Книга Жрецы и жертвы холокоста. История вопроса - Станислав Куняев

Возмущенная читательница не знала, что жена «антисемита Катаева» была женщина с библейским ветхозаветным именем Эстер и что зятем Валюна является главный редактор журнала «Советише Хаймланд» Арон Вергелис. Да, да, тот самый Вергелис, который в 1949 году написал письмо в партийную организацию Союза писателей с требованием очистить литературные ряды от сионистов, буржуазных националистов и просто бездарных писателей еврейского происхождения. Не знала она, наверное, и то, что свою повесть Валюн назвал строчкой из Пастернака и что стихи Пастернака и Мандельштама в повести вспоминаются много раз…

Работая над этой главой в мае нынешнего года в родной Калуге, я решил перечитать повесть, чтобы освежить в памяти многое, по поводу чего негодовала в 1980 году анонимная поклонница Маркса и Ленина. Я пошел в областную библиотеку имени В. Г. Белинского, нашел в каталоге среди десятков изданий Валентина Катаева два, в которых была напечатана повесть, и спустился в абонементный зал.

Мы с женщиной, бывшей на выдаче книг, прошли в книгохранилище, нашли полку с изданиями Катаева, пересмотрели их все, однако ни одного, ни другого издания с повестью на полке не было.

— Книги пропадают, — с огорчением ответила библиотекарша на мой вопрос.

Тогда я пошел в соседний читательский зал периодики и попросил выдать мне июньский номер «Нового мира» за 1980 год, но, открыв его, я ахнул. Страницы 122–158 журнала были аккуратно вырваны, что называется, под корешок.

Видя мое огорчение, сотрудница библиотеки пришла на помощь:

— У нас есть еще один контрольный экземпляр, который вообще-то не выдается, но раз Вам очень нужно…

Я сел за стол, перечитал повесть и выписал несколько отрывков из нее, которые и возмутили двадцать лет тому назад «жидовку с лошадиной-лосиной физиономией» и которые, наверное, послужили причиной того, что с библиотечных стеллажей исчезли две книги Катаева, а из «Нового мира» было вырвано 28 страниц.

О чекисте Науме Бесстрашном:

Он «стоял в позе властителя, отставив ногу и заложив руку за борт кожаной куртки. На его курчавой голове был буденновский шлем с суконной звездой».

«У Маркина был неистребимый местечковый выговор. Некоторые буквы, особенно шипящие, свистящие и цокающие, он произносил одну вместо другой, как бы с трудом продираясь сквозь заросли многих языков — русского, еврейского, польского, немецкого».

«У тебя сидит один юноша, — начал Лось.

А ты откуда знаешь, что он у меня сидит? — перебил Маркин, произнося слово «знаешь», как «жнаишь», слово «сидит», как «шидит».

— Ты просишь, чтобы я его выпустил?

Он произнес «выпуштиль»

— Я застрелю тебя на месте.

«На месте» он произнес как на «мешти».

О юнкере Диме, ненадолго вышедшем из ЧК, в то время как его фамилия уже была напечатана в списке расстрелянных: «Увидев его, квартирная хозяйка, жгучая еврейка… вдруг затряслась, как безумная, замахала толстенькими ручками и закричала индюшачьим голосом: — Нет, нет, ради бога нет. Идите отсюда! Идите! Я вас не знаю! Я о вас не имею понятия! Вы расстреляны и теперь вас здесь больше не живет. Я вас не помню! Я не хочу из-за вас пострадать!»

Еще о Науме Бесстрашном: «Теперь его богом был Троцкий, провозгласивший перманентную революцию… У него, так же, как и у Макса Маркина, был резко выраженный местечковый выговор и курчавая голова, но лицо было еще юным, губастым, сальным, с несколькими прыщами».

И, наконец, о них всех предсмертная записка русской дворянки Ларисы

Германовны, увидевшей в расстрельных списках имя своего сына юнкера Димы:

«Будьте вы все прокляты».

Перед нами, в сущности, герой поэмы Багрицкого «Февраль» — убийца и местечковый провинциальный авантюрист, стоящий на броневике «над летящими фарами и штыками». Вспомним о том, что и Багрицкий и Катаев — оба были одесситами и почти однолетками.

* * *

История испытала на практике три пути «преодоления еврейства в себе». Один — ницшеанский, гитлеровский — изгнание, вытеснение, в конечном счете уничтожение. Другой — советский, в который верил Ленин, носивший в себе, как и Гитлер, «четвертинку» еврейской крови: полная ассимиляция, растворение еврейства в русской стихии при помощи интернациональной коммунистической идеологии.

И третий путь; пролегший через самопожертвование, через Голгофу, путь полного духовного перерождения, — это путь Христа.

(Есть еще путь честной и объективной оценки еврейского менталитета и еврейской истории — путь интеллектуалов нового времени Ханны Арендт, Роже Гароди, Нормана Финкельштейна, но это путь атеистов-одиночек).

Неодухотворенность бунта завела «арийцев», изживавших в себе еврейство, в темные дебри Холокоста. Вера в абсолют крови, в которой якобы живет душа человеческая, обернулась примитивным культом суицида, отворила бунтовщикам двери к самоубийству — и они, один за другим — Отто Вейнингер, Адольф Гитлер, Йозеф Геббельс, Генрих Гиммлер, Герман Геринг, Рудольф Гесс и воспитавший их всех профессор геополитических наук Хаусхоффер — шагнули в эту темную бездну, первопроходцем в которую был первый антихристианин и самый знаменитый ренегат в истории человечества Иуда из Кариота. (Кстати, единственный в истории человечества памятник Иуде был сооружен нашими местечковыми именно в России.) А сколько тысяч жрецов сатанистского культа крови и расы, исповедуемого в Третьем рейхе, бастардов и метисов, жрецов рангом помельче, и потому недостойных остаться в истории, разгрызали ампулы с цианистым калием, совали дуло пистолета в рот, завязывали ремни на спинках железных кроватей в своих камерах, словом, избирали безблагодатный, беспокаянный и потому греховный путь в небытие, и мир навсегда забыл о них, недостойных памяти…

Одним из самых ярых антисемитов, помогавших Гитлеру на пути к высшей власти, был полукровка Юлиус Штрейхер, казненный в 1946 году в Нюрнберге. Смерть его, в сущности, являлась тоже формой самоубийства, выбранного им самим:

«Стоя перед виселицей, он громко воскликнул: «Хайль Гитлер!» На вопрос об имени он резко ответил: «Вы его знаете». В сопровождении священника он поднялся на ступеньки и воскликнул: «Пурим 1946 год и к Богу». На ящике, в который уложили труп Штрейхера, было написано имя «Абрахам Гольдберг» (X. Кардель, стр. 76). Напомним, что казнь гитлеровских преступников в Нюрнберге совершилась в 16 октября 1946 года в праздник Пурима, почитаемого, как еврейский праздник радости.

Но и Ницше, потерявший рассудок и кончивший свои дни в сумасшедшем доме, тоже ведь по своей воле совершил духовное самоубийство.

* * *

Змея кусающая собственный хвост, — это ветхозаветная метафора, выражающая сущность драмы самоуничтожения. Все происходит, как в книгах Ветхого завета — помните, «Адам родил Каина», «Авраам родил Исаака» и т. д.? Но у нас немного по-другому: еврей Урицкий приговорил к смерти еврея Перельцвейга; еврей Канегиссер приговорил к смерти еврея Урицкого; еврей Зиновьев приговорил к смерти еврея Канегиссера; еврей Ягода приговорил к смерти еврея Зиновьева; еврей Уншлихт приговорил к смерти еврея Ягоду… Несчастный народ…