Книга Шопоголик среди звезд - Софи Кинселла

Код от ворот я сообщила Элинор заранее, а Митчеллу велела запереть Эхо на ночь. С колотящимся сердцем я распахиваю тяжелую входную дверь. За дверью она. Моя свекровь. Сперва я замечаю нервный огонек в ее глазах. Потом платье. Она в платье! Запахивающемся платье-халате? Элинор Шерман?

Я моргаю изумленно. Все это время я видела Элинор только в костюмах – или, по особым случаям, в вечерних платьях строгого геометрического силуэта. Откуда у нее вообще это запахивающееся? Неужели специально купила?

Не сказать чтобы оно ей шло. На тощей фигуре Элинор платье болтается, как на вешалке, да и сочетание коричневого с кремовым явно не ее. Но главное, что она переоделась. Она сделала над собой усилие. Как будто броню сняла.

И волосы уложены по-другому. Как именно, не пойму – прическа Элинор всегда была для меня загадкой. Это даже не столько прическа, сколько шлем (иногда закрадывается подозрение, не парик ли). Но сегодня даже волосы лежат свободнее. Мягче.

– Отлично выглядите! – шепчу я, пожимая костлявые пальцы. – Прекрасно! Ну что, готовы?

Мы идем на кухню. Внутри у меня все закручивается в тугой узел, но я заставляю себя шагать как ни в чем не бывало. Я справлюсь. Это необходимо. Мы не можем до конца жизни отрекаться от Элинор.

Пришли. Я вытаскиваю из ящика, в который убирала все опасное подальше от Минни, тяжелый ключ и поспешно запираю дверь. А потом, затаив дыхание, поворачиваюсь к Люку. Я не знаю, чего ждать… Не знаю, на что надеяться.

Хотя нет, знаю. Я надеюсь втайне, что сейчас Люк поднимет голову, и потрясение в его взгляде сменится сперва пониманием, а потом мудрым одобрением. Он скажет: «Мама. Я все осознал. Нам пора помириться». И никакого вмешательства не понадобится.

Но ничего такого не происходит. Люк действительно поднимает голову и смотрит потрясенно – и на этом все. Взгляд его если и меняется, то совсем не так, как надо. В нем полыхает ледяная ярость, и впервые за всю жизнь лицо мужа меня пугает.

– Ты издеваешься, – незнакомым стальным голосом говорит Люк. – Ты надо мной издеваешься.

– Совсем нет, – бормочу я.

Обдав меня холодом, Люк шагает к двери, даже не оглянувшись на Элинор.

– Я ее заперла. Это вмешательство!

– Что? – Люк резко оборачивается, взявшись за дверную ручку.

– Вмешательство. У нас имеется проблема, и никто отсюда не выйдет, пока мы не найдем приемлемое решение, – заявляю я храбро.

Все застывают. Наши с Люком взгляды скрещиваются в безмолвном поединке. Его взгляд говорит: «Нет. Ты не посмела», а мой: «Еще как посмела».

Наконец Люк, отмерев, делает шаг к холодильнику и достает бутылку вина. Налив бокал, он вручает его Элинор с коротким: «Что тебе нужно?»

У меня тяжелеет на сердце. Вот упрямец.

– Она твоя мать. Не разговаривай с ней так.

– Она мне не мать, – отрезает Люк.

– Я ему не мать, – суровым эхом откликается Элинор, и во взгляде Люка мелькает удивление.

Они так похожи. В этом весь парадокс. Они как две матрешки из одного набора – прямые, гордые, подбородок вздернут, в глазах сталь.

– Я потеряла право называться твоей матерью много лет назад, – продолжает Элинор уже тише. – Я это понимаю, Люк. Но я хотела бы остаться бабушкой для Минни. И твоим… другом. – Она косится на меня, и я киваю одобрительно.

Представляю, каких усилий стоило Элинор это признание. Видно, что ей нелегко. Хотя, честное слово, с приподнятым забралом, с бокалом вина, со словами о дружбе она кажется почти человеком. Она делает осторожный шаг к Люку, и я всем сердцем желаю, чтобы он увидел ее моими глазами. Но Люк наэлектризован предубеждением и ничего видеть не хочет.

– Все равно не понимаю, – говорит он. – Зачем ты приехала?

– Элинор приехала, потому что это абсурд, – не выдерживаю я. – Вы с ней одна плоть и кровь. Вы родня, хотите вы того или нет. И когда-нибудь вы оба умрете!

Это само собой вырвалось, я такого говорить не собиралась.

– Мы оба умрем? – Люк, кажется, думает, что ослышался. – А это тут при чем?

– При том… – Я подбираю слова. – При том, что ты окажешься на небесах, или растворишься в воздухе, или что там происходит…

– Растворюсь в воздухе? – приподнимает бровь Люк.

– Ну да. И оглядываясь на свою жизнь, ты будешь вспоминать не ссоры и обиды, а отношения и связи. Ты увидишь полотно целиком. Сейчас оно прострочено криво. Но в твоих силах больше не допустить ни одного кривого стежка.

Люк молчит. Он меня вообще слушает?

– Ты понимаешь, что, обрывая связи с матерью, ты кромсаешь полотно Минни? – Я постепенно проникаюсь собственной метафорой. – А мое полотно? Знаешь, Люк, кроме своего полотна нужно принимать во внимание и другие. Все наши полотна сплетаются вместе, образуя мировую сеть полотен, такое сверхполотно и…

– Да боже мой! – взрывается Люк. – Хватит с меня этого текстиля!

Я смотрю на него обиженно. По-моему, отличная получилась теория, почти гениальная. Краем глаза я вижу, как Элинор отступает к двери. Она что, сбежать пытается?

– Куда вы? – Я хватаю ее за руку. – Расскажите ему про коттедж.

– Коттедж? – с каким-то зловещим подозрением переспрашивает Люк.

Я подталкиваю Элинор. Нет, серьезно, эти двое навстречу друг другу не пойдут никогда.

– Дирк Греггори скончался, – говорит Элинор. – Тебе ведь, кажется, нравился его коттедж. Можно туда съездить напоследок, прежде чем его дочь выставит дом на продажу. Но мне нужно будет предупредить родню заранее.

– Ясно, – опешив, кивает Люк.

– У меня тут твоя фотография с тех времен, – сообщает вдруг Элинор. Щелкнув тугой застежкой извлеченного из сумочки старинного крокодилового футляра, она поспешно сдвигает подальше черно-белое фото какого-то красавца и, перебрав еще штук пять снимков, достает нужный. – Вот, помнишь?

Я с любопытством смотрю на фото: совсем молодой Люк стоит босиком на песке в футболке-поло и закатанных хлопковых штанах. В руках у него деревянная лопата, на лице – широченная улыбка, волосы длиннее нынешнего и растрепаны ветром. Я чувствую крохотный укол зависти. Жаль, что я не знала его таким.

– Это же сто лет назад, – едва взглянув, роняет Люк.

– Тебе тогда было двадцать три. Кажется, что и двух лет не прошло. – Элинор молча кладет сверху другое фото. На этом снимке есть и она сама. В каком-то жутком комплекте из слаксов и блузы горчичного цвета. Зато очки солнечные у нее крутые, и фон потрясающий. Они с Люком стоят в лодке, вокруг только бескрайний океан.

– Вы носите с собой фотографии? – недоумеваю я вслух.

– Некоторые, – смущается Элинор, как будто я нечаянно нащупала ее слабое место, и тут же снова принимает неприступный вид. – Иногда.