Книга Моя любимая дура - Андрей Дышев

Тучкина собрала посуду, сложила ее на краю стола и взялась за ведро.

– Пойду за водой…

– Тебе нельзя носить тяжести! – тотчас возразила Лера. – Я сама схожу! Сиди, отдыхай!

Лера взяла ведро и пошла к леднику. Тучкина некоторое время смотрела на ее тоненькую спину и вдруг окликнула девушку и догнала ее.

– Я с тобой!

Когда девушки исчезли из виду, Дацык, стругая кухонным ножом палочку, как бы мимоходом спросил Альбиноса:

– И не тяжело тебе это двойное ярмо на своей шее таскать?

– Это не ярмо, – ответил Альбинос, поднимая с земли свой сноуборд и внимательно осматривая кант. – Это мантия. Или рыцарский плащ. Или плащаница… В общем, то, что еще худо-бедно поддерживает во мне человека. Не было бы их – давно бы в животное превратился.

– Надолго ли? – мрачным голосом спросил Дацык.

– Что надолго? – не понял Альбинос, бережно кладя доску на стол.

Дацык опустил глаза и с удвоенной силой стал строгать палочку.

– Я думаю о том, кто из них вернется. А кто нет…

Альбинос дернулся, будто сноуборд был горячим, как утюг, вскинул голову и посмотрел в ту сторону, куда ушли девушки.

– За плащаницей следить надо, Альбино, – назидательно произнес Дацык. – А то по швам разойдется.

– Да вся беда в том, – произнес Альбинос, с тревогой глядя в сторону ледника, – что швов-то нет…

Я смотрел на Мураша с тихим содроганием. Правда, пластырь, закрывающий часть его истерзанного лица, создавал иллюзию медицинского оптимизма, как будто теперь дело пошло на лад и скоро под ватным тампоном вылупится новенький голубенький глазик, который будет смотреть на мир весело и дерзко.

– Не ходи сегодня на ледник, – сказал я ему. – Без тебя справлюсь.

Мураш отрицательно покачал головой. Упрямый балбес! У меня в голове не укладывалось, как из-за денег можно так убежденно губить собственную жизнь! Хотя и денег ему никто не обещал. Неужели Мураш надеется на то, что с ним щедро поделятся?

Вдруг к нам подбежала Лера – запыхавшаяся, со спутавшимися волосами, с мокрыми до локтей рукавами. Я сразу вскочил на ноги. Альбинос кинулся к девушке и схватил ее за плечи.

– Что?! – испуганно произнес он. – Что еще?!

– Она… – произнесла Лера, но продолжить фразу не хватило дыхания. Девушка опустила плечи, оперлась руками в колени. Казалось, что ее стало тошнить.

– Что «она»?! – крикнул Альбинос.

– Она упала в прорубь, – воткнув взгляд в землю, ответила Лера. – Я не смогла ее вытащить…

Я сорвался с места и во весь дух побежал к леднику. Упала в прорубь! Откуда упала? Как она могла туда упасть? За мной хрипло дышал и гремел ботинками Альбинос. Мы неслись, как легкоатлеты на финальном забеге. Вот и ледник. Береговая линия в этом месте словно трещину дала, и образовалась узкая затока. Спасатели перегородили ее плотиной из булыжников. Талая вода, проникая в затоку, фильтровалась через песок и становилась относительно чистой. Во время спасательных работ мы использовали эту воду для умывания и мойки посуды. «Моржи» окунались в эту «ванну» с головой… Альбинос налетел на пустое ведро, и оно с гулким звоном покатилось по склону. Я подбежал к «ванне» и сразу увидел торчащие из черной воды кирзовые сапоги – спасатели оставили на приюте в надежде, что кому-то пригодятся. Пригодились…

– Да не путайся ты под ногами! – крикнул Альбинос.

