхищение» Визенталем нисколько не уменьшилось. «Я позволю себе утверждать, – писал он, – что всегда приходил к тебе на помощь, когда ты во мне нуждался, но когда я сейчас об этом думаю, то прихожу к выводу, что, по-видимому, был для тебя лишь одним из многих и в течение последних тридцати лет попросту обольщал себя иллюзей, полагая, что имел для тебя такое же значение, какое твоя дружба имела для меня».

Он писал, что не знает, читал ли Визенталь «Запрограммированного агента» (как будто забыл, что книга родилась в результате их сотрудничества), но надеялся, по его словам, что Визенталь сделает для рекламы его романа больше, написав о нем что-нибудь в газетах. Он чувствовал себя преданным. «Судя по всему, я преувеличивал твою способность, а главным образом готовность этим заниматься. Да и с чего бы тебе это делать? У тебя ведь наверняка есть и другие заботы… Я пришел к выводу, что с моей стороны надеяться на что-то в этом плане было всего лишь глупостью и иллюзией. Но, как говорят англичане, no hard feelings».

В конце письма он уподобляет свои отношения с Визенталем отношениям с собственным отцом.

Это письмо проливает свет не только на личность Майера, но и на личность Визенталя. Визенталь умел вызывать у других людей любовь, но не очень хорошо умел отвечать взаимностью. Во всяком случае, не в той степени, на какую любившие его надеялись.

Тем временем у него и в самом деле были другие заботы.

4. Террор против евреев

28 сентября 1973 года несколько палестинских террористов сели на пассажирский поезд, следовавший из Словакии в Вену. Среди пассажиров поезда были в том числе евреи из Советского Союза, собиравшиеся переехать на постоянное место жительства в Израиль. Террористы захватили троих из них и одного австрийца в заложники, а в обмен на их освобождение потребовали, чтобы австрийское правительство обязалось закрыть «лагерь Шонау», под которым подразумевался расположенный возле Вены замок, служивший промежуточной станцией на пути евреев из Советского Союза в Израиль.

Нападение на поезд было одной из антиеврейских акций, осуществленных палестинскими террористическими организациями в 70-е годы в разных странах мира; часть этих акций были проведены палестинцами совместно с западногерманскими и другими террористами. Они похитили несколько пассажирских самолетов, убили израильских спортсменов на Мюнхенской Олимпиаде и совершили целый ряд других серьезных терактов.

Канцлер Крайский разрешил террористам покинуть Австрию на самолете, и в конечном счете те прибыли на нем в Ливию. Кровь не пролилась, но Визенталь был в шоке.

Через несколько дней после этого премьер-министр Израиля Голда Меир приехала в Вену, чтобы отчитать Крайского за то, что тот пошел террористам на уступки. Встреча была тяжелой. «Даже стакана воды мне не предложил», – сказала Меир, вернувшись домой. «Полный разрыв с Крайским», – объявили израильские газеты. Правда, поначалу было неясно, чем именно осложнение отношений объяснялось: тем ли, что Крайский уступил террористам, или же тем, что заставил Меир страдать от жажды.

Австрийцы очень обиделись. Даже много лет спустя верная помощница Крайского Маргит Шмидт все еще не могла успокоиться и в тысячу первый раз рассказала, как заранее подготовила для Меир специальную комнату, чтобы та могла перед встречей с канцлером немного отдохнуть, однако Меир заявила, что хочет видеть Крайского немедленно. Не может быть, сказала Шмидт, чтобы канцлер не предложил Меир кофе, а кофе в Австрии всегда подают с водой.

Сказав, что Крайский не дал ей воды, Меир на самом деле имела в виду, что тот ответил отказом на ее требования, но, как показывает израильский протокол беседы между Меир и Крайским, это тоже не совсем верно. Крайский сообщил ей, как развивалась история с нападением на поезд, и сказал, что, если бы не пошел на уступки, террористы бы убили заложников. Меир же настаивала, что с террором необходимо сражаться. Она приехала в Вену с конгресса Социалистического интернационала в Страсбурге, где удостоилась теплого приема, и, по понятным причинам, ожидала от Крайского – социалиста и еврея – горячей поддержки. Однако когда тот стал доказывать, что, выполнив требования террористов, поступил правильно, она сочла необходимым напомнить ему о его долге перед еврейским народом и научить бороться с террором. «Израиль, – сказала она, – стоит перед дилеммой: жить ему или не жить», но поскольку Крайский подарил террористам победу, то он, по ее словам, подверг тем самым опасности не только жизнь израильтян по всему миру, но и жизнь каждого еврейского ребенка. «Мы, евреи и израильтяне, стали для всего мира головной болью; у нас большой опыт», – сказала Меир. И не забыла добавить: «В детстве я видела погром».