Книга Ветры земные. Книга 2. Сын тумана - Оксана Демченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай поговорим о боли, – удивленно повел бровью Тэо.
Эспада снова застонал, приходя в сознание. Видимо, он разобрал последние слова, попробовал пошевелиться и без возражений принял помощь служителя. Откинулся на скатанный из ткани валик, ловко подсунутый Зоэ под шею. Посмотрел на обоих склонившихся над ним тусклыми, гноящимися глазами. Бессильно расслабился.
– Весной, когда я был отвратительно пьян, ко мне подсел служитель в черном, – едва слышно и очень невнятно зашептал королевский пес. – Он рассказал много и отдал бумаги. Я прогнал его, хотел сжечь все, не читая…
– Грех сомнения не особенно мал и, увы, присущ всем нам в той или иной мере, – заметил Тэо. Вздохнул и добавил: – Бумага куда опаснее отравленного ножа. Я прощал отцу многое, но, едва вскрыв его ларец с личными записями, я проклял родной дом и был из него выдворен силой. До сих пор нет у меня мужества пережить тот удар, не отвращая взор рассудка и души… А смотреть надо, не жалея себя. Только так можно по-настоящему простить. И смиренно забыть… Между тем, каждый имеет право на прошлое и на тайну помыслов. Иначе Бог дозволил бы нам слышать невысказанное собеседниками. А нам и без того порой не по силам возлюбить ближнего, тем более при жизни его. Чьи тайны доставил тебе предатель Башни?
– Предатель? – оскалился Эспада, помолчал, копя силы и ожидая, пока Зоэ очередной раз протрет его вспотевший лоб. – Он был из числа главных столпов ордена Зорких, и я грешен, я свернул ему шею… Прочел бумаги, нашёл его и не удержался.
Тэо скорбно покачал головой и долго бормотал молитву, затем сидел молча, прикрыв глаза и вслушиваясь в себя. Снова принялся нараспев читать священный текст. Сокрушенно вздохнул, творя знак замкового камня. Зоэ не выдержала и толкнула служителя локтем в бок.
– Давай уже, отпускай ему всё вперед на сто лет, а то я задохнусь от нетерпения.
– Отпускай, – передразнил Тэо, сердито махнул рукой, не унялся и яростно хлопнул себя по бедру, срываясь в торопливый, рассерженный шепот: – Брат Иларио всё лето искал подлеца, умыкнувшего часть архива, тайно переданного старым королем на хранение в семью де Панга. Как я могу простить полудохлому мерзавцу то, что горло «столпу» он перерезал, а нам ни словечка не сказал? И бумаг не вернул!
– Бумаги в ларце его величества, – шепнул Эспада.
– Это называется – утешил обухом по затылку, – Тэо даже сплюнул от возмущения и зашумел, не сдерживая голоса: – Кто тебе, дураку, сказал, что он прежде читал эти записи? Кто тебе, паршивому идиоту, посоветовал тащить их, куда не надо? У него и без того с отцом в последние годы отношения были – хуже некуда! Хоть после смерти, трудами патора, оказался обретен душевный покой… Ты же, пес бешеный, укусил его больнее, чем он – пнул тебя!
Эспада ошарашенно слушал, моргая и щурясь. Зоэ сочувствовала всем, прижав руки к груди и не понимая ничего. Исповедник кое-как отдышался, снова забормотал молитву, зверски скалясь и постукивая культей по палубе. Было отчетливо видно: он бы предпочёл стучать по ребрам дона Эппе… Дотянувшись до кувшина, Тэо жадно выхлебал все содержимое, вытер губы рукавом и кивнул.
– Ладно, что сделано, того не вернуть. Отпущу я тебе и этот грех. Потом. Когда выздоровеешь. Так отпущу, что мало не покажется.
Эспада заинтересованно прикрыл веки, показывая согласие с планом. Зоэ хихикнула, осознав: королевский пес как раз теперь пробует дышать и жить, значит, он поправится. Тэо огляделся по сторонам, громко и отчетливо зло посоветовал всем морякам найти себе занятие и спастись от греха лености без помощи тяжелой руки служителя. Избавившись от избытка внимания, багряный вздохнул, сел удобнее и улыбнулся Зоэ вполне мирно.
