Книга Кванты. Как волшебники от математики заработали миллиарды и чуть не обрушили фондовый рынок - Скотт Паттерсон

В числе первых почувствовавших удар волны, когда она обрушилась на берег, были гиганты кредитного трейдинга Citadel и Saba Боаза Вайнштейна, увлекавшиеся корпоративными облигациями и кредитно-дефолтными свопами. Флагманский корабль Citadel, фонд Kensington, потерял в сентябре 20 %, к концу октября — 35 %.

Saba тоже сильно пострадал: он потерял сотни миллионов долларов на позициях по таким компаниям, как General Motors и Washington Mutual. Сиэтлский гигант на рынке сбережений и высокорисковой ипотеки, ограниченный в действиях государством, в конце сентября был скоропалительно продан J. P. Morgan за 1,9 миллиарда долларов. Вайнштейн делал ставку на то, что финансовые компании, важные для жизнеспособности всей системы, переживут кризис. Но кредитный крах разрушил оптимистичные прогнозы.

Теперь Citadel и Saba были на грани. Слухи о коллапсе Citadel усиливали и без того высокую волатильность рынка, стимулируя резкие спады и дикие скачки. Один из самых вредных слухов, просачивавшихся на форумы и в финансовые блоги, звучал так: чикагскую штаб-квартиру Citadel атаковали сотрудники Федерального резерва и прочесывают позиции с целью разобраться, нужно ли организовывать операцию по спасению. У ветеранов Уолл-стрит все еще были сильны страшные воспоминания о спасении LTCM в 1998 году.

Citadel отрицал, что он в беде. Но отчасти слухи были правдой. Официальные лица из центрального банка действительно волновались из-за возможности краха Citadel. В портфеле арбитража конвертируемых облигаций фонда были корпоративные облигации на 15 миллиардов долларов. Это был портфель с наибольшим левериджем, если верить людям, приближенным к фонду. Объем левериджа держался в тайне. По одной из банковских оценок, в 2007 году он превышал 30 к 1, хотя к лету 2008 года был снижен до 18 к 1.

Портфель арбитража конвертируемых облигаций, основанный на открытиях Эда Торпа в конце 1960-х, был больным местом Citadel. Если фонд потерпит неудачу и сбросит облигации на рынок, систему ждет сильный удар. Ее судьба была почти предрешена. Чтобы измерить риск, сотрудники нью-йоркского отделения Федерального резерва начали опрашивать основных партнеров фонда, таких как Deutsche Bank и Goldman Sachs, по поводу их связей с Citadel. Они боялись, что коллапс Citadel повлечет за собой крах еще одного банка.

В чикагском офисе Citadel царил мрачный, но деловой настрой.

Трейдеры ходили на работу каждый день как обычно: приходили рано, уходили поздно — зачастую гораздо позже прежнего. Многие сотрудники были в тихом ужасе от масштабов потерь, которые они видели на своих мониторах.

Гриффин знал, что нужно решать проблему. По настоянию банкиров с Уолл-стрит, например Форезе, в ту пятницу в конце октября он принял быстрое решение провести телеконференцию с держателями облигаций Citadel, чтобы прекратить слухи. Она должна была начаться в 15:30 по Нью-Йорку. Как будто специально для увеличения и без того большой напряженности момента ничего не работало так, как должно. Линии были настолько перегружены, что многие слушатели не смогли пробиться. Возникший из-за перегрузки технический сбой привел к задержке начала на 25 минут. Позор для фонда, всегда гордившегося своей военной точностью.

В момент начала конференции Бисон, казалось, стушевался от огромного количества слушателей и запнулся на первых строчках своего приветствия. «Сегодня мы хотим поблагодарить вас за то…» Он начал снова бесцветным голосом: «Сегодня мы хотим поблагодарить вас за то, что вы нашли время присоединиться к этой телеконференции». В разговор вступил Гриффин, коротко поблагодарив команду за усердную работу, потом снова передал слово Бисону, который почти с благоговением заговорил о деструктивной мощи обвала рынка.

— Назвать это встряской — значит очень сильно недооценить масштаб того, что нам пришлось увидеть, — сказал он. — А что же мы увидели? Ситуацию, близкую к коллапсу мировой банковской системы.

Бисон описал воздействие, которое мощный делеверидж оказал на позиции Citadel. После Черного понедельника в 1987 году и коллапса Long-Term Capital Management в 1998-м инвесторы набросились на гособлигации. Сейчас, после краха Lehman, денежный поток был направлен на высоколиквидные активы. В то же время инвесторы избавлялись от менее надежных активов, вроде корпоративных облигаций, подобно охваченной паникой толпе, бегущей из горящего здания. В обычной ситуации такой поворот событий для Citadel был бы мелкой неурядицей. Как любой грамотный алгоритмический фонд, он хеджировал все свои ставки при помощи кредитно-дефолтных свопов. Те должны были подняться в цене, если облигации начали бы падать. Если цена на облигации GM снижалась на 10 %, кредитно-дефолтный своп, страхующий их, должен был вырасти на 10 %. Все просто. Как любил говорить Боаз Вайнштейн, это не «rocket surgery».[155] Но в условиях финансового цунами конца 2008 года свопы были бесполезны. Делеверидж достиг такого масштаба, что большинство банков и хедж-фондов не хотели ни у кого покупать страховку; свопы, которые должны были защищать инвесторов, оказались неэффективными. Многие опасались, что продавец страховки не успеет расплатиться, если облигации уйдут в дефолт. Банки перестали давать кредиты или установили драконовские условия, что чрезвычайно усложнило для многих инвесторов, в том числе хедж-фондов вроде Citadel, финансирование их собственных сделок — те почти всегда осуществлялись за счет левериджа. Нет левериджа — нет прибыли.

Эта проблема всегда возникала во время финансовых кризисов: когда дело начинало пахнуть керосином и запаниковавшие инвесторы бросались к выходу, тонко отлаженные модели квантов переставали работать. Ликвидность испарялась, миллиарды вылетали в трубу. Как испуганные дети в доме с привидениями, инвесторы стали такими мнительными, что убегали от собственной тени. Весь мировой рынок кредитования страдал от дикого приступа паники, который вполне мог погубить таких трейдинговых гигантов, как Saba и Citadel.

Еще одна разрушительная волна была обусловлена правительственным запретом на короткие продажи в первые недели после фиаско Lehman-AIG. Это в равной степени действовало на все акции финансовых корпораций — пошатнулись даже такие стойкие бойцы, как Goldman Sachs и Morgan Stanley. Чтобы удержать ситуацию под контролем, в сентябре Комиссия по ценным бумагам и биржевым операциям издала временный запрет на короткие продажи акций почти 800 финансовых компаний. Citadel, как выяснилось, владел короткими позициями по некоторым из этих компаний в рамках своей стратегии арбитража конвертируемых облигаций. Как и Эд Торп в 1960-е, Citadel покупал корпоративные облигации и хеджировал позиции, играя на понижение акций. С запретом на короткие продажи цены на акции взмыли к небесам в катастрофическом коротком сжатии, которое вызвало огромные потери хедж-фондов. Акции Morgan Stanley — банка, находившегося в центре внимания игроков на понижение, — в начале октября, пока запрет был в силе, за считаные дни взлетели с 9 до 21 доллара.

Прежде чем запрет вступил в силу, Гриффин дозвонился до председателя Комиссии Кристофера Кокса.

— Это может стать катастрофой для нас и многих других фондов, — сказал Гриффин Коксу. — Запрет также может привнести на рынок еще большую неуверенность и больший риск.