Он был очень взволнован. Он совершал массу ненужных, даже нелепых движений, но все его естество молило о спасении женщины. Толкая друг друга, мы грохнулись на колени у каменного бруствера и схватились за ноги Тучкиной. Она висела в воде головой вниз, а наполненные воздухом сапоги всплыли на поверхность. Никогда еще мне не приходилось видеть утопленниц, и потому я только теперь узнал, насколько это ужасное зрелище… Альбинос откинулся назад и упал на спину с сапогом в руке… Так мы ее не вытащим. Я взялся руками за кладку и стал опускаться в воду. Здесь сразу начиналась глубина, до дна не достать, но можно найти опору между камней.

– Быстрее! – кричал Альбинос. – Она уже слишком долго в воде!

– Заткнись, – сквозь зубы процедил я, погрузившись почти по пояс в обжигающе холодную воду, подвел руки под тело, кажущееся невесомым, и поднял его на поверхность. Дацык, оказавшийся рядом со мной, схватил Тучкину за руку, а Альбинос – за воротник. Они вдвоем выволокли женщину на берег.

– Только бы не опоздать… Только бы не опоздать… – бормотал Альбинос, дрожа всем телом, будто не я, а он лазил в «ванну». Мы с ним в четыре руки принялись стаскивать мокрую телогрейку с Тучкиной. Затем свитер… Все насквозь мокрое и настолько холодное, что нестерпимо болят пальцы. Альбинос поднес свои малиновые руки ко рту и подышал на них, пока я расстегивал на груди Тучкиной блузку, ставшую от воды настолько прозрачной, что она напоминала отслаивающуюся кожу… Дацык, чтобы не мешать, отошел в сторону, сел на траву и стал курить, глядя куда-то вбок.

Альбинос встал на одно колено, приподнял и положил женщину себе на ногу, лицом вниз. Невыносимо было смотреть на нее. Совершенно покорное и неподвижное тело, обмякшее на колене Альбиноса, как стопка мокрого, неотжатого белья. Снежно-белая грудь обнажена. Голова покачивается, спутавшиеся мокрые волосы елозят по траве. Ладони перекатываются по земле. Правая кисть подломилась и перевернулась ладонью вверх.

– Не стой! – крикнул мне Альбинос. – Приподними ей ноги!

Изо рта и носа толчками пошла вода, потекла по глазам, лбу и впиталась в волосы. Альбинос давил ей на спину, сплющивая наполненные водой легкие.

– Нет, я не могу на это смотреть, – пробормотал Дацык, подошел к леднику и встал к нам спиной.

Альбинос опустил Тучкину на траву. Ее голова гулко ударилась о землю, склонилась набок. Пучок волос попал в рот. На ресницах дрожали капельки воды. Мне казалось, Альбинос делает все непозволительно медленно. Я склонился над телом, положил ладони чуть ниже груди и стал ритмично давить на грудную клетку.

– Побыстрее! – выдавил из себя Альбинос и прильнул губами к полураскрытому рту Тучкиной. Хоть раз он целовал ее так? – вдруг влезла мне в голову нелепая мысль. Альбинос оторвался, сделал глубокий вдох и снова к ее холодным губам… Мне показалось, что под моими ладонями тихо и робко отозвалось сердце…

– Замри! – крикнул я и приложился ухом к белой коже. Нет, показалось. Тишина. Подлая, скотская тишина!

– Уйди! – процедил Альбинос, оттолкнув меня. – Ни хрена не умеешь!

Теперь он стал делать массаж сердца, посылая короткие и сильные толчки внутрь умершего организма. Шесть толчков – один вдох в губы. Шесть толчков – вдох в губы. Он работал не разгибаясь, не останавливаясь, как заведенный, и под его коленями уже чавкала раскисшая глина, и по его лицу уже лился струями пот… Альбинос сбросил с себя куртку. Потом стянул через голову свитер, оставшись в одной тельняшке. Я положил руку на сонную артерию…