Книга У каждого свое зло - Фридрих Незнанский

— Есть только один человек, который знает все это, — тихо, но твердо сказала Софья Михайловна. — И человек этот — Чванов, Леня.

— Ну что за глупости, ей-богу, Соня! — недовольно сказал Леонид Александрович. — Я понимаю, что ты его недолюбливаешь, но нельзя же из-за этого валить на человека все неприглядное. Ведь его даже не было на острове, Соня, он всего лишь час назад сошел с самолета…

— Он прилетел из Москвы? — упрямо спросила Соня. — Значит, уже не час прошел, а целых три!

— Соня, ты слишком к нему предвзята, ни один суд не согласился бы с твоими доводами!

— Но ты же не суд, Леня? Поверь моей интуиции: это он, — повторила женщина, не сводя глаз с опешившего мужа. — Ты говоришь, я предвзята? Да, пожалуй, это так. Может, оттого, что я женщина, но я просто физически иногда чувствую нечистоплотность и низость этого человека.

Леонид Александрович снова прошелся из угла в угол, остановился, облокотившись на пузатый чиппендейловский комод.

— И все-таки — это ты слишком, Соня. Он же как-никак мидовец. И вообще, Евгений Кириллович — человек проверенный. Я работаю с ним бок о бок вот уже третий год. Он прекрасный, компетентный работник очень высокой квалификации и еще ни разу не подводил меня. Ни разу! Всегда готов выполнять любые мои конфиденциальные поручения… Ты же знаешь мои причуды… Так вот, не было случая, чтобы он оказался не на высоте! К примеру, хотя бы вот это, — Леонид Александрович подошел к столу, взял с него привезенные Чвановым фотографии, протянул Софье. — Он вышел в Москве на человека, готового продать бесценную книгу — она как раз на этих снимках. О ней никто не слышал в течение двухсот лет! Таких книг — всего два экземпляра на всем свете! И одна из них благодаря Евгению скоро будет моей!

Софья грустно посмотрела на него, покачала головой.

— Господи, до чего же ты наивен, Леня. Как ребенок, — сказала она мягко. — О книге никто, кроме Чванова, не слышал, и все доказательства ее существования — фотография, которую с нынешней техникой можно сфальсифицировать за каких-нибудь полчаса. Я больше чем уверена, что владелец книги хочет получить часть денег вперед. Угадала? — безжалостно спросила Софья.

— Д-да, — сказал он. — А как тебе это удалось?

— Сколько, — вместо ответа спросила она. — Сколько Чванов просит вперед?

— Четверть миллиона. Естественно, долларов. Но если учесть, что сама книга стоит ровно в два раза больше, то можно с уверенностью…

— Леня, — решительно прервала его Софья, — если ты дашь Чванову эти деньги, я не знаю… я перестану с тобой разговаривать! — И, забрав свою папку, с непреклонным видом она двинулась прочь.

Остроумов за это время очень хорошо узнал свою Соню — она действительно может перестать разговаривать, но при чем тут Чванов?

— Что за чертовщина! — пробормотал Остроумов и протянул руку к трубке мини-АТС. — Женя, не спишь? Извини, что отвлекаю от отдыха, зайди ко мне, пожалуйста. Да, прямо сейчас.

…В ожидании референта Леонид Александрович снова взял в руки письмо, отложенное им из-за прихода жены. Вскрыл его, прочитал следующее:

«Уважаемый Леонид Александрович!

Будучи осведомленным о Вашей чрезвычайной занятости, заранее прошу прощения за доставленное Вам беспокойство. Пишет Вам Краснов Антон Григорьевич, библиофил из России. Мне бы не хотелось зря отнимать ваше драгоценное время объяснениями всех причин, побудивших меня написать Вам это послание. Достаточно будет двух — мой возраст и неизлечимая болезнь. Мне достоверно известно, что вы один из тех немногих собирателей, которые всерьез интересуются редкими книгами по орнитологии. Я же, в свою очередь, являюсь владельцем уникальной коллекции книжных изданий, в том числе и связанных именно с этой тематикой. Эта часть коллекции досталась мне от отца, известного в свое время собирателя, посвятившего созданию своей библиотеки всю жизнь. Я узнал о Вас и о Вашем необычном хобби через Интернет и решил тотчас же связаться с вами, своим коллегой. Вы можете спросить, почему я в таком случае не послал Вам письмо электронной почтой. Пусть Вас это не смущает — я человек прошлого и считаю, что письмо, написанное рукой и отправленное обычной почтой, имеет много большую силу воздействия на душу адресата, нежели все эти новомодные штучки.

Теперь к делу. Поскольку я — человек совершенно одинокий и не имею ни родственников, ни просто родственной души, которой мог бы передать эстафету собирательства интересующих меня (и Вас!) книг, то я принял решение…»

Далее, за большим количеством вежливых слов, говорилось об условиях передачи собрания, которые Леонид Александрович опустил и прочел ниже:

«Уповаю лишь на то, что вы не откажете мне в моей просьбе приехать в Россию, ибо сам я уже не в состоянии передвигаться, не говоря уж о возможности сколь-нибудь продолжительного путешествия… Поэтому убедительно прошу Вас, не откладывая в долгий ящик, навестить меня лично и ознакомиться с моим собранием книг…

…На всякий случай сообщаю, что это письмо — дубликат. Оригинал же я пересылаю Вам с великодушной помощью Вашего уполномоченного Евгения Кирилловича Чванова. Его отзывы о Вас лишь укрепили меня в принятом решении и развеяли последнюю толику сомнений, вызванных, скорее всего, моим почтенным возрастом — в семьдесят пять человек иногда становится излишне подозрительным и недоверчивым, особенно если он проживает в условиях нынешней России.

Как я уже сказал, Евгений Кириллович любезно согласился передать Вам это письмо, а вместе с ним — мои надежды на скорую с Вами встречу. Только не подумайте, что я тороплю Вас. Но надеюсь, Вы без труда поймете мое нетерпение — времени у меня осталось совсем немного. Искренне рассчитываю получить Ваше согласие на встречу…

С нетерпением жду Вашего ответа. Еще с большим нетерпением — личной встречи с Вами.

Если Вас не затруднит уведомить меня о Вашем решении заблаговременно, очень просил бы Вас сделать это.

Извините за столь сумбурное и сбивчивое письмо, но в последнее время мое здоровье оставляет желать лучшего, так что, уважаемый Леонид Александрович, не обессудьте. И простите старика.

Уверен, что Евгений Кириллович сумеет рассказать о нашей с ним встрече со всеми подробностями.

С уважением и искренним пожеланием здоровья и всяческих успехов Антон Григорьевич Краснов».

Затем Леонид обнаружил постскриптум, в котором старик, опасаясь излишнего интереса нечистоплотных журналистов и книжных «жучков», убедительно просил его, «буде он приедет», не разглашать причин своего появления в России.

Внизу страницы стояла замысловатая закорючка — по-видимому, подпись…

Остроумов прочел на конверте адрес. Впрочем, название улицы ему, не москвичу, ни о чем не говорило.

— Занятно, занятно, — произнес Леонид Александрович себе под нос, легонько барабаня пальцами по конверту. — Обязательно нужно слетать к старику. Да и Соне пора навестить мать. Гм… Почему же Евгений не сообщил мне о том, что привез письмо?