Книга Осада Будапешта. 100 дней Второй мировой войны - Кристиан Унгвари

Посольства нейтральных стран постоянно выражали свой протест против преследования евреев. 21 октября папский нунций Ротта более двух часов вел переговоры с Ф. Салаши. 17 ноября он вместе с посольствами нейтральных государств направил ноту венгерскому правительству, в которой потребовал немедленно прекратить депортации евреев и обеспечить им гуманное обращение. 23 декабря нейтральные государства направили еще одну ноту правительству, которое к тому моменту успело бежать из столицы. Все посольства единодушно отказались от эвакуации. 5 января Р. Валленберг направил окончательный вариант ноты в адрес Пфеффера-Вильденбруха.

С 12 ноября 72 здания в районе площади Святого Иштвана в VI округе столицы были объявлены находящимися под защитой посольства Швейцарии, а после 15 ноября эту территорию официально стали называть «международным гетто». В этих домах, пользовавшихся покровительством иностранных посольств, предполагалось разместить всех тех евреев, у которых были соответствующие документы, выданные этими посольствами. Здания были рассчитаны на 3969 человек, но в них поселились сначала 15 600 евреев, а к концу осады эта цифра выросла до 40 тысяч. Теоретически здания пользовались статусом экстерриториальности, и каждое из них должно было охраняться двумя сотрудниками полиции, но банды молодчиков партии салашистов, не обращая на это внимания, совершали на эти дома регулярные набеги.

Жить в международном гетто было гораздо опаснее, чем в «обычном» гетто. Это объяснялось его близостью к набережной Дуная и доступностью зданий для налетов, что вдохновляло боевиков из партии «Скрещенные стрелы», которые всегда жаждали крови евреев. К концу ноября, когда в «обычное» гетто переселились не 100 тысяч евреев, как это было запланировано, а всего 32 тысячи человек, а в «швейцарских домах» попросили убежище не 7800 человек, как предполагалось, а несколько десятков тысяч, партийные функционеры начали догадываться, что многие выданные им документы были фальшивыми. В этих домах обыски стали проводить в первую очередь, а поскольку было сложно отличить настоящие документы от подделок, жителей депортировали без разбора.

Создание отдельного квартала для евреев, у которых не было охранных документов, началось в VII округе столицы 18 ноября. Официальное распоряжение о создании на этой территории «обычного» гетто министр внутренних дел Габор Вайна отдал 21 ноября. Всем евреям, у которых не было охранных документов, было приказано прибыть сюда до 2 декабря. 10 декабря территория гетто была отделена от остальных районов города деревянным забором. В ней оставили для входа всего несколько ворот. В 4513 квартир поселили около 60 тысяч человек. Иногда в одной комнате жили по 14 человек. Согласно плану, все евреи, независимо от того, имели ли они охранные документы, в конце концов должны были быть переселены сюда. Официальный дневной паек состоял из 900 калорий плюс то, что прибывало в гетто по линии Еврейского совета и посольств нейтральных стран. На самом деле суп, который варили на пяти кухнях, имел не более чем 790 калорий. Иногда поставки продовольствия разворовывались или попадали под артиллерийский обстрел. Тогда обитателям гетто приходилось целыми днями голодать. По приказу Вайны был закрыт единственный на территории гетто полицейский участок, и порядок на его территории обеспечивали безоружные полицейские-евреи, на которых молодчики партии «Скрещенные стрелы» во время своих рейдов не обращали никакого внимания. Вот так вспоминают об условиях жизни в гетто в конце декабря очевидцы:

«На узкой улице Казинци истощенные мужчины, ссутулившись и склонив головы, толкали тачку. На грохочущей тележке лежали обнаженные, желтые, как воск, человеческие тела, вниз свешивалась окоченевшая рука с черными пластырями, которая билась о спицы колеса. Процессия остановилась у бань и осторожно свернула в решетчатые ворота. Во дворе бань, за неряшливым фасадом, лежали сложенные навалом, как распиленные бревна, окоченевшие трупы… Я перешел через площадь Клаузаль. Посередине на корточках или на коленях сидели люди. Они собрались у трупа лошади и ножами отхватывали от него куски мяса. В нескольких метрах лежала голова животного. Желто-синие студенистые внутренности и слой жира виднелись через отверстия в изуродованном теле».

Боевики партии «Скрещенные стрелы» совершили бесчисленное количество актов вандализма против обитателей гетто. Они нападали даже на дипломатические миссии нейтральных государств независимо от того, в каком районе города те располагались. 7 января погибли сотрудники шведского посольства, кровь пролилась и в посольстве Швейцарии. Немцы вели себя относительно гуманно: несмотря на то что они часто забирали евреев для фортификационных работ, они всегда возвращали их обратно в гетто живыми.

