Книга Полнолуние - Александр Горский

— Я тебя когда спрашивал, где ты был в тот вечер, ты мне что ответил? — В очередной раз пройдясь из стороны в сторону, Вадим ткнул пальцем в сторону Михаила Анатольевича. — Ты мне сказал, что был на службе. А на самом деле?

— Что на самом деле? — устало выдохнул Борискин, похоже начиная понимать, что тратить энергию на споры с убежденным в своей правоте оперативником не имеет никакого смысла.

— На самом деле ты был в поселке, — торжествуя победу, провозгласил Зубарев, — тебя, милый мой, там видели!

— И что с того? — Михаил Анатольевич поднял скованные наручниками руки к лицу и начал массировать виски. — Вы можете понять, это тоже часть моей работы! Кноль поручил мне контролировать порядок в поселке. Уборку, мелкий ремонт. Я два-три раза в неделю планомерно объезжаю или обхожу улицы, проверяю, что в каком состоянии. В тот день был как раз такой объезд. Так что я абсолютно не пытался вводить вас в заблуждение. Вы сами туда забрели каким-то образом. При этом вы совершенно не учитываете тот момент, что в начале пятого я был уже в штабе. Это легко проверить у секретаря. Потом я отправился на склады и не уезжал оттуда до тех пор, пока Кноль не поднял панику. Тогда я вместе со всеми отправился помогать в поисках. Задумайтесь! — Борискин в отчаянии встряхнул руками, отчего звенья наручников недовольно заскрежетали. — Задумайтесь хоть на минуту! Вспомните все обстоятельства. А лучше возьмите и выпишите их на листок. Одно за другим, повременно! Тогда вы сразу поймете, что я не имею, физически не способен иметь хоть какое-то отношение к исчезновению девочки. В то время как она закончила заниматься у Колесниковой, меня уже в поселке не было.

— На листочке, говоришь, — на мгновение задумался оперативник, — можно и на листочке. Только понимаешь, какая интересная штука, занятия в тот день закончились аж на целый час раньше. Улавливаешь разницу? Алина вышла от Колесниковой, когда еще четырех не было. И добавим ко всему этому твою машину, которая проехала в тот край поселка примерно без четверти четыре, а назад вернулась только через сорок минут. Что ж ты там, милый мой, делал все это время, в серого волка играл?

Илье показалось, что в испуганно-безразличных глазах подростка вдруг вспыхнули искры интереса к словам Зубарева, но уже через мгновение Димино лицо вновь не выражало ничего, кроме ясно читаемого желания, чтобы весь этот кошмар скорее закончился.

— Я же не знал, — едва слышно прошелестел Михаил Анатольевич. Его пальцы рук сплелись в странный замысловатый узел и, не переставая, шевелились, словно клубок змей, безустанно борющихся друг с другом. — Я не знал! — Голос его визгливо рванулся вверх и сорвался. — Если бы я знал, что все это случилось в другое время, конечно же, я бы вам все сказал. Но ведь меня же никто не спрашивал. Все думали, что Алина была еще на занятиях, и я так думал. А зачем говорить о том, что никто не спрашивает?

— Но теперь-то ты знаешь, — присев на корточки, оперативник оказался лицом к лицу с Борискиным, — теперь мы все всё знаем. Ты же был там в то время, когда девочка вышла. Так скажи нам, куда она подевалась?

Голос оперативника звучал дружелюбно, почти ласково, но вряд ли у кого-то могли возникнуть сомнения в искренности этого дружелюбия. Ведь нет никакого смысла сомневаться в существовании того, чего точно не существует.

— Где она?

Вадим мягко накрыл ладонью сплетенные пальцы рук Борискина. От этого прикосновения Михаил Анатольевич вздрогнул, словно ощутив электрический разряд, и, вскочив на ноги, выкрикнул, брызжа слюной прямо в лицо уже успевшему принять бойцовскую стойку оперативнику:

— Я не видел ее, понимаете, не видел! Я поставил машину в тупике, за поворотом, потом немного прошелся пешком. Погода была в тот день хорошая. А я еще подумал, что это последний такой день в году, что потом — все, зима. Не знаю точно, может быть, меня минут двадцать у машины и не было, а затем я вернулся и уехал. Я клянусь вам, что так все и было. Я чем угодно готов вам сейчас поклясться!

— Сядь! — рявкнул в ответ оперативник, опуская руку на плечо Борискина.

Михаил Анатольевич безвольно скользнул вниз.

Губы подростка дрогнули не то в тщетной попытке улыбнуться, не то в беззвучном желании что-то произнести, но в тот же момент, когда Лунин решил, что сейчас ему удалось увидеть проявление хоть каких-то эмоций, кроме ужаса, Дима закрыл лицо ладонями, из-под которых вдруг донесся становящийся все громче и громче протяжный вой.

Илья вскинул руку, призывая Зубарева к молчанию. Несколько секунд спустя глухие, прорывающиеся сквозь прижатые ко рту ладони завывания сменились несвязным, прерываемым всхлипываниями потоком слов:

— Алина… папа… папа не мог… Алиночка…

На мгновение рыдания прекратились, но не успели Лунин и Зубарев облегченно переглянуться, как теперь на ноги вскочил Борискин-младший. Его лицо, бывшее до этого абсолютно бледным, теперь покраснело от ярости.

— Это вы! — Он ткнул скованными руками в сторону Лунина. — Это вы все сами придумали! Папа не мог этого сделать, он не делал этого. Я бы знал!

— Вадик, дай ключ, пожалуйста, — попросил Илья и, увидев непонимающий взгляд оперативника, уточнил: — Дай мне ключ от наручников.

Вадим неохотно достал ключ и протянул его Лунину.

— Опять твое мягкотелие! — буркнул Зубарев. — Я бы…

— А ты сходи на кухню, принеси парню воды, — перебил его Илья, делая шаг к подростку. — Дай сюда руки. Вот, молодец! А теперь сядь. Сядь и успокойся. Сейчас водички попьешь, и мы с тобой поговорим по-человечески.

Опустившись на диван, подросток сжался в напряженный комок, нервно растирая на запястьях следы от наручников.

— А вот и вода, — обрадовался Лунин, забирая стакан у вернувшегося из кухни оперативника. — Вадим, я думаю, будет лучше, если ты проводишь Михаила Анатольевича в соседнюю комнату и там с ним некоторое время побудешь.

Зубарев недовольно фыркнул, но все же решил не вступать в дискуссию. Изобразив галантный полупоклон, он взмахнул рукой, указывая в сторону двери:

— Прошу вас, Михаил Анатольевич! Не будете ли вы столь любезны провести мне небольшую экскурсию и ознакомить с достопримечательностями соседних помещений?

Оставшись наконец в гостиной вдвоем с притихшим подростком, Илья придвинул кресло ближе к дивану, на котором сидел Дима. Теперь они сидели напротив друг друга, а расстояние от кончика носа Лунина до лица Борискина не составило бы и метра.

— Дима, может быть, ты и прав, — произнеся начало фразы, Илья остановился, пытаясь понять, насколько правдоподобно сейчас звучат его слова. Не придя ни к какому определенному выводу, он продолжил: — Мы не знаем, что именно произошло с Алиной, и, как мне кажется, ты тоже не знаешь.

Подросток едва заметно, возможно сам не ощущая этого, кивнул, давая понять собеседнику, что тон разговора выбран правильный.

— Но ведь ты прекрасно знаешь другое, — Илья попытался говорить тверже, убеждая собеседника в том, в чем сам не был уверен, — ты знаешь, почему Алина так торопилась уйти от тебя в тот день. Ведь так?