Книга Правило правой руки (сборник) - Сергей Булыга

Ну а сегодня он не тронет никого. Хоть он уже сильно голоден. Но пусть они пьют. Все, сколько в кого влезет! А он пока что отдохнет и приготовится – как следует. Ведь то, что он сегодня затеял… Да это просто безумие! Но он не может этого не сделать! Вот почему он сегодня так по особенному замер. И волнуется. И терпеливо ждет…

Но время шло, а враг не появлялся. Солнце уже взошло в зенит и палило нещадно. Старик задумался… и вспомнил: так жарко ему было только тогда – в тот самый первый день, когда он вышел… да, вот именно – вышел на этот свет! Ткнул носом, пробил скорлупу и вывалился из нее на песок. Песок был горячий, он вскрикнул от боли и побежал, побежал, побежал – вниз, к воде. Лапы горели, глаза застилало огнем, он торопливо прыгнул в воду и уже только потом осмотрелся. Широкая и мутная река, крутой берег, поросший высокой и редкой травой, и бледное, как будто выцветшее небо – вот все, что он тогда, в свой первый день увидел.

А что было потом? Да ничего с тех пор не изменилось! Все тот же берег, те же облака. Только он постарел, стал мудрее. Он теперь точно знает, кто он такой и кто все такие. Так что, если они хотят, то пусть и дальше обзывают его Зеленым Бревном, пусть распускают небылицы о его жестокости и жадности, пусть кричат, что хотят. Только не им его учить и осуждать. Он занят тем и только тем, что ему повелела Природа. Как, кстати, и они, все прочие. Только одних она создала для того, чтобы они летали в небе и поедали мошкару, других чтобы паслись в саванне, а третьих чтобы плавали в воде и содержали ее в чистоте. Одни охотятся, другие убегают, а третьи, как, например, он, следят за справедливостью. Он и сейчас за ней следит. И как только он заметит, что на реке происходит что-то такое, чего происходить не должно, он сразу же…

Хоть это безумие! Так что если в нем осталось хоть немного здравомыслия, он должен немедленно уплыть на тот берег, лечь в тину, зажмуриться и сделать вид, будто он ничего не замечает.

Но он ни за что так не сделает! Он, как только заслышит его, сразу глубоко вздохнет, наберет побольше воздуха, оттолкнется хвостом и осторожно, без лишнего шума, нырнет. А когда враг зайдет в реку, Старик даже в желтой и мутной воде издалека различит его толстые грузные ноги. А потом только бы решиться! А то шесть дней тому назад, стыдно вспомнить…

А вот вспоминается! Шесть дней тому назад враг в первый раз пришел сюда. Остановившись на высоком берегу, он поднял хобот и затрубил. Ого! Сразу почуяв неладное (слоны по одному не ходят!), Старик затаился и стал наблюдать. Слон еще раз протрубил, и звери, бывшие на водопое, расступились. Слон, продолжая трубить, стал спускаться к воде – но не по тропе, как все, а напролом, через кустарник. Мотая хоботом и поддевая ветки бивнями, топча огромными тяжелыми ногами, слон уже не трубил, а кричал, и голос его то и дело срывался на визг. А спустившись к воде, слон и не думал пить, а двинулся вдоль берега, взбивая ил и поднимая брызги. Звери, не выдержав, бросились прочь. А слон, зайдя по брюхо в воду, мотал огромными ушами и громко, надсадно ревел. Когда ему и этого казалось мало, он оглушительно топал ногами и злобно-быстро-истово бил по реке хоботом. А что Старик?

А Старик тогда просто лежал и смотрел на слона. Он уже догадался, что это бешеный слон-одиночка. Старик такого раньше никогда не видел, только слышал. А теперь он это видел, и ему было очень неприятно. Старик привык, что здесь, на водопое, только он один наводит страх. Хотя – так тогда думал Старик, он и сейчас так думает – страх, наводимый им, полезен и естественен: он заставляет зверей быть чуткими, ловкими, быстрыми. Ведь Старик карает только нерадивых, то есть худших, а лучших не трогает. А бешеный слон готов убивать всех подряд. Это несправедливо. Добра и зла должно быть поровну. Слон этого не соблюдает, значит, слон должен умереть. Старик должен убить слона!

