Книга Мой плохой босс - Джина Шэй

Ну, хоть не до бесчувствия я его запорола… Чуточку легче.

Я чувствую себя виноватой. Ужасно! Я зря поддалась порыву, зря выпустила это…

— Боже, как ты его размазала, а! — с искренним восторгом замечает Ирина, и я не понимаю даже, в чем причина таких эмоций. — За год я три раза только отправляла его в сабспейс. Три! У него очень высокий болевой порог, так просто его в транс не введешь. А ты — с первого раза! Детка, ты просто космос. Удивительно, что ты столько времени держала все это в себе!

Я не все понимаю, что она сказала, и чувства вины становится больше…

— Он просил пощады… — я произношу это с сожаленьем, — я не остановилась.

— Он не всерьез, — хладнокровно замечает Ирина, — ни единого оговоренного стоп-жеста я не видела. А просьбы о пощаде — тоже часть сессии. Он обожает ощущение безысходности. Это добавляет остроты его наказаниям. Ты не стала его жалеть — и собственно это доставило ему еще больше.

Все еще понимаю не все, но почему-то становится чуточку легче — видимо, это магия спокойствия Ирины. Она — точно знает, что происходит. И я — на самом деле тоже хочу быть такой — уверенной, свободной… Такой, в которой он бы нуждался настолько, что добивался её всеми возможными средствами.

Я все еще ревную… Все-таки видеть любовницу своего мужа — это не то испытание, которое себе пожелаешь. Даже если любовница благородно тебе уступает. Это даже слегка оскорбительно…

— Знаешь, почему я все это затеяла? — Ирина поднимается на ноги, чтобы взять с кресла плед и осторожно прикрыть им плечи моего мужа. — Серьезно, я все жду этого вопроса, но никак его не дождусь.

— И почему? — сипло спрашиваю я, хотя это вообще не тот вопрос, что меня интересует. Но все-таки, почему любовница моего мужа вдруг сочла его недостойным своей персоны?

Глава 47. Антон

Я стою на коленях. Как приклеенный.

Бля, вот вряд ли хоть кто-нибудь из моих подчиненных, тех самых, которые точно знают, что за малейшую провинность я оторву им ноги, руки, головы — и прочие лишние части тела, готов представить, что после работы я становлюсь таким.

Но это все для неё… Для нее — я способен и не на такое.

То, что я наблюдал… Это не поддается никакому описанию. Но внутри меня — тишина. Абсолютное спокойствие. Ирина одним только маневром выжгла все мои сомнения в ней.

Вообще, то, что она сделала сегодня — это за гранью реального — то, что она сделала с женой Зарецкого, как заставила его самого вымаливать наказание уже у жены.

Я бы не поставил на эту девчонку. На старте она казалась слишком мягкой, совершенно непохожей на Ирину и на всех прочих мистресс, что мне встречались. Но надо же… У меня мороз по коже шел от Златы Зарецкой. Кажется, плеть в руках творит чудеса.

А Ирина оказалась права. Моя госпожа — права. Она вообще когда-нибудь ошибается?

Но как Зарецкий просил продолжения… Он натурально хотел, чтобы его драла именно жена и никто больше. И что-то я сомневаюсь, что Зарецкий снова будет претендовать на мою Ирину.

Когда получаешь свое — чужое перестает волновать абсолютно.

Ну, если он не понял и если ему жены впредь будет мало, ну… Я с ним повоюю. А не получится — все-таки увезу Ирину к чертям собачьим.

И все-таки она — охуенная. Во всем. В том, как виртуозно провела эту сессию, как филигранно настраивала, провоцировала, подталкивала жену Зарецкого. Мне дышится спокойно. Удивительно, но я даже не ревную, когда Ирина осматривает Зарецкого. Это то, что она должна делать. В этом никакого сексуального подтекста. И интимности между ней и Зарецким я больше не вижу.

— Знаешь, почему я все это затеяла? — ровно спрашивает моя госпожа у Златы, а напрягаюсь я. Вот это я хотел бы знать, на самом деле. Насколько проще для неё было бы дать Зарецкому то, что он хочет… Так, что я мог просто не узнать…

Нет. Она пошла самым рискованным путем, самым неудобным. И благодаря ей сейчас в этой комнате нет ни одного неудовлетворенного человека. А их здесь четверо, между прочим!

— Ну и почему?

Судя по выражению лицы Златы Зарецкой — она находит такое отношение ужасно фамильярным. А еще — она явно нервничает, покусывает губы и то и дело поглядывает на мужа. Будто испытывая чувство вины. Это дроп? Домдроп тоже бывает?

— Знаешь, я помню, как он мне рассказывал про твою пощечину, — отстраненно произносит Ирина, — про ту самую, помнишь?

Судя по лицу Златы Зарецкой — она помнит. И это не то воспоминание, которое ей приятно вытаскивать на свет.

— Ты ударила его один раз, — Ирина говорит неторопливо, будто заставляя распробовать каждое её слово, — он смаковал воспоминание о той пощечине семь лет. Это было самое сильное его впечатление. У него была не одна доминантка, не одна порщица, а самой вкусной для него была именно твоя рука… И может быть, он и раскололся бы тебе раньше, попробовал тебя ввести в Тему еще тогда, если бы ты после так не рефлексировала. Сколько ты тогда извинялась? Месяц?

— К чему ты все это ведешь? — Злата явно пытается пойти в атаку, ощущая себя слишком уязвимой. И вправду — Ира о ней знает немало, это наверняка выбивает из колеи.

— Этот болван тебя любит, — ровно откликается Ирина, указывая подбородком на съежившегося на полу Пэйна, — если бы не это, я бы не стала заморачиваться ничем подобным. Это на самом деле — довольно великодушный жест с моей стороны. Я могла действовать и по-другому. Для нарушителей наших правил есть и другие меры наказания. Но он тебя любит. Я решила, что стоит дать ему этот шанс.

А еще «другие меры» действовали по-другому. И я бы все равно оставался в зоне риска. Но об этом знаю я, жене Зарецкого знать необязательно.

Злата болезненно кривится. Недоверчиво.

Забавно. До сессии она была более лояльна к своему мужу.

— Это говорит мне его любовница? — жена Зарецкого зябко ежится, впрочем мне и самому становится прохладнее от этих подчеркнутых фактов. — Пусть бывшая, но о какой любви ты тут ведешь речь?

— Не любовница, — спокойно качает головой Ирина, — ни в каком из смыслов я не была твоему мужу любовницей. Наш контракт исключал секс на любом уровне. Ровно как и другие его контракты. Это было основное его требование к любой доминантке. Мы приходили пороть и подчинять. И все.

Вот это откровения… Даже я предполагал хоть какой-то секс между Ириной и Зарецким. Нет, моей ревности это бы вряд ли убавило, я ревновал ко всему. И к ремню, который она взяла в руки для Пэйна — тоже. И все же, знать, что между ними было меньше, чем я предполагал — восхитительно!

— Он ездил к тебе два раза в неделю, — тихо выдыхает Злата, недоверчиво глядя на Ирину.

— На самом деле, чаще всего — за неделю мы встречались три-четыре раза, — Хмельницкая чуть улыбается, — все-таки наш контракт был чуть более динамичным. Но никакого секса у нас с ним не было. Ни разу. Я заводила. Пожинала ты. Он хотел только тебя. Так что… Не ревнуй. Ревновать ко мне — все равно что ревновать к виагре.