В период с 14 ноября 1944 по 18 января 1945 г. в гетто ежедневно погибали около 80 человек (для сравнения, эта цифра в мирное время составляла 8 человек). В этот период в институт судебной медицины ежедневно доставляли 50–60 трупов людей, убитых выстрелами в основание черепа. Во время одного из таких инцидентов 28 декабря к венгерским боевикам, вопреки приказу командования, присоединились немецкие солдаты. Они забрали значительное количество мужчин из больницы на площади Бетлена Габора, отконвоировали их на набережную Дуная, где расстреляли. Количество самоубийств, совершавшихся евреями в течение одной недели, превышало среднее число самоубийств за год во всей Венгрии за 1943 г. «Сводили счеты с жизнью старики, молодые девушки, беременные женщины. Некоторые матери наносили не желавшим присоединиться к ним дочерям удары скалкой, а потом укладывали их у газовых плит с открытой конфоркой». 3 января уполномоченный министерства внутренних дел по размещению евреев Иштван Лёчей отдал распоряжение срочно сформировать двенадцать еврейских трудовых полков. Этот приказ просто невозможно было выполнить, так как к тому моменту истощенные обитатели гетто просто не могли уже работать.

1 января 1945 г. специальный представитель Салаши Эрнё Вайна подготовил свой первый приказ, согласно которому все население международного гетто должно было быть переведено в «обычное» гетто, как было сказано в тексте, «по соображениям военной необходимости», но на самом деле это делалось, чтобы облегчить убийство этих людей. 4 января он повторно издал этот приказ, и на этот раз даже Валленберг не нашел возможности избежать его выполнения. 5 и 6 января 5 тысяч обитателей «шведских домов» под налетами советских истребителей отправились в «обычное» гетто. Правительство салашистов заявило, что раз другие государства не признают его, то и оно, в свою очередь, не обязано придерживаться никаких международных соглашений. 7 января, после того как Р. Валленберг пообещал, что поставки дополнительного продовольствия для гетто будут осуществляться по линии партии «Скрещенные стрелы», «эвакуация» была приостановлена, но в тот же день боевиками-салашистами было совершено нападение на один из «шведских домов». Оттуда угнали примерно 130 человек, которых отвели на берег Дуная, где расстреляли из пулеметов. Выживший очевидец тех событий писал:

«После меня допрашивали мою мать, которой было 67 лет. Ее раздели донага, и трое бандитов принялись избивать ее резиновыми дубинками. Когда женщина упала, ее топтали ногами, вырывали ей волосы. После этого… меня снова избивали втроем… В полночь мне пришлось отправиться в подвал, где в линию построились примерно 30 палачей. Все они были вооружены дубинками, ремнями и палками, и все они разом набросились на меня. Из подвала меня отправили в прачечную, где уже находилось около 30 человек, избитых до крови. В подвале молодых женщин раздевали и избивали резиновыми дубинками. В большом зале один из боевиков-салашистов по имени (Денеш) Бокор обратился ко мне, заявив, что намерен продемонстрировать мне «силу настоящего венгерского удара», и тут же нанес удар в лицо. После этого я должен был стоять в дверях, где меня стали избивать ногами. Тем же издевательствам подвергались и шестидесятилетние женщины. Нас избивали, пока мы не упали. В три часа нас связали вместе попарно кожаными ремнями и куда-то повели, как мы подумали, в гетто. Я постоянно наблюдал за тем, как они держат свои винтовки и пулеметы. На Цепном мосту находился немецкий пост, который дал разрешение на проход нашей группе из 45–50 человек. На мосту конвоиры взвели оружие, что было опасным признаком. Я старался ослабить ремень. Нас связали вместе с мужчиной по фамилии Гутман, на котором не было ничего, кроме кальсон и пижамы. Когда с Цепного моста мы свернули на берег Дуная, я понял, что положение безвыходное. Я отпустил свою мать и полностью ослабил ремень. Через 20 м нас остановили и заставили построиться на берегу лицом к реке. Потом нам объявили, что здесь нас собираются расстрелять. Вместе с Гутманом я первым оказался на берегу Дуная. Главарь наших палачей, коренастый малый с небольшими усиками, приказал мне отойти чуть дальше. Я притворился, что выполняю его приказ, и бросился в Дунай в тот момент, когда ударили пулеметные очереди. Из воды мне было слышно, как они убивали 50 человек».