Книга Шторм войны - Виктория Авеярд

Вторая рука у него пуста, на пальцах нет пламени. Никакого огня, кроме того, что горит в глазах.

– Город ваш, – говорит Рамбос, склонив голову и подняв руки.

Королева Анабель подходит ближе к внуку; ее скрюченные пальцы напоминают когти. Возможно, это единственный человек на свете, который выглядит величественно даже без пышного наряда.

– Обращайтесь к нему как полагается, лорд Рамбос.

Он быстро понимает намек и сгибается еще ниже, почти касаясь губами ковра.

– Ваше величество, король Тиберий, – без колебаний произносит Рамбос и широко разводит руки в знак безоговорочной верности. – Город Причальная Гавань и вся область по праву ваши. Они возвращены законному королю Норты.

Тиберий высокомерно смотрит на него и поворачивает меч. На лезвии играет свет. Лорд вздрагивает и жмурится от внезапного блеска.

– А как насчет Дома Рамбоса? – спрашивает Тиберий.

Эванжелина, стоя рядом со мной, тихонько фыркает.

– Ну и цирк.

– Мы в ваших руках, и вы можете поступить с нами по своему усмотрению, – сдавленно произносит лорд.

Насколько ему известно, Тиберий вправе казнить всю его семью. Истребить род целиком. Стереть их имя с лица земли. Серебряные короли выносили более жестокие приговоры и за меньшее.

– Наши солдаты, наши деньги, наши ресурсы в вашем распоряжении, – добавляет Рамбос, перечисляя то, чем располагает его Дом.

Во всяком случае, при жизни.

Тишина длится, напоминая туго натянутую нить, которая угрожает вот-вот лопнуть. Тиберий, не моргая, смотрит на лорда Рамбоса – его лицо пусто, непостижимо, лишено всяких чувств. Затем он улыбается. Тепло и понимающе. Не знаю, насколько искренне.

– Благодарю вас, – произносит он, слегка качнув головой. И лорд Рамбос обмякает от облегчения. – Точно так же я поблагодарю всех членов вашего Дома, когда они последуют вашему примеру и присягнут мне. Оставят мнимого короля, который занял трон моего отца.

Анабель, стоя рядом с ним, сияет. Если это она его научила, то задача выполнена на все сто.

– Да… да, конечно, – выговаривает Рамбос. Он просто из кожи вон лезет, соглашаясь на любые условия. Я замечаю, как Тиберий слегка отступает – на тот случай, если побежденный лорд попытается поцеловать ему ноги. – Мы немедленно принесем присягу. Наша сила – ваша сила.

Лицо Тиберия каменеет.

– Завтра, милорд.

Он не оставляет возможности для спора.

– Завтра, ваше величество, – повторяет Рамбос, кивая. Все еще стоя на коленях, он сжимает огромные кулаки. – Слава Тиберию Седьмому, королю Норты, подлинному Пламени Севера! – кричит он, и его голос обретает силу с каждой секундой.

Толпа советников и солдат, Серебряных и Красных, откликается, повторяя гнусные титулы. И щеки Тиберия окрашиваются легким румянцем. Он водит глазами туда-сюда – пытается понять, кто кричит, а кто нет. Его взгляд падает на меня, на мои неподвижные губы. Ощутив легкий трепет, я продолжаю решительно держать рот на замке. Фарли тоже – она рассматривает собственные ногти, а не пышное зрелище перед нами.

Анабель купается в лучах внимания, положив руку на плечо внука. Просто для того чтобы продемонстрировать старинное обручальное кольцо с черным камнем. Это ее единственное украшение. В других она и не нуждается.

– Слава, – бормочет она, и глаза старой королевы горят, когда она смотрит на Тиберия.

Как будто щелкает выключатель – она тут же берется за дело. Встав перед Тиберием, Анабель смыкает свои смертоносные руки (так, что кольцо по-прежнему на виду).

