Книга Океан Безмолвия - Катя Миллэй

— Мне надо ее увидеть. — Я не хочу ее видеть. Не хочу увидеть в ее лице, что ей известно, чем я занимался. Не хочу думать о том, что я и сам знаю, чем занимался. Но мне необходимо ее увидеть. Я должен убедиться, что она есть, что она жива-здорова, пусть даже меня ненавидит. Ее обида, возможно, погубит меня, но ее ненависть я переживу.

— Нет.

— Нет?

— Нет. — Без вариантов.

— Почему ты решил, что мне нельзя ее увидеть?

— А почему ты решил, что можно?

— В каком это смысле?

— В таком смысле: когда мы входили в твой дом, она выглядела ужасно, но когда выходили, вид у нее был еще хуже.

Мне плохо. И вовсе не в переносном смысле. Меня сейчас вырвет. Дрю понял это по моему лицу, и голос его смягчился. А может, он просто устал от всей этой ночной мерзости.

— Джош, даже если бы я считал, что можно, а это не так, ведь в данный момент ты ведешь себя как я и мне не очень нравишься. Но даже если бы я считал, что ты можешь с ней увидеться, решать не мне.

— Она не хочет меня видеть.

— Не хочет, — подтверждает Дрю. Он не пытается меня подбодрить, и впервые за эту ночь я ему благодарен. — Ты когда-нибудь расскажешь, что между вами произошло? — не унимается он.

— Нет.

— Ладно. Может, скажешь тогда, почему ты спишь с Ли? — говорит он ледяным тоном, с ледяным выражением на лице.

— Да мы давно с ней спим, уже несколько лет. — Это правда. Это стало второй натурой. Формально я не совершил ничего плохого. Никого не обманывал. Никому не изменял. Не оставлял Настю один на один с этим пьяным идиотом. Я могу выдвигать любые аргументы — перед Дрю, перед Солнышком, перед самим собой, — но, несмотря на «ничего плохого», чувствую себя последней сволочью.

Я даже могу сказать, почему так поступил. По той же причине, что и в первый раз и в последующие разы. Это меня успокаивало, позволяло ощущать себя нормальным человеком. Появилась Ли, вошла в дом, сказала «привет», и все это абсолютно естественно и непринужденно. Уселась на диван, мы посмотрели телик, потом она наклонилась и поцеловала меня. И я не возражал, так как считал, что теперь мне не придется за это расплачиваться, не придется делать выбор. Солнышко сделала выбор за меня.

Ли взяла меня за руку, повела в мою комнату, и я последовал за ней. Всего на одну ночь я хотел притвориться, что ни по ком не тоскую.

— Но ты же ее не любишь. — Это обвинение, и если бы во всей этой ситуации была хоть капля юмора, я бы рассмеялся: как может Дрю Лейтон произносить такие слова с серьезным лицом? Мне хочется его ударить — и за это, и за многое другое, но мое внутреннее «я» подсказывает, что этого делать не следует, иначе я еще больше рассержусь на самого себя. Может, ударить его просто для того, чтобы он ударил меня, я это заслужил. Хочу, чтоб он меня ударил. Чтоб сильно вмазал мне в рожу, чтобы я чувствовал только боль и больше ничего. Остальное переносить намного тяжелее.

Я перехожу в другую часть комнаты, подальше от него, но он идет за мной, тяжело опускается на диван, вздыхает, словно это самая долгая ночь в его жизни. Должно быть, так и есть, но у меня нет для него сочувствия.

— Ты не сказал ничего нового, Дрю. Давай выкладывай всю дрянь, какую хотел, и уходи.

— Ты ее любишь.

— Мы же вроде решили, что нет.

— Не Ли. А Настю. Ты любишь Настю.

Ненавижу это слово, а в устах Дрю оно вообще звучит криво. Дрю постоянно издевается над любовью, губит девушек, которые стремятся найти свою любовь. Он не имеет никакого права судить меня — а судит, прямо у меня дома, расположившись на диване и задрав ноги на журнальный столик. И я не возражаю, хотя должен возражать, должен отрицать это всю ночь, пока сам не поверю, что так быть не может. Что не самоубийца же я — влюбляться в кого-то, тем более в девчонку, которая сама сломлена в хлам и которая бросит меня, как только немного придет в себя. Но, видимо, я утратил способность к рациональному мышлению и не высказываю никаких возражений. Уже поздно. Я устал, я испуган и обижен, мне ужасно стыдно, и сейчас я уже не могу ясно мыслить.

— Она об этом не знает, — наконец говорю я, глянув на Дрю, словно это может как-то оправдать мое поведение. Смягчить весь ужас ситуации. Мои слова имеют тот же вкус, что и чувство сожаления, которое переполняет меня и изливается из моих уст.

— Джош, — обращается ко мне Дрю, и в голосе его нет злости и сарказма, нет осуждения и снисходительности, и я уже ненавижу его за то, что он сейчас скажет.

— Все это знают.

Глава 50

Настя

Третий час ночи. Поздно, но такое чувство, что гораздо позднее, что в эту ночь произошли некие исторические события, до неузнаваемости изменившие все вокруг. Дрю уехал пятнадцать минут назад, обещал вернуться через полчаса. Он не сказал, куда поехал, но это и не требовалось. Мы оба знали, куда он отправится.

Я приняла душ, прикладываю лед к опухшему лицу, но на самом деле я просто хочу лечь в постель, даже если не усну. Можно ли найти такие слова, записав которые я смогу стереть те сцены, что прочно впечатались сегодня в мою память, чтобы они никогда не возвращались? Нет, не Кевина Леонарда. Сцены с участием Джоша и той девушки. Хотя я их даже не видела. Но воображаемые картинки жгут меня, как кислота, уничтожают все добрые воспоминания, и остается только одно. Сегодня меня уже вырвало от мысли о них, но как только эта сцена вновь возникает в воображении, в желудке опять поднимается буря, я бегу в туалет, склоняюсь над унитазом, меня снова тошнит. Но рвоты нет. Во мне ничего не осталось.

Я включаю телевизор на первом этаже, вдруг — стук в дверь, совсем тихий, я едва расслышала. Я дала Дрю ключ, чтобы он сам вошел, когда вернется, так что это не он. Кто же тогда? Я на цыпочках подкрадываюсь к двери, смотрю в глазок: на крыльце стоит Тьерни Лоуэлл.

Я быстро пытаюсь решить, открывать или нет. Наконец отпираю замок, появляюсь перед ней. Она одета так же, как на тусовке, у нее заплаканный вид. Ну и ночка сегодня: всем досталось.

— Ух ты, ну и разнесло тебя, — произносит Тьерни почти в ту же секунду. — Извини. — Она поморщилась, видно, что ей неловко стоять здесь со мной. — Не хочу никого будить.

Я качаю головой, распахиваю дверь, жестом приглашаю ее войти. Целую минуту мы смотрим друг на друга. Я знаю, зачем она пришла, но жду ее вопроса. Как она узнала, где я живу? Может, от Клэя. Она часто общается с ним с тех пор, как они сдружились на почве увлечения искусством и наукой изготовления кальянов. Тьерни оглядывает комнату, но она не найдет то, что ищет.

— А Дрю здесь?

Я качаю головой.

— Вот как. — Она и не пытается скрыть разочарование. Делает вдох и сочувственно вопрошает: — Ты как, ничего?

С каждого, кто будет задавать мне этот вопрос, я скоро начну взимать плату: пусть бросают в банку четвертак. И что такое «ничего»?