Книга Король-Беда и Красная Ведьма - Наталия Ипатова

— Ты лучший враг, чем я сам, — возразил Брогау. — Я только хочу спросить тебя, почему ты называешь себя Баккара?

— То есть?

— То есть я спал с твоей матерью за год до твоего рождения.

Неизвестно, какую цель преследовал Брогау этим заявлением. Может, в самом деле надеялся, что у Рэндалла дрогнет рука. Может, рассчитывал отравить ему царствование ядовитой сплетней и ярлыком отцеубийцы. Он не пожалел ради этого публично втоптать в грязь доброе имя своей королевы, вскочившей на ноги с криком: «Нет! Это неправда!» Он и жизни ее не пожалел, потому что в действии был подписанный им закон о супружеской неверности, который Рэндалл среди прочих грозился отменить первым, «потому что чушь собачья». Правда, в этом вопросе Рэндалл едва ли сошел бы за образец.

Но они походили. В самом деле. Не так, как походили на Брогау его сыновья, но все же лицо Рэндалла было достаточно узким, и могли возникнуть сомнения, только ли материнская кровь здесь сыграла. Оба они были темноволосы. Оба были откровенными хищниками, дравшимися за свой кусок мяса. К тому же это была сплетня из тех, которые невозможно опровергнуть.

Молодой король отступил на шаг, держа меч в вытянутой руке горизонтально, направленным в сердце Брогау. А потом, словно в величайшем негодовании, в смятении чувств, в рыцарском гневе грянул его оземь, так что лезвие вонзилось в песок и задрожало, отозвавшись протяжным, как струна, звоном. Да еще и рукоять от себя оттолкнул.

— Правду! — прорычал он.

Неизвестно, что померещилось прочим, а Аранта в этот момент увидела, как грудь его изнутри вспорол сверкающий не то луч, не то меч и острие его пробило грудь Брогау. И некоторое время они стояли напротив друг друга, словно два мотылька, насаженных на одну булавку. Будто оба сердца были пронзены.

Секунда промедления, и Рэндалл снова взял меч из песка. Но произошло достаточно, чтобы магия свершилась.

— Да, — сказал Брогау, хотя теоретически, для всех, кто не видел магии, мог нанести Рэндаллу до десяти штук смертельных ударов. — Это неправда. Твоя мать чиста. Просто мне до смерти захотелось посмотреть, как ты себя поведешь. Прими мои поздравления. Ты будешь хорошим королем. Во всяком случае, любимым. Черни и женщинам нравится, когда вот так, очертя голову, грудью на меч. Им кажется, это красиво. А именно они и формируют мнение большинства, перед которым склоняются и такие головы, как у нас с тобой.

— Но за это признание ты мне кое-что должен, не так ли? — продолжил он, почти наугад отмахиваясь от ударов Рэндалла. Пот заливал ему глаза. Рэндалл был близок, близок…

— Скажи — что, и я подумаю.

— Одна просьба. Сделай это быстро. У меня нет сил тешить твое самолюбие.

— Я полагал, мы тешим тут твое самолюбие. Раз так, договорились…

Меч Рэндалла нырнул вперед с быстротою языка ящерицы, и непоколебимый как скала Брогау пошатнулся и мягко-мягко опустился на колени и на бок. Рэндалл нанес самый милосердный в мире удар — в сердце. И в кругу остался только один король.

Предупреждая шум общего ликования, Рэндалл поднял клинок, коснулся им лба в воинском салюте, поцеловал лезвие и сломал его. Поднял из песка королевский меч Брогау с сапфирами в золоченой рукояти.

— Эта вещь ему не принадлежала. Повернул голову. Дел тут было еще навалом.

— Добрый день, матушка.

— День недобрый, — возразила Ханна, встав, когда с нею заговорил король. — Пока он был жив, я никак не могла сделать выбор между вами. Теперь я его сделала. Я выбираю его. Мое имя стоит под его подписью на каждом документе. Можете казнить меня, сир, когда на то будет ваша воля. Я любила этого человека.

