Книга Узкие улочки жизни - Вероника Иванова

— Бонджорно, синьоре Джек. Вы звоните так рано... Что-то срочное?

— По поводу нашего вчерашнего разговора. Я хочу встретиться с этим мастером.

— Домине понравилась работа? — С некоторым недоверием переспросил Аньяри, но сомнения не помешали ему тут же переключиться на обычный репертуар: — Я просто счастлив, синьоре, что смог своими скромными усилиями...

— Да-да, Бобби, понравилась! — Прервал я ещё в зародыше словоизвержение хозяина лавки. — И мы хотели бы сделать заказ на изготовление некоторых вещиц. Но сначала мне нужно посмотреть на самого человека.

— Думаю, никаких проблем не возникнет, синьоре. Он говорил, что пару дней ещё будет в городе.

— Ты можешь с ним связаться?

— Он не оставил контактных номеров, но обещал зайти в лавку сегодня, часам к одиннадцати.

— Когда придёт, скажи ему, что на его талант есть покупатель. Я буду ждать с часа до половины второго в сквере на Шлаушпиле. Пусть ищет молодого человека в очках и коротком пальто в крупную клетку.

— Ой, синьоре Джек, вы задумали какую-то игру? — не мог не догадаться Роберто, поскольку однажды видел меня в упомянутом пальто и прекрасно знал, насколько нелепо смотрится на мне эта одежда, а уж в сочетании с очками...

— Да. Но о её причинах расскажу позже, когда всё завершится. Договорились?

— Я запомню ваши слова, синьоре!

В общении с Аньяри, к сожалению, не имело ни малейшего смысла применять что-то, похожее на запугивание, поскольку парень и в силу ещё не дотянувшихся до средних лет, и в силу восторженно-детского склада психики бояться пока не научился. Вот громкий плач, похожий на завывания призрака, мог заставить Роберто насторожиться, а обещание больно стукнуть по голове или другой части тела привело бы к совершенно противоположному эффекту. Зато предложение стать участником некой авантюры всегда воспринималось итальянцем на ура, и теперь я мог быть совершенно уверен, что ни одна живая душа не узнает о моём намерении встретиться с... Будем считать, с убийцей.

Конечно, следовало рассказать обо всех моих умозаключениях Бергу. И Эрике Шофф, куда же без неё. В случае герра старшего инспектора мне бы даже поверили, а не подняли на смех с моими «ощущениями смерти». Но что смогли бы сделать полицейские? Задержать резчика до выяснения всех обстоятельств? Нет. Потому что улик пока не нашлось. Свидетельских показаний нет, обвинять человека в том, что он надевает галоши, по меньшей мере, глупо, если эти галоши не уехали ещё вчера вечером на городскую свалку, а что касается орудия преступления... Кстати, об орудии. Если справочники, щедро рассыпанные по Сети, не врут, убийца действовал самым обыкновенным штихелем: отсюда и инструментальная сталь, и своеобразное рассечение плоти. Эксперты управления могли бы додуматься до того же, что и я, но скорее всего, остановятся на стамесках. В конце концов, они же не видели медальона, не читали мыслей мастера и не разговаривали с леди Оливией.

Впрочем, честно говоря, разговор с хозяйкой принёс мне больше беспокойства, чем успокоения. Особенно слова о ликах смерти. Где и когда леди ван дер Хаазен могла насмотреться на умирающих и мёртвых, чтобы безошибочно находить их приметы в любом изображении? Работала в госпитале? Нет, вряд ли: ни разу не слышал от неё чего-то на типично медицинском сленге, кроме того, манера двигаться плавно и совсем не стремительно, а также неизменная внимательность, проявляемая к людям, мало похожи на черты, свойственные профессиональному врачу или медсестре. В полиции леди тоже не служила, уж это я знаю наверняка. Интересовался в своё время. Что остаётся? Где ещё вдоволь можно насмотреться на смерть? Напрашивается всего один ответ. Поле боя. Но мне почему-то не хочется предполагать, в каких сражениях хозяйка салона могла принимать непосредственное участие.

— Джаак?

Ну вот, задумался, стоя у самых дверей, и оказался застигнут врасплох, хорошо хоть, не врагом, а другом.

— Доброе утро, Ева.

Фроляйн Цилинска, закутанная в пончо поверх вчерашнего сарафана, как подсказывал узкий край ткани, выбивающийся из-под шерстяного полотна, смотрела задумчиво и строго, но не на меня. На моё пальто. Смотрела долго, с нажимом, словно хотела продырявить его взглядом, а потом заявила:

— Тебе следует уволить стилиста. Без выходного пособия.

Я не смог справиться со смехом, чем вызвал появление презрительно-обиженной гримаски на лице Евы:

— Это чистая правда. Оно тебе не идёт.

— Знаю.

— И что ты нашёл смешного?

— Извини. Но ты так забавна, когда серьёзна...

В голубых глазах Евы появился отчётливо видимый ледок:

— Тебя больше устроит вечно хихикающая дурочка?

Ох. Вот теперь она точно обиделась. Если женщина начинает выяснять, какой вариант партнёрши приемлем для мужчины, жди беды.

— Конечно, нет! Хихикать в нашей паре буду я.

— Паре? — Фроляйн Цилинска хмыкнула с тщательно подчёркиваемым сомнением. — Хочешь сделать мне предложение?

— Ага. Продолжить совместную работу на благо одной очень щедрой леди.

— Ах, это! — Она сделала вид, что разочарована. — Я-то думала...

Всё, хватит играть. И ей, и мне нужно поговорить честно, без дураков и, желательно, продуктивно.

— Ты не хотела возвращаться в салон.

Тон фразы, предполагающий утверждение без малейшей тени вопроса, оказался лучшим лекарством: Евины щёки на мгновение вспыхнули румянцем. Но моя напарница не была бы самой собой, если бы не попыталась провести контратаку.

— Залезал ко мне в голову?

— Нет. И не собираюсь этого делать, если ты не попросишь. Или если обстоятельства не будут требовать общения без слов. А что, я угадал?

Фроляйн Цилинска угрюмо вздохнула:

— Можно подумать, ты вообще угадывал... Ты просто знаешь. Но откуда?

— Это нормальное настроение, Ева. Вот если бы ты сейчас горела энтузиазмом осчастливить человечество своим великолепным талантом, я бы насторожился.

— Нормальное? А почему я так плохо себя чувствую?

— Потому что.

Я поднял взгляд к небу. Какой хороший сегодня будет день. Светлый, ясный, кристально чистый. День, снимающий пелену тумана с человеческих стремлений. Или всё это мне только кажется? Воображение разыгралось? Но небо такое высокое и так многообещающе манит прозрачной глубиной...

— Всё очень естественно. Вчера ты перешла из одного лагеря в другой. Официально. До получения удостоверения твоя жизнь могла бежать, как угодно, в любом из возможных направлений, но вчерашний полдень отсёк все протоптанные и непротоптанные тропинки, оставив тебе только главную магистраль.

— С которой нельзя свернуть, — мрачно дополнила мою речь девушка.

— Нельзя. — Согласился я. — Но скорость движения регулируешь ты, а не кто-то другой. И полосу движения выбираешь сама. Захочешь ехать помедленнее? Пожалуйста. Захочешь и вовсе остановиться? Без проблем. Можно пройтись по обочине, спуститься с дороги на цветущий луг и отдохнуть. А сколько на твоём пути будет придорожных кафе с кучей интересных собеседников... Скучать уж точно не придётся!