Книга Охота на Уршада - Виталий Сертаков

— Почему бы нам не поискать ночлег в более приличном месте? Я не могу спать, когда вокруг, в темноте, кто-то постоянно шастает, — пожаловался огнепоклонник. — Кроме того, здесь воняет. И кто-то стучит! Зачем они стучат ночью?

— Потому что свет здесь не означает безопасность. — Кой-Кой протянул Рахмани кусок вяленой оленины. — Постарайся отдохнуть сейчас. Стучат резчики по камню, не успевают днем.

— Ты уверен, что Трехбородые прилетят сюда?

— Не уверен. Но они почуют наживку, это точно.

На сей раз, после восьми протяжных гулких ударов вовсе не наступило утро. Луна моментально закатилась, а на смену ей из жадного мрака в зенит вылезло иное светило. Крошечное, голубое и косматое, ничем не напоминающее любимую Корону. Сразу стало значительно холоднее, а из пруда, окружающего церковь, с утробным журчанием ушла вода. На какое-то время в Проклятом городе воцарилось солнце иного мира и принесло с собой свои временные законы.

— Проснись, дом Саади. Начинаем… Ты помнишь, что делать?

— Да, Учитель мне объяснил.

При свете огнепоклонник разглядел унылую площадь, покрытую следами кострищ. Между ними белела плоская поверхность валуна. На валуне сидел тот, кто не давал спать всю короткую ночь. Безусый конопатый парнишка в грязных ободранных штанах, с железным инструментом, похожим на долото. Еще у паренька имелся приличных размеров молот, которым он колотил по долоту. На поверхности валуна потихоньку появлялись ряды символов. Пока Кой-Кой занимался подготовкой к охоте, Саади пытался прочесть непонятную клинопись. Впрочем, на клинопись это мало походило, но и русские буквы угадать оказалось сложно. На конце каждой вертикальной и горизонтальной палочки резчик особым загнутым инструментом выбивал загогулинку, вроде колечка. От этого буква приобретала незнакомый вид, а письмо в целом становилось совершенно нечитаемым. При этом белобрысый мальчишка вполне сносно изъяснялся на «великом и могучем».

— А что это за знаки? Это не по-русски. Не могу прочесть.

— Глаголица, — коротко глянул Кой-Кой. — Меня и не проси. Говорят, это все хорватские монахи сочинили.

— Сам ты монах, — неожиданно обиделся юный резчик. — Это из земли святой глаголы, их стараниями…

— А что ты пишешь? — спросил парс, гордясь, что почти свободно изъясняется на славянском диалекте.

— А восхваление горыну, буянцами заказано для капища-то… «Сие есть змей зело грозный. Летит с быстротою молнии, а из пасти его пар горячий извергается. Ежели укусит, человек заживо гниет. Также хитростию превеликой отличается. Ежели его заклинатель флейты музыкою чудесною одурманить вознамерится, горын дабы игры музыкальной не слышать, так сворачивается, что одно ухо к болоту прижимает, другое же хвостом себе затыкает…»

— Дом Саади, больше нет времени болтать! — Перевертыш потянул парса в сторону разбитого храма. Внутри Саади вспорол мешок. Кошмарное содержимое вывалилось на мозаичный пол. Слепые старцы и Властелин пепла не обманули: на полу жалобно моргали глазами шесть живых человеческих голов, все с зашитыми губами и вдавленными во лбы печатями молчания. Учитель предупреждал Саади, что зрелище предстоит не из приятных, что головы будут не просто живые, но сохранившие души и мысли. Ведь именно так выглядит самое изысканное лакомство бесов в Проклятом городе…

— Быстрее, дом Саади, они привлекают всю шваль этого города.

Рахмани испытал гадливое чувство, словно он, сообща с отродьем дэвов, причастился человеческой крови. Однако иного способа подманить существо, способное оторвать от земли трехпалубный драккар, Слепые старцы не знали.

— Зачем бесам головы?

— Это мне неизвестно. И не желаю знать, что они делают с ними. Во всяком случае, не едят, пищи им хватает. Быстрее, дом Саади, я пока растяну клетку.

Черное колдовство, крайняя степень черного колдовства… это обряды с трупами, некромантия.

Сдирая со лба первой головы печать молчания, Рахмани отчетливо представил, что сделали бы с ним и со всеми мудрыми наставниками слуги султана Омара, если бы хоть кто-то заподозрил их в дружбе с нечистыми силами… Не спасло бы и заступничество Продавцов улыбок.

Однако мудрый Учитель не забывал повторять, что нет добра и зла отдельных, подобных грушам, сорванным с дерева.

Первая голова, лишившись нити на рваных губах, тут же принялась раскачиваться и жалобно бормотать на неизвестном ловцу наречии. Это была довольно привлекательная еще, хоть и немолодая женщина, скорее всего — из богатого сословия. В ушах у нее сохранились тяжелые золотые серьги с рубинами.

— Поторопись, дом Саади. Их запах уже почуяли.

Что-то стремительно ворвалось через боковое окно и с такой же скоростью исчезло.

— Дьявол! Я не успел…

— Ничего страшного, дом Саади, теперь он не уйдет. Он почуял свое лакомство.

— Это был Трехбородый?

— Будем надеяться, что он, — уклончиво ответил Кой-Кой.

Вторая голова заплакала еще жалостливее и заговорила на латинском южных италиков, это наречие Рахмани немного понимал. Совсем молодой юноша умолял убить его, сделать хоть что-нибудь, но не оставлять в таком положении.

Голубой свет Короны втек в залы храма сквозь разбитые витражные окна. Только теперь, к своему стыду, Саади разглядел, что его проводник весь в крови.

— Храни нас Всевышний! Кой-Кой, ты ранен?

— Не беспокойся, меня не успели укусить, это главное. — Перевертыш сбил замок на клетке, она с тихим скрипом начала разворачиваться, выпуская из сложного, запутанного нутра все новые и новые серебряные нити. Не прошло и меры песка, как скромная клетка превратилась в крепкую объемную паутину, захватившую пространство от пола до купола.

— Убей меня, умоляю…

— Заколи меня, солдат, прошу тебя!

— Они забрали мое тело! Боже, они забрали все — и руки, и ноги…

Рахмани старался не слушать, но ноющие голоса назойливо лезли в уши.

— Что тебе надо от меня? Ты — чародей?

— Отдай мне тело, я еще так молода, пощади меня…

На сей раз в залу ворвались сразу два беса. Саади вскочил, но недостаточно быстро. Он даже не успел заметить, как выглядели эти существа. Один из Трехбородых стрелой взлетел к куполу и выпорхнул через одну из дыр в крыше. Серебряная паутина зазвенела, титанические кольца сжались, как живые мускулы, но посланец Плоского мира уже сбежал. Только мусор и куски замазки посыпались на головы охотникам.

Второй демон, махнув прозрачным раздвоенным хвостом, пролетел у самого пола. Парса на мгновение обдало холодом, волосы встали дыбом, но…

Клетка снова не успела, либо бесы оказались слишком умными. Одной из плачущих голов не стало, но клетка не свернулась вокруг беса. Пропала крайняя голова из тех, что Рахмани расставил полукругом вдоль потрескавшихся колонн.