Но он не убивал. Он тогда вообще не стронулся с места. Он только смотрел на слона. А слон, вдоволь натешившись, развернулся, неспешно вышел из воды, поднялся на высокий берег и ушел. Старик закрыл глаза. Ему было очень противно. Еще бы! Ведь он впервые не убил того, кто был достоин смерти. И ладно, если бы это случилось из жалости – живому иногда свойственно жалеть живого, хоть это очень неправильно. Но жалость – это одно, жалость еще можно простить. А страх – никогда! А ведь Старик испугался! И даже не слона он испугался, а смерти. Но что такое смерть? Смерть – это то, чем кончается жизнь, потому что жизнь немыслима без смерти. А смерть без жизни. Смерть расчищает место жизни – и умирают старые и дряхлые, на смену им рождаются здоровые и сильные, потому что добра и зла должно быть точно поровну. А слон – это очень много зла, и слон умрет! Пусть он только еще раз явится – и сразу смерть ему, смерть, смерть! Подумав так, Старик зарылся в теплый ил и задремал. Так кончилась тот день. Шесть дней тому назад…

А утром снова пришел слон, разогнал всех зверей и ходил взад-вперед по реке, взбивал ее и пенил, и трубил. Старик два раза подползал к нему по дну и совсем близко от себя видел в мутной воде его толстые серые ноги… Но, не решившись, уползал обратно.

Так прошло еще четыре дня. И четыре ночи Старик не спал, ему было очень противно. Четыре ночи – это слишком много зла. Поэтому сегодня утром, заползая в тину, Старик с радостью почуял, что его уже больше не смущает ни сила, ни злоба слона, сегодня он решится – обязательно! Но пока нужно полежать и успокоиться. Вот он и лежал, успокаивался и ни на что другое не отвлекался. У него сегодня было кого ждать!

Но ждал он очень долго. Солнце уже начало клониться к закату, когда, наконец, послышались знакомые шаги. Звери, бывшие в это время на водопое, тотчас бросились прочь. Старик разинул пасть, зевнул, прищурился…

А слон уже стоял на берегу. Сперва он, как всегда, громоподобно затрубил, а после стал спускаться напролом, через кустарник. Сойдя к самой реке, он снова, еще громче, затрубил и быстро двинулся вперед, все глубже погружаясь в воду.

Старик опять зевнул, лениво потянулся… и нырнул.

Опустившись на дно, он застыл, осмотрелся. Поначалу, сквозь желтую мутную воду, он ничего не видел. Только совсем высоко, в самом верху, было большое блеклое пятно – это солнце. А потом он увидел врага – его ноги. Старик тяжело засопел и, весь дрожа от нетерпения, пополз. Добра и зла, думал Старик, должно быть поровну, слон на реке – это зло, много зла. Потом Старик застыл и изготовился…

И прыгнул! Впился! Слон заревел! Слон затопал ногами, ткнул бивнями в воду, ударил хоботом и снова заревел – уже совсем громко! А Старик отскочил и подпрыгнул! И впился слону в хобот! Отскочил! И вновь подпрыгнул! Вновь! Вновь! Вновь! Река бурлила, пенилась! Слон топотал, визжал, бил невпопад! Слон, отступая, выбежал на берег. Старик преследовал его! Сверкали острые бесчисленные зубы, метался, нанося удары, смертоносный хвост. Удар, удар!..

А после вдруг крррак! Еще крррак! – и все разом кончилось. Это толстые острые бивни ударили в спину, пробили насквозь и уткнулись в песок. Старик, пробитый и придавленный, затих. Потом, чуть погодя, он попытался повернуться, но не смог. Тогда мотнул хвостом, оскалился… и замер. Сил больше не было.