Книга Арабская жена - Таня Валько

— Почему же ты возвращаешься домой лишь с наступлением ночи? — удивляюсь я.

— А ты думаешь, капитальный ремонт делается сам собой?! Я-то хотел преподнести тебе сюрприз, — огорченно говорит он, и в его голосе звучит разочарование. — Изо всех сил старался успеть до Рамадана. И в те недели, когда я сбежал из этого сумасшедшего дома, я тоже там торчал. Засучил рукава и пахал вместе с рабочими.

— Правда? — Мне становится досадно, что я подозревала мужа бог весть в чем. — И что же ты там соорудил? — интересуюсь наконец, усаживаясь ему на колени.

— Тебе хоть немного любопытно? — Он с грустью смотрит на меня, и я ощущаю ком в горле. Мы сидим, прижавшись лбами друг к другу, и молчим какое-то время. — Ну, тогда давай, набрасывай какую-нибудь куртку и поехали. — Внезапно Ахмед вскакивает на ноги и сжимает губы, корча забавную гримаску.

После более чем часовой езды мы наконец приближаемся к слабо освещенному дому. Над террасой грустно покачивается лампочка в патроне. Боже мой, и здесь мне предстоит жить? На таком безлюдье?

— Посиди в машине, я зажгу еще лампы и открою дом. — Счастливый Ахмед выпрыгивает из машины, угодив ногами прямо в глубокую, до щиколоток, лужу. Слышится плеск воды и его ругательства.

Вижу, как он возится с тяжелыми навесными воротами и не может с ними справиться. А я-то как же буду их открывать?.. Ахмед исчезает из поля моего зрения и через минуту снова появляется, уже в сопровождении худощавого старого негра в пепельно-серой шерстяной галабее. Вместе они хватаются за рукояти и всем весом своих тел тащат их вниз.

— Пойдем, милая. — Ахмед открывает дверь машины и, когда я выхожу, подхватывает меня на руки.

— Осторожно, а то упадем! — кричу я, не очень-то радуясь этим его внезапным нежностям.

— Закрой глаза, а обо мне не беспокойся. Я здесь каждый камень знаю, — говорит он, а сам едва не ломает ноги, оступаясь на скользкой плитке террасы.

Я послушно закрываю глаза, но чудес не жду. И в самом деле, внешняя отделка дома вроде бы изменилась немного, стала светлее, но я изначально настроена отрицательно и заранее знаю, что здесь мне ничего понравиться не может.

— Вот мы и дома. — Он опускает меня, и я ощущаю под ногами что-то мягкое. Не без страха я открываю глаза.

Шок! Не осталось и следа от всех тех пауков, скорпионов и змей, которые жили здесь еще летом. Я стою на роскошном бордово-синем шерстяном ковре посреди просторной гостиной. Мои любимые цвета, мой любимый стиль! Осматриваюсь вокруг и не верю своим глазам. Под одной стеной — мягкая кожаная мебель для отдыха, напротив — большой телевизор, который держится на каких-то невидимых подпорках. Под ним на тумбочке из красного дерева — аудио-и видеотехника. Где-то в двух метрах от нее — камин, вручную выложенный разноцветной плиткой, которая расписана цветочными и анималистическими арабскими узорами. Чудо! Где же он достал всю эту красоту? В каждом углу комнаты красуется какая-нибудь незаурядная вещь — то ли зеленая пальма в полтора метра высотой, то ли угловой комод, то ли кожаный пуф, разукрашенный арабесками. А у окна — кое-что, о чем я всегда мечтала: кресло-качалка с мягонькой подушечкой на сиденье и теплой шалью на спинке… Я теряю дар речи.

— Ну как? — неуверенно спрашивает Ахмед. — Это гостиная, пойдем теперь в кухню, а потом в другие комнаты.