— Ну что вы, — галантно ответил Рэндалл, — мы же с вами не какие-нибудь Камбри-Брогау. Мне вовсе не хочется делать традицией внутрисемейные убийства. К тому же, — сказал он ей на ухо, — титул матереубийцы мне определенно не к лицу. Но я пойму вас, если вы решите укрыться от мирских забот в отдаленном монастыре. Тот, куда вы упекли Леонору де Камбри, вполне подойдет. Я слышал, климат там здоровый. Климат — единственное, что должно интересовать вас… в ваши годы.

— Где-то когда-то я допустила ошибку, — признала Ханна, глядя на него так, словно он не был властен над ее жизнью и смертью. — Что тебе до Леоноры де Камбри? Ты никогда не знал ее.

— Сэр Эверард говорил со мною о ней так, как будто не вы, а она была моей матерью. Думаю, тогда я в этом нуждался. Да, матушка. Вы допустили ошибку, когда решили, что я — не в счет.

Это означало в принципе, что между ними сказано все, и они разошлись без прощания. Еще два дела, одно из которых он хотел бы отложить напоследок.

— Эй! — крикнул он в сторону гвардейцев, вот уже минут десять как своих собственных. — Кто-нибудь скажет мне, жив ли еще Дерек Брисс?

Толпа замерла как один человек. Король устраивал шоу. Вся королевская жизнь — шоу, ритуал напоказ, как будто ты живешь в стеклянном дворце. Это, кстати, хорошо известно Веноне Сариане. После недолгой паузы толпа исторгла из своих недр кряжистого старика. Рэндалл ждал, пока тот приблизится, держа пальцы правой руки за поясом. Должно быть, Брогау ценил капитана своей стражи, забрал его из Констанцы наравне с самыми близкими. Он бросил там много более дорогих и ценных вещей. Он оставил там младшего сына, напомнила себе Аранта, и позаботился забрать эту старую рухлядь.

— Ты, наверное, помнишь, кому ты одолжил золотую раду? Я возвращаю долг. Извини, что не та же самая. Ту, — Рэндалл показал старую монету, — я храню. Она приносит мне удачу.

Монета взлетела в воздух, сверкнув на ярком солнце новенькой чеканкой того и этого бока. Королевская рада Рэндалла Баккара! Новая монета нового короля. Толпа приветствовала ее восторженным ревом. Когда король показывает деньги, это хорошая примета. Старый капитан, прищурившись, поймал денежку в узловатые пальцы, и Рэндалл обнял его.

— Это долг, — сказал он, отстраняясь. — А проценты последуют. Я памятлив.

В эту минуту ему было почти хорошо. В ворота Эстензе свободно входили и выходили люди. Воротная пошлина не взималась, как в праздник. Оглядываясь, Рэндалл чувствовал себя опустошенным. Он ждал слез радости, спазма счастья. Их не было. Смерть Брогау сделала все будничным. Чувство было такое, словно он утолил голод. Всего лишь. Он ждал от этого дня большего и ожидал, что это будет труднее. Возможно, пришла ошеломляюще трезвая мысль, ему просто следует выспаться.

Аранта подошла и тронула его за рукав. Он выдавил улыбку.

— Сам, — сказала она. — Без меня. Хотел ли ты еще чего-то, или это все на сегодняшний день?

— Я совсем забыл, — в приступе откровенности признался он, — что за все эти годы он должен был состариться.

Он мог одержать сегодня еще одну победу. Ему хотелось, и он видел, что она была бы счастлива. Может, и он мог бы сегодня урвать что-то для себя. Но… все так изменилось, что следовало в очередной раз отделить зерна от плевел. Добро может зваться Добром лишь до тех пор, пока не утратит идеалы. После этого оно теряет свои движущие силы. Добро — обывательское понятие, подходящее тем, кому не позволительна роскошь быть просто собой. Без дополнительных обязательств. Он король, и у него есть королева. Вторая роль — слишком мало для его Аранты. Девушки, похожей на каплю крови из порезанного пальца. Его собственной крови. Меньше, чем он хотел бы ей дать. К тому же это значило лишить ее магии, а значит — его постоянного, непреходящего интереса к ней. Улыбка тронула его губы. Ему достало терпения долгие годы ожидать своего трона, и наконец он сделал это. Потом, когда он выспится, он будет нуждаться в новой игре. Он обязан сохранить для себя эту восхитительную, равную ему противницу с неведомым ему потенциалом просто на тот случай, когда уже некого будет побеждать.