Книга И унесет тебя ветер - Жан-Марк Сувира

Мистраль держался в стороне от общей суеты. Кальдрон подошел к нему. Один из офицеров дал шефу свой телефон. Мистраль подробно изложил все Бальму.

— Браво! Решающий гол в добавленные минуты. Отличная игра! Можешь идти в раздевалку и принимать душ.

Под присмотром полицейских из сыскной бригады Эмери оказывали первую помощь в фургоне «скорой». Другие полицейские оцепили машину, чтобы не подпускать журналистов и зевак. Мистраль подошел к врачам. Эмери лежал на носилках, его только что перевязали. Бинты перехватывали руки, шею, полностью закрывали одну сторону лица. Порезов у Эмери было много, но все неглубокие. Он равнодушно уставился в какую-то точку над собой. Мистралю было интересно увидеть вблизи этого человека с лицом, изборожденным глубокими старыми шрамами. Из правой руки у него торчала игла капельницы. Мистраль спросил, может ли обратиться к Эмери, врач кивнул.

— Как ваше имя? Оливье Эмери? Жан-Пьер Бриаль? Франсуа Бриаль?

Мистраль внимательно смотрел на Эмери. Секунд через двадцать тот оторвался от своей точки в зените и обернулся к Мистралю. Тусклые, без всякого выражения глаза остановились на комиссаре. «Невероятно! — думал Мистраль. — Он смотрит на меня, но совершенно не видит. Как будто его взгляд направлен внутрь самого себя».

Постепенно взгляд раненого прояснился, обратился наружу.

Эмери пристально посмотрел на Мистраля и с трудом переспросил:

— Что вы сказали?

— Как ваше имя?

— Франсуа Бриаль.

— А Оливье Эмери?

— Это имя я взял двадцать лет назад. У меня на него тоже легальные документы.

— В какой квартире вы здесь живете?

Взгляд Франсуа Бриаля опять помутился.

— В сто восемнадцатой. — Глаза его снова обратились в глубь себя. Он вернулся в свой мир.

Мистраль и врач вышли из фургона. Эмери по-прежнему сторожили двое полицейских. Они приковали его за руки и за ноги наручниками к носилкам.

— Я ввел ему успокоительное и большую дозу обезболивающего. Он жалуется на сильную головную боль, потому что его побила шпана. Порезы бритвой неглубокие, тут никакой опасности. Но его, полагаю, надо серьезно обследовать с психологической точки зрения. Когда ему оказывали первую помощь, он вел себя очень странно. Говорил со мной так, как будто не о нем речь. Отвечая на вопросы, говорил не «я», а «мы» и смотрел на меня невидящим взглядом. Очень неприятно.

— Когда можно будет его допрашивать?

— Через несколько часов. Я написал, какие процедуры надо ему сделать в «Куско»[20] — только обычные анализы да рентген.

Врач внимательно посмотрел на Мистраля:

— А сами вы как? У вас вид человека на исходе физических сил. На чем держитесь? На амфетаминах?

— Ни на чем. Все у меня прекрасно!

Машина «скорой помощи» с Оливье Эмери укатила в сторону Парижского госпиталя напротив собора Парижской Богоматери. Полицейская машина с мигалкой и сиреной сопровождала ее. Замыкали кортеж три журналиста на мотоциклах.

Тем временем санитары пожарной команды обрабатывали рану Дальмату, чтобы не допустить заражения крови. Вся его рубашка была насквозь в крови.

— Придется вас госпитализировать на пару дней — зашить хорошенько рану и провести обследование. Большой шрам останется на всю жизнь. Да вы не огорчайтесь, старина: женщины это обожают. Мужчина рисковал жизнью и победил — перед таким никто не устоит!

Доктор пожарной команды как мог утешал Дальмата. Дальмат не отвечал. На него действовал местный наркоз, он плавал между явью и забытьем.

Мистралю тоже наложили несколько швов на изрезанные руки. Он слушал, как врач разговаривает с Дальматом, и его разбирал смех.

«Это нервное», — подумал он. Мистраль был пьян от усталости, в ушах гудело, хотелось присесть хоть куда-нибудь в тишине.

Половина третьего. Кальдрон держал возле уха телефон и поглядывал на Мистраля.

— Это звонят из штаба. Дежурный говорит, уже полчаса пытается вам дозвониться, но у вас телефон на автоответчике.

— Телефон у меня разбит вдребезги. Что он сообщил?

— Чем занимался так называемый Оливье Эмери. С центральной диспетчерской Девятого округа к нам недавно звонили в штаб. 7 августа этот тип был задержан молодыми патрульными в состоянии опьянения зато, что мочился на улице. Между прочим, на улице Монсе. Они решили не заводить дела из уважения к его профессии — сотрудник похоронной команды. Он им сказал, что целый день вместе с полицейскими и пожарными убирал трупы. Молодые ребята вошли в его положение: у них была точно такая жизнь. Отпустили его и ничего не сделали. Братство тех, кого немыслимая жара застала вместе со всеми последствиями. Они друг за друга держатся.

— Вы хорошо сказали, Венсан, и я их не осуждаю. Изо дня в день они только тем и занимаются, что убирают трупы. Морги забиты, мертвецы хранятся в грузовых рефрижераторах, в холодильных камерах рынка в Ренжи. Все шиворот-навыворот, никто не знает, за что отвечает. И только на экстренных службах — полиции, пожарных, «Скорой помощи», похоронной команде — все это держится. Еще бы у этих людей не появилось полной солидарности!

— Не думаю, что их дело дошло бы до нас. Если даже и так, оно бы нас не вывело на злодея.

— Конечно. Зато теперь мы знаем, что именно той ночью он избавился от рюкзачка. Похоронная команда? Почему же мы про нее забыли?

— Потому что они приезжают, когда все уже закончено, держатся тихо, в сторонке, никому ни слова не говорят. Заходят на место, когда им дадут зеленый свет, кладут труп в пластиковый мешок и уходят. А в жару у них втрое прибавилось работы, и в квартирах они совсем не задерживаются.

— Да, похоже, так и есть. У них рабочая одежда, которую можно назвать и формой. Синий верх, серый низ. Стоит только опустить лицо и поднять воротник рубашки — никто его не заметит.

— Так и случилось. А в квартире у Димитровой мы оставались дольше обычного. Поэтому похоронщикам пришлось подождать, прежде чем забрать тело. Должно быть, Эмери… Я хотел сказать, Франсуа Бриаль обращался к товарищу, стоя поблизости от диктофона.

— Кстати, я позвоню Элизабет Марешаль: пускай запишет голос Бриаля для сравнения.

В тот же час в Уазе Жан-Пьер Бриаль передумал сводить счеты с жизнью. Его брат будет жить. Он это знает безошибочно, как все о нем знал всегда. Когда плохо Жан-Пьеру, плохо и Жан-Пьеру. И наоборот. «Мы еще повоюем».

Глава 38

Тот же день.

03.20. Сыскная бригада собралась в кабинете Мистраля. Чувствовалось напряжение, особенно от рассказа об аресте Бриаля и о ранении Дальмата. Жозе Фариа, Ингрид Сент-Роз и Роксане Феликс не понравилось, что они в аресте Бриаля не участвовали. Это естественная реакция полицейского, когда мимо него проходит, как он считает, завершение его дела. Мистраль объяснил, почему так, Кальдрон растолковал подробнее. Когда надо было выезжать на место, там уже были люди, а здесь кому-то нужно было и дальше «давить» на сестер Бриаль. Так требовала обстановка.