Книга Чужой - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я говорю, что уеду и не вернусь, пока эта женщина будет жить в Тринадцати Ветрах!
– Как, ты хочешь уехать? Куда ты поедешь?
– Туда, куда уезжала совсем маленькой, не в силах выносить жизнь здесь без вас. Я уверена, что тетя Роза примет меня, как и прежде, со всей душой.
– Я в этом ни секунды не сомневаюсь, но я тебя не понимаю. Ты сказала, что раньше уехала, потому что тебе меня недоставало. Ты... больше... меня не любишь?
Какое он увидел закрытое лицо, какой взгляд, избегавший смотреть на него, какую позу, в которой уже чувствовалось отчуждение! Будто боясь растрогаться, Элизабет от него отвернулась.
– Не знаю... Что я хорошо знаю, так это то, что я не могу больше выносить ее рядом с вами, держащей вашу руку... Очень легко домысливается и другое. И если я не буду находиться на расстоянии... от супружеской пары, которую вы, конечно, создадите, так как вы будете обязаны жениться на ней, то здесь произойдет несчастье. Дайте мне уехать!
– Подожди еще немного, умоляю тебя! Ты же слышала, что никакого решения не было принято. Кто знает, может быть, она в конце концов примет мое решение...
Он был несчастен, даже жалок в своем желании удержать дочь, которая почти его ненавидела: великолепный Гийом Тремэн не был создан для унижения.
– Вы ошибаетесь, раз она хочет вас получить, она вас получит. Во всяком случае, вы легче примете решение, о котором вы говорите, если меня здесь не будет... Я не буду чувствовать себя такой несчастной рядом с той, которая всегда умела меня утешить...
Вдруг ее снова охватили гнев и разочарование:– Как вы только смогли посмотреть на эту английскую проститутку, когда рядом с вами была самая прелестная из женщин, когда вы могли дышать ароматом настоящей розы!
Затем, так же внезапно успокоившись, она добавила совершенно безразличным тоном:
– Попросите, пожалуйста, Дагэ подать завтра кабриолет к десяти утра. Пойду попрошу Белину помочь мне собрать мои вещи... И пусть никто не пытается помешать мне уехать! Не заставляйте меня убегать!
Несколько минут спустя в ночной тишине раздался стук копыт – Гийом мчался в Варанвиль. Он не мог допустить, чтобы его дочь приехала туда неожиданно. Но главное – он хотел видеть Розу, поговорить с ней, чистосердечно рассказать ей, ей одной, питая лишь слабую надежду, что она его не осудит и поймет.
Из окон дома много глаз провожало его, большинство со слезами, но Артур не принадлежал к тем людям, которые довольствуются только слезами. Когда по просьбе Лорны он проводил ее до комнаты, то решил не открывать свои мысли в присутствии мистера Брента, хотя и рассматривал своего учителя как друга. Он не считал возможным произносить некоторые вещи в его присутствии.
Лорна, видимо, почувствовала это, так как пригласила молодого человека войти к ней в комнату и побеседовать немного. Артуру пришлось отправиться к себе и дождаться, пока путь будет свободен. Отъезд отца дал ему возможность ускорить события, и он постучал в дверь сестры. Она приняла его довольно плохо.
– Я устала, Артур, и у меня нет никакого желания беседовать с вами.
– Речь идет не о беседе, а о том, чтобы выслушать меня. Я хочу сказать всего несколько слов: я не хочу, чтобы Элизабет покинула этот дом, ее дом. Так что делайте вывод!
– Никто не может заставить меня уехать. Эта малышка хочет присвоить себе большие права, и я не думаю, что здесь все с этим согласны. В Англии дети не вмешиваются в жизнь родителей... Вы должны об этом помнить и дать вашему отцу и мне...
– Не обольщайтесь, Лорна! Он не хочет вас потому, что не любит.
– Он достаточно любил меня, чтобы сделать этого ребенка, и он будет меня любить, если его перестанут терзать. У меня, во всяком случае, нет выбора: я должна остаться здесь. Это мой единственный шанс быть счастливой! Могу ли я вернуться в Англию, выйти замуж за Томаса, будучи беременной от другого? Французских детей, похоже, учат странной морали...
– Я хочу, чтобы вы согласились на то, что вам предлагают: позвольте отвезти себя в Париж и родите там ребенка. Потом, я клянусь вам, мы им займемся... и вы сможете поехать в Англию, надеть вашу корону герцогини. Война, которая скоро может начаться, предоставит вам прекрасное объяснение вашего долгого отсутствия, как мне кажется.
Молодая женщина рассмеялась. Она встала с кресла, подошла к брату и взяла его за плечи.
– Что бы вы ни думали, вы пока только маленький мальчик, убежденный в том, что взрослые должны поступать именно так, как он думает. Вы забываете две важные вещи: я люблю вашего отца и очень привязана к тому существу, которое появится на свет. Если вы меня хотя бы немного любите, то это для вас должно иметь значение.
– Вы правда любите отца? Мне трудно в это поверить!
– Он тоже, представьте, не верит! Поэтому изо всех сил старается меня оттолкнуть. И еще потому, что он пока не осознал, что он чувствует ко мне. Но, уверяю вас, настанет день и он снова испытает радость, как в ту ночь, когда мы принадлежали друг другу! Я знаю, как ему вернуть эту радость... и мы будем счастливы! Элизабет успокоится. Скоро она станет женщиной, полюбит... и вернется! И все забудется!
Взяв голову мальчика в руки, она поцеловала его жесткие волосы и тихо повела к двери. Он вышел, опустив голову, не зная, чему верить и что думать, но по-прежнему был несчастлив.
– Китти! – позвала Лорна. – Идите меня раздеть!
Горничная в это время находилась в гардеробной и разбирала вещи Лорны. Она резко встала, сжимая в руках флакончик в серебряной оправе с восточным орнаментом, который она выронила из кармана платья. Раньше она никогда не видела этот предмет, но он внушал ей опасения, объяснить которые она не смогла бы.
– Китти! Что вы делаете? – забеспокоилась молодая женщина.
Положив флакончик туда, откуда он выпал, она поспешила на зов хозяйки, но любопытство ее разгорелось. Это не духи и не ликер. Может быть, лекарство? Но от чего?
Часы в большом вестибюле пробили десять часов. Элизабет появилась наверху лестницы и стала медленно спускаться к ожидавшим ее людям. У входной двери Валентин и Дагэ укладывали ее чемоданы, шляпные коробки на багажник только что подъехавшей кареты Варанвилей. Гийом стоял на крыльце, опершись на свою палку, с непокрытой головой, несмотря на моросящий дождь, и смотрел на них и, казалось, заново переживал весь этот кошмар. В карете сидела Роза, приехавшая забрать ту, которая нуждалась в приюте. Она не вышла из кареты, не желая никого встретить. Гийом ранил ее в самое сердце, и теперь он выглядел в ее глазах как бессовестный развратник...
Элизабет была слишком взволнована, чтобы разговаривать. Она поцеловала братьев, потом Потантена, Клеманс, Лизетту, протянула руку Джереми Бренту, который поклонился ей, тоже готовый расплакаться. Один Артур нарушил это молчание, прерываемое приглушенными рыданиями и всхлипываниями. Бледный, как бумага, он больше не был мальчиком тринадцати лет, а страдающим мужчиной. Его крик раздался как приказ: