Книга Сфинкс - Тобша Лирнер

В это время с лестницы, ведущей вниз в центральную шахту, раздались голоса. Сердце оборвалось и, словно пойманная в силок птица, затрепетало в грудной клетке. Я отступил в тень, рука нащупала спрятанный за поясом нож. Скрывшись в нише за надгробным памятником, я слышал приближавшиеся шаги. По размеренному ритму, почти ритуальному темпу можно было судить, что шла целая группа. Я ощутил сильный аромат курений. Люди двигались в сторону погребальной камеры, ко мне.

Я перестал дышать. Звук шагов замер в нескольких дюймах от меня. Послышался скрежет камня о камень. Затем люди стали удаляться, каждый их шаг становился тише и приглушеннее, словно они погружались все глубже под землю. Застыв у влажной каменной стены, я не мог пошевелиться. Заставил себя собрать остатки рассудка, бесшумно выдохнул и, прячась за статуей, выглянул. К моему изумлению, я увидел человека с пылающим ритуальным факелом и в балахоне со складками, как у древнеегипетского жреца. Он замыкал шествие. Но самым удивительным было то, что на голове его была маска ибиса, который, как я знал, символизировал бога знаний Тота. А его изогнутый клюв изображал лунный полумесяц.

Фигура стала опускаться в отверстие в полу. Оказывается, скрежет, который я слышал несколько секунд назад, производил сдвигаемый в сторону камень. Любопытство пересилило страх, и, чтобы лучше разглядеть происходящее, я сделал шаг вперед. И в этот момент задел ногой небольшой камень. Человек в маске Тота повернулся на шум. На меня слепо уставилась птичья голова. Я отпрянул в свое убежище и, затаив дыхание, желал только одного: чтобы Тот поскорее ушел.

34

Я ждал, пока тело не стало сводить судорогой. И лишь убедившись, что свет от факелов исчез в тоннеле и больше не слышно удаляющихся шагов, осмелился выйти из ниши. Оглянулся, каждую секунду ожидая, что на плечо мне ляжет чья-то тяжелая рука, посмотрел в узкий каменный колодец с вырезанными ступенями. Наверное, его вырубили во времена римлян или даже раньше. Мне необходимо исследовать этот подземный путь. Я осторожно спустился на десять ступеней, держась руками за грубо вытесанные, со следами резца стены. Чуть ниже на камне над головой появилась надпись. Призвав все школьные познания латыни, я перевел: «Сойти во тьму — значит познать себя». По спине побежала дрожь.

Электрического света из люка хватало, чтобы разглядеть еще несколько ступеней уходившей вниз винтовой лестницы. Те, кто прошел здесь до меня, видимо, прекрасно знали путь: на лестнице не было перил, ладонь натыкалась только на липкую стену. Прежде чем продолжить спуск, я, чтобы себя подбодрить, дотронулся до ножа. Несмотря на холод, на лбу выступил пот. Мне еще не приходилось чувствовать себя настолько беззащитным: ни во время погружений в море, ни во время занятий спелеологией в пещерах. Тоннель казался живым, впитавшим века насилия свидетелем невыразимого ужаса.

Примерно на полпути вниз свет померк, и я погрузился в полную темноту. Неприятное ощущение — я ничего не видел, только чувствовал запах сырого камня и его шероховатость под ощупывавшими стены ладонями. Постоял, справляясь с клаустрофобией, неизбежно охватывавшей меня в закрытых местах, и осторожно двинулся дальше, пробуя каждый шаг и поминутно ожидая услышать за спиной шаги. Дыхание казалось необыкновенно громким, и я заставлял себя выдыхать медленнее, отчего испытывал удушье и новый приступ страха. А через пару минут потерял всякое представление, что вне меня и что внутри. Стало чудиться, что эта кромешная тьма — продолжение моего тела, даже моей психики, словно я переступил порог между физическим и метафизическим.