– В юности отец Бертрана Барсанского именовался когда королем, а когда и графом. Среди пяти соседей лишь трое признавали его руку над собою… Он был тот еще грешник, хотя нам ли судить наделенных властью? Он в двадцать два года зарезал старшего брата, честно вызвав на поединок, а затем ударив в спину – лежачего. Вот только брат его имел несложное прозвище Мясник, такое зря не дают. Позже король штурмом взял замок соседей, вырезал жителей до последнего младенца и выжег постройки дотла, тем разрушив невыгодный и навязанный ему силой договор. Это – плохо? Но ведь объединил земли и смог выиграть войну, когда еретики Алькема попробовали сунуться на север, получив поддержку одного из военных вождей семьи эмира Риаффа. Что еще добавить? По слухам, король Барсы отравил вторую жену, родную мать Бертрана, чтобы сочетаться браком с дочерью того, кто поддержал его в новой войне и подтвердил его королевский титул перед маджестиком. – Тэо грустно улыбнулся. – Патор Факундо исповедует королей, подумай, легко ли ему. Что такое грех? Убить человека, напиться, пожелать чужую жену и предать друга. Может, и так. Но для короля грех – допустить ослабление страны, не оставить наследника, оказаться глупым и негодным к дворцовой жизни. Чего стоят все счета и претензии нашего славного дона Эппе, если они обращены к Бертрану – человеку? Ведь Бертран-король неподсуден, иерархия Башни не зря ставит правителя куда ближе к богу и наделяет особыми правами и некой заведомой святостью.
Зоэ молча развела руками, показывая: она ровно ничего не может возразить против сказанного. Эспада едва слышно выругался, зашипел и попробовал отвернуться: значит, исповедник прав и счета имеются.
– Рэй, пить хочешь? – пожалела раненого Зоэ, примечая землистую бледность кожи и пот, выступающий обильнее прежнего.
Эспада дернулся, отказываясь и норовя уткнуться лицом в подстилку, чтобы никого не видеть и не слушать, чтобы и самому не отвечать…
– Некий принц однажды попробовал стать королем при живом отце, – очень тихо шепнул Тэо. – Он обратился к надежному человеку, способному обучить наемников… У короля было превосходное чутье на заговоры, и, если верить его бумагам, наследник испытал страх разоблачения и сам назвал отцу людей, знающих слишком много, а затем обвинил их в ереси и измене стране. Всех, кто был указан принцем, уничтожили жестоко и быстро. Дон Эппе с самой весны пробует понять: почему он уцелел в той резне? Может, у старых королей зудит, подобно сорванной спине или давней ране, такая болячка – совесть, и они допускают за гибнущим родом право на наследника. А может, с самого начала имелся хладнокровный расчет: моему малышу требуется крепкий пес в охрану. Хотя есть и иное объяснение. Король был действительно стар, он так привык никогда не доверять истину словам и тем более бумаге, что каждая закорючка в записях – полуправда, тайнопись и просто ложь…
– Идите к чёрту, – прохрипел Эспада.
– Мы на корабле, – ровным тоном сообщил исповедник. – И тебе, и нам, некуда идти, негде прятаться от себя. Все черти мира, чадо, сидят не в трюме или же пещерах подземных, но исключительно в потемках души. Ты узнал чужую тайну, значит, вкусил яд. Но ты сохранил верность присяге… Попробуй отринуть старую боль и понять, что сейчас для тебя страшнее: то, что нет возможности отомстить или же то, что спина его величества осталась без защиты?
Силуэт стен и башен столицы казался обугленным на фоне пылающего заката. Четверка вороных тянула карету резво, но как-то обреченно. Два коня хрипели и спотыкались, не сбавляя ход только потому, что кучер, часто и испуганно поглядывая вперед, снова и снова использовал кнут. Он опасался отстать от верхового, то и дело едва слышным шепотом проклиная и самого нелюдя, и его демонического скакуна, кроваво-красного в лучах заката: обычный давно пал бы, упряжных-то меняют за день трижды, а нескладный рыжий все так же впереди и все так же недосягаем.