— Ахмед… — Признаться, мне трудно подобрать слова, чтобы выразить свое изумление и восхищение всей этой красотой и теми усилиями, которые ему пришлось ради нее приложить.

Кажется, этого он и хотел добиться. Сюрприз так сюрприз! На его лице я читаю неуверенность и в то же время удовольствие. Он отворяет раздвижные двери, ведущие из гостиной в кухню.

— Вуаля, мадам! — Ахмед зажигает свет, делает шаг вперед и кланяется, словно фокусник, приглашающий осмотреть его чудеса. Вытянув руку, в которой не хватает лишь шляпы с павлиньим пером, он выделывает комичные вензеля.

— О-о! — Это все, что я в состоянии из себя выдавить.

Кухня будто из сказки. В ней есть все, о чем только можно мечтать, включая посудомоечную машину и двухдверный холодильник, который я как-то увидела в рекламе и вслух восхитилась. Надо же, а муж запомнил!

— Но ведь нас всего трое, что же мы будем хранить в таком большом холодильнике?

— Воздух… да хоть и слона, — шутит он. — Разве вам, сударыня, не нравится?

— Да ты что! Очень нравится! Все просто великолепно!

Я хожу туда-сюда, дотрагиваюсь до шкафчиков и техники, вожу рукой по холодной каменной поверхности стола. Все новенькое, аж блестит, все самого лучшего качества. Должно быть, это стоило кучу денег!

Прижимаюсь лицом к стеклу двери, ведущей на дворик-патио — тот самый, где как-то летом мы с Ахмедом провели чудесный вечер. Силюсь разглядеть в темноте каменный стол и скамьи. Льет как из ведра. Внезапно раздается щелчок — и патио заливает яркий свет. Круглые белые садовые лампы, которые не работали, теперь снова горят и освещают каждую деталь, даже самую мельчайшую.

— Это наше любимое место, помнишь? — тихо спрашивает Ахмед, нежно обнимая меня за талию.

— Много воды утекло с тех пор, — отвечаю я с грустью.

Нелегко забыть несправедливость и обиду. Я хочу остаться с ним, я все поставила на карту, но тяжело стереть из памяти то, как он себя вел в последние месяцы, все то плохое, что произошло между нами. На это нужно время.

— Ну что ж, осмотри другие комнаты, и будем возвращаться. Слева комната Марыси, справа — наша, — холодно произносит он.

— А ванная?

— Можешь увидеть и ее. Вход свободен, платить не придется. — Он становится резким. — Возможно, ты найдешь ее в несколько лучшем состоянии, чем в прошлый раз, а впрочем, не знаю.

Я выхожу из кухни и сворачиваю в ванную комнату. Ее не узнать — она словно из итальянского буклета. Глазурованная плитка имитирует мозаику; разумеется, Ахмед выбрал любимые мои цвета — лазурный, темно-синий и сизо-голубоватый. Над большой треугольной ванной — длинная подвесная полка, предусмотрительно заполненная марочной косметикой. Среди тюбиков и флакончиков в художественном беспорядке разбросаны раковины моллюсков и панцири других обитателей моря, тут же и небольшие светильники. На подоконнике стоит высокая узкая ваза из прозрачного стекла, а в ней — срезанные побеги зеленого папирусного тростника. Похоже, к этому всему приложил руку какой-то дизайнер интерьеров.

Комната Марыси словно коробочка в цветной обертке, перевязанная ленточкой. Над маленьким диванчиком висит балдахин из нежного розового тюля, разукрашенный многочисленными фигурками из диснеевских сказок. Все здесь миниатюрное и такое яркое, что от этого цветового разнообразия рябит в глазах. На столике стоит домик для Барби, о котором давно мечтала наша доченька.

— Послушай, ты превзошел самого себя, — обращаюсь я к Ахмеду, который с грустным видом сидит в гостиной. — А наша комната — вон та, другая? — задаю вопрос, впрочем, риторический, ведь других помещений больше нет.