Книга Канцелярская крыса. Том 1 - Константин Сергеевич Соловьев

тебя лицо человека, который способен загрызть родного брата!

– Иногда и лягушка снаружи в леопарда красится, – буркнул Муан недовольно. – Я думал, белые люди умнее, не судят по внешности. Ну лицо у меня с рождения такое, так что ж с того? Лицо и только-то. Просто, видя меня, никто не хочет драться или грабить. Природа такая у меня, мистра.

– И ты будешь говорить, что никогда не был в драке?

– Ни единого разу за всю жизнь.

– Ну конечно! А нос у тебя чего переломанный? А?

Муан потупился.

– Я уже говорил вам, неудачная была игра.

– Ах, игра? – саркастично уточнил Герти. – В шахматы, да?

– Именно так, мистра. Поскользнулся, когда играл. И сломал нос о чертову доску.

Герти расхохотался колючим нервным смехом. Щука мгновенно полоснул по нему острым взглядом. Достаточно острым, чтобы рассечь его тело, как мягкий балык. Парень с ружьем у входа лишь передернул плечами. Едоки и вовсе ничего не заметили.

«Так, спокойно, – приказал себе Герти. – Отдышись. Заставь мозги снова варить».

Герти некоторое время молчал, стараясь размеренно дышать. Муан в немом раздражении царапал столешницу ногтем. Балык лежал на своем блюде, источая в и без того удушливую атмосферу нотку рыбного зловония.

– Тихо. Ладно. А как на счет немного придушить? Чуть-чуть, просто чтоб он отрубился? Ты не будешь никого бить, так что это не драка получается.

– Нельзя, мистра. Тоже табу.

– Хорошо. Заломай ему руки. Это-то сможешь?

– Не смогу. И это табу.

– Господи Боже! Да сколько у тебя табу, Муан?

Муан на секунду прикрыл глаза.

– Четыреста сорок восемь, мистра.

– Сколько?! – вырвалось у Герти.

– Четыреста сорок восемь, – повторил полли хмуро. – Я же говорил, мой отец не был дружен с шаманом. А мой отец был по-нашему рангатира, то есть вождь. Они крупно не ладили. Политика. Мне от этого перепало больше всех. Если вас еще интересует, я не могу лягаться, царапаться, кусаться и сбивать с ног. Все табу.

Герти заставил злость пропасть из своего голоса. Но вот с язвительностью он справиться не мог.

– Превосходно, Муан. У тебя еще есть какие-нибудь табу, о которых мне следует знать в данный момент?

– Ну… Я не могу пить из стакана с латунным подстаканником. Не могу пасовать, если кто-то сходил с треф. Не могу звонить в дверь по средам, если накануне был дождь. Не могу дарить цветов рыжим. Не могу…

Герти захотелось закатить себе сильнейшую пощечину, и не ладонью, а тяжелым скользким рыбьим хвостом.

Ты болван, Уинтерблоссом. Ты самый настоящий первостатейный болван!

– Хватит. Довольно. Ладно, допустим, что так. Мы не станем… э-э-э… ничего такого делать со Щукой. Не будем дарить ему цветов и не станем играть с ним в карты. Просто свяжем его. Это же ты можешь? Не бить. Просто связать. Мы пригрозим ему оружием и…

– Извините, мистра. Табу. Я не могу угрожать людям оружием.

– Брось! Уж в этот раз ты лжешь! Ты ведь припас с собой оружие, как я и просил. Значит, я достану револьвер, а ты свой кастет или нож, и мы…

– Я не брал оружия.

– Но ты же сказал…

– Инструмент, мистра. Вы сказали взять с собой инструмент, которым я владею лучше всего. Я точно помню. Именно так вы и сказали.

– Ах так… И что же ты взял?

– Мабу[100]. Вот.

Муан, повозившись в своем мешке, извлек на поверхность подобие грубой флейты с широким раструбом. Герти окинул это нелепое приспособление взглядом. Оно не годилось даже для того, чтоб проломить голову курице.

– Это…

– Это инструмент, которым я владею лучше всего, – с готовностью сказал Муан. – В нашем племени я считался не самым плохим музыкантом. Хотя у меня есть табу на игру после полуночи и…

Герти захотелось вырвать у себя клок волос. Ситуация оборачивалась абсурдом. Быть в шаге от Стиверса, желанной награды, и оказаться столь беспомощным… Проклятый дикарь! И как его угораздило клюнуть на это! Шахматы! Мабу! Это походило на утонченное издевательство. Но Муан был предельно серьезен. И даже торжественен.

«Так, спокойно, – снова приказал себе Герти, силясь не рассмеяться. – Ты в беде, Гилберт Уинтерблоссом. Ты сам сюда себя загнал, но делать нечего. Будь смелее. Придется использовать те фигуры, что есть в распоряжении. Интересно, ты так же хорош в шахматах, как Муан?.. Забудь. Думай о том, что делать дальше. Твой тщательно проработанный план летит в тартарары. Твой козырь оказался дутым, а больше у тебя ничего нет. Если, конечно, не считать смекалки и револьвера. Так что думай».

Проще всего было выйти наружу. Поблагодарить Щуку за угощение и выбраться из этой помойной ямы. Из Скрэпси. Вернуться в меблированные комнаты и… «И что, мистер Уинтерблоссом? – осведомился незнакомый, но крайне неприятный голос. – Стиверс нырнул, что бы это ни значило. Судя по всему, ему осталось недолго. Нет Стиверса – нет дела Бангорской Гиены. Нет дела – нет будущего».

Герти заскрежетал зубами. Он не сможет протянуть на острове еще месяц. Гробовщики из Канцелярии гораздо раньше щелкнут его, как орех. Орех, который только снаружи кажется таким прочным. Щелк – и все. Мистер Шарпер не простит обмана. И на лондонскую тюрьму можно не рассчитывать. Он погибнет где-то в застенках Канцелярии.

«Значит, действуй, рыбоед! – вновь раздался неприятный голос, который по всем признакам был его собственным, Гилберта Уинтерблоссома, внутренним голосом, только куда более решительным. – Думать ты уже пытался, и сам видишь, что вышло. Действуй. Как действовал бы на твоем месте полковник Уизерс, гроза Тихого океана, авантюрист и психопат! Только это может тебя спасти. Решительное действие. Опрометчивость и целеустремленность. Риск и отвага. Благородное безумие белого охотника. То, что вело обреченную экспедицию Кортеса и вылазку Писарро. То, что приказывает двигаться вперед даже тогда, когда кажется, что очутился на пороге девятого круга ада».

Герти набрал побольше воздуха в грудь, пытаясь сконцентрироваться на этом голосе.

Действовать как полковник Уизерс. Представлять, что любая преграда не более чем вызов. А опасность – развлечение. Быть дерзким. Наглым. Решительным. Судьба любит самоуверенных дураков, именно для них она прячет в своих сундуках настоящие богатства. Дураки всегда выживают. Бросаются в авантюры, в которые не полез бы ни один здравомыслящий человек. С десятком аркебузиров подчиняют себе страны, не задумываясь о том, что шансов не было. С сотней наемников делаются властителями континентов. Не понимая, что нет даже вероятности вернуться живым.

Ради собственной жизни он должен быть таким же, хотя бы ненадолго. Впервые за все время устремиться в авантюру, ходы которой не только не прописаны, но и неизвестны. Идти