Нога ткнулась в ровный пол со звуком, покатившимся по тоннелю эхом взрыва. Я замер и, задержав дыхание, ждал. Рука нащупала прямоугольное отверстие, где из стены вывалился известняк. Пальцы сжали похожий на палку длинный предмет, и я с ужасом сообразил, что держу кость. Теперь я понял, куда вело отверстие — в горизонтальные камеры захоронения, в каждой из которых находился скелет. Отдернув со страхом руку, я продолжал путь, целиком полагаясь на ощущения ног.

Откуда-то из глубины катакомб на лицо повеяло ветром. Я моргнул, глаза пытались приспособиться к окружающей темноте и отыскать проблески света. Но света не было — одна цельная, бездонная пустота, казалось, поглотившая меня целиком. Я шел на ветер и свернул за угол. Внезапно в конце длинного коридора стали различимы фигуры людей, неспешно кружившие словно в специально поставленном ритуальном танце. Казалось, я наблюдаю замедленный подводный хоровод — пугающий и отвратительный. У меня перехватило дыхание, и ощущение клаустрофобии сделалось невыносимым.

Скользя вдоль стены, я приблизился к танцующим футов на пятьдесят и понял, что люди находились в камере, по углам которой были закреплены пылающие факелы. Их было пятеро — все одеты богами времен фараонов. В левой части камеры стояли огромные весы, их сделанные из черного дерева с золотом рычаги были в размахе добрых десять футов. На золотых цепях висели золотые чаши. Одна была пуста, на другой одиноко лежало белое перо. Поворотная стрелка была увенчана фигуркой богини истины и правосудия Маат, которую я узнал по страусиному перу в волосах.

В этот момент я догадался, что происходит. Шел ритуал взвешивания сердца, который постоянно видела во сне Изабелла и о котором упоминала в лекции Амелия. Никаких сомнений. Весы. Каменное возвышение. Теперь я понял, почему меня привел сюда двойник Изабеллы или ее тень. Я стоял словно пригвожденный — меня будто перенесли в кошмар Изабеллы, в саму ее душу.

У весов на колени встал африканец в маске шакала, его мускулистые руки блестели в неверном свете факелов. Он положил на золотую чашу кусок сморщенной плоти. Анубис. За весами разлилась лужа темной жидкости. Рядом с Анубисом стоял человек в маске ибиса со свитком и пером для письма в руках. Это был Тот. Он должен был регистрировать грехи и благие дела умершего, чье сердце сравнивали на весах с весом птичьего пера. Сердце! В ужасе я снова посмотрел на сморщенный предмет на золотой тарелке и в мерцающем свете факелов различил обескровленную плоть. Чье это сердце? Человека? Изабеллы? Кровь оглушительно застучала в ушах, и несколько мгновений я не сомневался, что вот-вот упаду в обморок. Неужели все это происходит на самом деле? Если да, то какова роль молодой женщины, проводившей меня на место странного воспроизведения старинного обряда?

Рядом с Тотом, где перед троном Осириса должен был стоять умерший в ожидании суда, находились четыре канопы с изображением голов сына Гора. Горло беззвучно сжалось от непроизвольного рвотного спазма. Я знал, что канопы использовались для хранения мумифицированных органов умерших. Неужели в этих сосудах внутренности Изабеллы? Яркие краски и вертикальные линии иероглифов указывали на подлинность древних сосудов. Все представление было точно срежиссировано до мельчайших исторических деталей. Оно казалось ослепительно ярким и в то же время мрачным своей непререкаемой властностью, благодаря которой эта цивилизация с ее беспорядочным загробным миром столько веков сохраняла влияние. Цель древнего ритуала и усилия, затраченные на маниакально точное его воспроизведение, вызывали страх. Судя по сосредоточенности участников, они не сомневались в силе древней символики. Эти люди не просто воспроизводили церемонию взвешивания сердца, они ее проживали.