– Король благодарит вас за преданность, и я тоже. В ближайшее время нам будет нужно многое обсудить.

Она намекает, что пора уходить. Тиберий поворачивается к залу спиной, и я понимаю, что это значит. Он устал. Он ранен. Может быть, не телесно – где-то в глубине души, куда не проникнуть взгляду. Напряженные плечи – как знакомо – сутулятся под рубиново-красными наплечниками доспехов. Словно он сбросил какую-то тяжесть. Или поддался ей.

Отчего-то я вновь представляю себе его труп. В душе собирается ужас, грозя затопить меня и увлечь на дно.

Я делаю шаг вперед, намереваясь остаться, но толпа увлекает меня. И Эванжелина. Она берет меня под руку – декоративные когти впиваются в тело. Стиснув зубы, я выхожу вместе с ней из апартаментов, поскольку не желаю поднимать шум и устраивать сцену. Джулиан проходит мимо нас, приподняв бровь – очевидно, удивляется нашему близкому соседству. Я пытаюсь поговорить с ним глазами. Попросить помощи или совета. Но он отворачивается, не успев понять, чего я хочу. Ну или просто не желает мне помогать.

Мы снова минуем охрану – красно-оранжевых Лероланов, похожих на Стражей. Возможно, своей формой Стражи обязаны им. Я оглядываюсь через головы Серебряных лордов и Красных офицеров. Где-то светится макушка Фарли – и на почтительном расстоянии от нее держится Птолемус Самос. Я вижу Анабель, которая наблюдает за толпой, как ястреб. Она стоит у двери, ведущей в личные покои Тиберия. Он скрывается за дверью и исчезает, даже не оглянувшись напоследок.

– Не спорь, – шипит мне на ухо Эванжелина.

Я невольно открываю рот, чтобы сделать именно это. И закрываю – а она тащит меня в сторону, из толпы, в коридор. Пусть даже мы в безопасности, насколько это сейчас возможно, сердце отбивает рваный ритм в груди.

– Ты сама сказала, что если запереть нас с ним в кладовке, это не сработает.

– Я не собираюсь никого нигде запирать, – шепотом отвечает Эванжелина. – Я просто показываю тебе, где выход.

Мы сворачиваем раз и другой, идем по лестницам и коридорам для слуг – слишком медленно и одновременно слишком быстро. Мой внутренний компас сходит с ума; мне уже кажется, что мы совсем не сдвинулись с места, когда Эванжелина останавливается в тускло освещенном коридоре, куда мы едва можем втиснуться.

Встревожившись, я думаю про свою сережку. Ту, которую не надела. Кроваво-красный камушек, который лежит в шкатулке в Монфоре, скрытый от глаз.

Эванжелина касается ладонью старой двери, которая заржавела от небрежения. Петли и замок покрыты темно-красной коркой, похожей на запекшуюся кровь. Эванжелина щелкает пальцами, и металл движется. Ржавчина осыпается с него.

– Ты окажешься…

– Я знаю, куда ведет этот туннель, – перебиваю я – слишком быстро.

Такое ощущение, что я пробежала милю.

Ее улыбка меня бесит, впору развернуться и уйти.

Но нет.

– Очень хорошо, – говорит Эванжелина, отступает на шаг и слегка взмахивает рукой, указывая на дверь, как будто это дорогой подарок, а не открытая манипуляция. – Делай что хочешь, девочка-молния. Иди куда пожелаешь. Никто тебя не остановит.

Мне нечего сказать. Я молча смотрю, как она уходит, радуясь возможности наконец избавиться от моего общества. Наверное, Элейн уже на пути в Гавань; они будут вместе праздновать победу. Я вдруг понимаю, что завидую им. Они, по крайней мере, на одной стороне, несмотря на все преграды. Обе они Серебряные, обе выросли в знатных семьях. Они знают друг друга – так, как никогда не будем знать мы с Тиберием. Они одинаковые, равные. А мы с ним нет.