Книга Судьбе наперекор - Лилия Лукина

— А то еще чей же? — и я, предупреждая ее последующие вопросы, твердо заявила: — Сообщать я ему ничего не собираюсь! И, вообще, это мое и только мое, поэтому очень вас прошу никому ни слова. Договорились?

— Как скажете, Елена Васильевна,— тихонько сказала она и собралась подняться из кресла, но я ее остановила.

— Баба Варя, ну не надо так. Рассудите здраво — знакомы мы с Владиславом были без году неделя. Сначала я его предупредила, что мне бояться нечего, потом замуж за него отказалась выйти, а теперь вдруг заявлю, что у меня от него ребенок. Как я после этого выглядеть буду? А потом он может и не поверить, что это его ребенок. Как вы думаете, сколько женщин за его жизнь пытались ему своих детей навязать? Наверное, немало. Так что, пусть лучше живет себе и ничего не знает, чем узнает и ответит мне, что никакого отношения к ребенку не имеет. Что здесь непонятного?

Насмотревшаяся сериалов баба Варя подумала, покачала головой и согласилась:

— Может такое быть! — и уже совершенно другим тоном спросила: — Чем же мне вас кормить-то теперь, Леночка?

— Да если б я сама знала! — отозвалась я.

— Ну я сейчас что-нибудь придумаю,— пообещала она и вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь, которая буквально через минуту снова открылась и в комнату вброшенный ее твердой рукой влетел Васька — дверь снова закрылась. Я не выдержала и рассмеялась:

— Иди сюда, Василис. Утешать меня будешь.

Непривычный к такому обращению Васька некоторое время растерянно постоял, а потом, видимо, решил, что в таких непонятных случаях лучше держаться к хозяйке поближе — оно как-то спокойнее, и запрыгнул ко мне на диван.

Теперь, в тишине, я, наконец-то, могла спокойно осмыслить произошедшую в моей жизни перемену — у меня будет ребенок, ребенок от Бати. А, все-таки интересно, что сказал бы он, если бы узнал об этом? Поверил бы, что это его ребенок или нет? А может быть, у него уже и есть где-то дети... Ведь мы с ним, в сущности, ничего друг о друге толком не знаем. Как бы там ни было, а я ничего ему сообщать не собираюсь — ушел, так ушел. Скатертью дорога! Но вот только где-то в глубине мой внутренний голос робко пискнул: «А, может быть, ты действительно совершила ошибку, пойдя наперекор своей судьбе? Как бы тебе, Елена Васильевна, твое упрямство боком не вышло! Может, еще не поздно все исправить?». Но я цыкнула на него и он испуганно смолк.

— Вот видишь, Игорек, как жизнь поворачивается! — тихонько сказала я, достав его фотографию и глядя на нее.— У меня будет малыш, неизвестно пока: мальчик или девочка. Но я уверена, что он обязательно будет похож на Батю, а, значит, и на тебя, такой же голубоглазый и светловолосый. У него будет счастливой радостное детство и поэтому взгляд станет таким же веселым и смеющимся, как у тебя. Если будет мальчик, я назову его твоим именем и ты вернешься ко мне, родной. Навсегда вернешься.

Если бы кто-нибудь проводил соревнования по кормлению людей, то баба Варя несомненно стала бы чемпионкой, но мне на следующее утро удалось от нее ускользнуть под тем предлогом, что анализы сдаются натощак, и я поехала в поликлинику, сопровождаемая ее охами и вздохами, что я упаду в голодный обморок, и категоричным требованием сразу же вернуться домой, чтобы позавтракать.

Но мне совершенно не хотелось есть и я, выйдя от Вали, тут же позвонила Пану.

— Разрешите отчитаться, Владимир Иванович?

— Разрешаю,— ответил он.— Подъезжай и поднимайся сразу к Павлу Андреевичу.

В кабинете Матвея я вернула Панфилову конверт с фотографией и только было собралась начать рассказывать, как Владимир Иванович остановил меня.

— Знаешь, Лена, я себе уже голову сломал, все никак не мог вспомнить, какую же такую серьезную услугу ты мне оказала? — его глаза смеялись.— Так что не надо нам рассказывать, как ты стрелки с Семьи на себя и на меня переводила, мы уже в курсе,— и он, запрокинув голову расхохотался.

— Та-а-ак... — укоризненно глядя на них, сказала я.— Наблюдали, значит?

— А ты как думала? Что я тебя без присмотра отпущу? — удивился Пан, а Матвей попросил:

— Ты лучше расскажи, что в посольстве сумела узнать.

Все еще немного обиженная таким недоверием я рассказала им о Лоринге и своих предположениях. Пан молчал, поглядывая на Матвея, который задумчиво смотрел в окно.

— Да, странная история,— сказал Матвей, наконец.— И мне она мне все больше и больше не нравится. Я дам задание узнать все, что возможно об этой фирме и ее владельце. Совершенно непонятно, что же такое этому Ло-рингу надо, что он ни перед чем не останавливается и, самое главное, сам засвечиваться не хочет.

— А я, Павел Андреевич, хочу в областном архиве с документами поработать, в истории завода и этой семьи покопаться. Кажется мне, что причину такого пристального интереса нужно в прошлом искать.

— Вполне может быть,— согласился он.— Хорошо. Копайся! Тем более, что и помещение еще не готово, и документы до конца не оформлены.

— Кстати, Павел Андреевич, Владимир Иванович сказал мне, что штат я сама буду набирать. Кое-кто на примете у меня уже есть, вот я и хотела спросить: можно будет Славу и Сережу взять? Они говорят, что ничего серьезного за ними нет, но я хочу знать, как вы на это посмотрите?

— Ах, так они уже Слава и Сережа? — засмеялся Панфилов.

— Да, Вячеслав и Сергей,— нахмурилась я.— Чего же в этом странного? Они со мной, когда мне плохо было, знаете как возились?

Но Матвей только плечами пожал и кивнул на Пана:

— Эти вопросы ты, Лена, с Владимиром Ивановичем обсуждай. Я, как ты понимаешь, всех этих людей знать просто не могу.

А Панфилов, немного помолчав, сказал:

— Бери. Но тебе еще заместитель потребуется.

— Зачем? — удивилась я.

— А затем, Елена, что ты пока весь объем работы себе еще даже не представляешь. Что ты по поводу Солдатова думаешь?

— Ничего хорошего,— я поджала губы.

— Ты на него все из-за той истории злишься, когда Толька Богданов человека насмерть сбил, а ты дело отказалась закрыть?

— Да! Из-за нее!

— Зря ты так, Елена,— серьезно сказал Панфилов.— Не знаешь ты, как ему тогда руки выкручивали — катерочки-то с яхточками у новых русских где стояли? А на судреме! Вот Богданов на все кнопки и нажал! А Солдатов, между прочим, горло драл, тебя защищая, и отстоял. Тебя же, вообще, требовали из милиции убрать, а он добился, чтобы на работу с трудными подростками перевели. Временно. А уж то, что ты сама рапорт написала, так он в этом не виноват. Могла бы и потерпеть немного. Так что зря на мужика не греши.

— А я ничего этого не знала,— растерялась я.— Он мне ничего не говорил.

— А ты чего от него ожидала? Что он перед тобой хвалиться будет, что своих людей в обиду не дает? — удивился он.— Плохо же ты его знаешь!