Книга Судьбе наперекор - Лилия Лукина

— Ирина Валентиновна, а в каких войсках служил ваш муж? — поинтересовалась я, как следует разглядев Кобзева — в нем чувствовалась такая же спокойная сила, уверенность, невозмутимость, что и в Матвее, Панфилове и Бате.

— Знаете... — она потупилась.— О них как-то не принято говорить.

— Все. Молчу. Поняла,— улыбнулась я.— Хотя могла бы и сама догадаться, что ракетчика или танкиста не поставят начальником службы безопасности такого отеля, как «Приют странника».

— Так что же у вас случилось? — спросила она, возвращаясь к самому началу нашего разговора, и заглянула мне в глаза.— У вас такой вид встревоженный.

В ее взгляде, мягком прикосновении к моей руке, а, самое главное, в тоне слышалось искреннее желание помочь или, хотя бы, успокоить.

— Я не знаю, что мне делать, Ирина Валентиновна, и мне впервые в жизни страшно, по-настоящему страшно,— откровенно призналась я и в поисках утешения, которое мне было так необходимо, рассказала ей все и о неожиданной своей беременности, и о мучающих меня сомнениях, порожденных безрадостными прогнозами Боровской относительно нашего с ребенком будущего.

— Это ужасно! — воскликнула Ирина Валентиновна.—Она не должна была так говорить! Это просто!..— она не находила слов, чтобы выразить свое возмущение.

— Успокойтесь, не надо так! Она имеет на это право. На такие слова,— твердо заявила я.— Я не в обиде на нее.

Она такую жизнь прожила, что ее только пожалеть можно. Вот вы говорили, что счастливыми мы себя делаем сами, а бывает, что обстоятельства сильнее человека. Вот как бы вы поступили, окажись на ее месте? — и я рассказала Ирине Валентиновне историю Аллы Викентьевны, не называя, конечно, ее фамилию.

— А как фамилия этого Михаила? — неожиданно спросил меня Кобзев, впервые подав голос, когда я закончила.

— Не знаю,— я пожала плечами.— Баба Поля говорила, что он на Эрика Робертса похож... Да! — вспомнила я.— Он сказал ей напоследок, что судьба у него такая же горькая, как фамилия.

— Угу,— кивнул головой Виктор Леонидович и снова уткнулся в газету.

А Ирина Валентиновна сидела и молчала, печально качая головой, а потом задумчиво сказала:

— Бедная женщина! Да, в чем-то ее слова справедливы. И вы теперь испугались и за себя, и за ребенка. Да... — она еще немного помолчала, а потом предложила: — Вот что, Елена Васильевна, есть у меня подруга, Валя, мы служили вместе,— сказала она так, как будто и она, и ее подруга сами носили погоны.— Она не кандидат, не доктор, не профессор, она просто очень хороший врач, опытный и внимательный. Она в нашей гарнизонной поликлинике работает. Давайте съездим к ней и послушаем, что она вам скажет. И, говорю вам это с полной ответственностью, ей можно верить. Если она увидит, что вам или малышу действительно что-то нехорошее грозит, то скажет об этом прямо. Она не из тех, кто ради денег будет в глаза врать. А, если захотите, то сможете там и на учет встать — есть там и хозрасчетные услуги, и аппаратура самая современная. Поехали?

— Но тогда нужно или цветы, или конфеты купить. Не с пустыми же руками ехать? — сказала я, вставая, и только сейчас заметила, что за нашим разговором совершенно незаметно для себя съела мороженое и оно благополучно попало по назначению — значит малыш уже сейчас его любит, поняла я. Ну, что ж, будем действовать методом проб и ошибок.

— Не выдумывайте, Елена Васильевна! — отмахнулась Ирина Валентиновна.— Вы со мной, поэтому ничего не надо. Витюша... — начала она, но муж перебил ее.

— Я следом поеду.

Валя оказалась стройной, черноглазой, коротко стриженой брюнеткой одних лет с Ириной Валентиновной, очень приветливой и доброжелательной, и я почувствовала, что попала в надежные руки.

— Что я могу вам сказать, Леночка,— ободряюще улыбнулась она, выслушав и осмотрев меня.— Не все так гладко, как хотелось бы. Да это сейчас и у молодых редко бывает. Но, если вы настроены решительно, то я предлагаю бороться за вашего малыша вместе. У нас с вами еще есть время для того, чтобы хорошенько во всем разобраться и постараться исправить, что возможно. Со своей стороны я могу твердо пообещать, что, если в развитии плода обнаружится серьезная патология, то я честно скажу вам об этом. А решать, что делать, вы будете уже сами. Договорились?

Я кивнула, и она, взяв лист бумаги, стала рассказывать, как мне отныне жить, но, поскольку она записывала все, что говорила, то я не очень вслушивалась, а совсем как моя недавняя соседка в женской консультации, обняла свой пока не существующий живот и про себя ласково говорила малышу: «Не бойся, маленький, мама все правильно сделает. Ты обязательно родишься крепеньким и здоровеньким, и мы с тобой будем счастливы вместе. Слышишь, маленький? Я люблю тебя, кроха моя голубоглазая. Я тебя очень-очень люблю!».

Договорившись с Валей, что на следующий день утром я приеду к ней оформляться на учет и сдавать анализы, мы с Ириной Валентиновной вышли на улицу.

— Вот мой домашний телефон,— сказала она, протягивая мне листок бумаги.— Если вам какая-нибудь помощь потребуется, совет или еще что-нибудь в этом духе, то звоните, не стесняясь. Я двух сыновей вырастила, опыт кое-какой есть. Чем смогу — помогу.

Она села в их машину, помахала мне рукой и они уехали, а я смотрела им вслед и думала, какая же она счастливая, что у нее такой чудесный муж. И у меня мелькнула мысль, что и Батя был бы таким же, но я поторопилась ее прогнать — что ушло, то ушло, и вспоминать об этом не надо. «Ничего, маленький,— сказала я, обращаясь к малышу.— Самое главное, чтобы все нормально обошлось, а там мы с тобой и вдвоем не пропадем. Я тебя буду за двоих любить: и за папу, и за маму». И я отправилась решать самую легкую из всех стоящих передо мной проблем — покупать туфли на низком каблуке, а потом, снова вернувшись на рынок, набрала кучу разнообразных фруктов, овощей и соков и поехала домой.

Открыв дверь своей квартиры, я услышала, как баба Варя выговаривает Ваське:

— Ты свои фокусы и капризы, Васенька, брось! Хозяйка у нас заболела, поэтому ты носом-то не крути, а будь с ней поласковее да повнимательнее. Она тебя в свое время от смерти спасла, так что характер свой ты ей не показывай. Не положено коту такой нрав иметь, хотя бы и сибирскому,— тут она увидела меня и обрадовалась.— А я вам, Лена, куриный бульончик готовлю с фрикадельками куриными — то самое, что при больном желудке надо.

Но я, войдя в кухню и вдохнув запах варящейся курицы, едва успела поставить на стол бидончик и пакеты с покупками и тут же рванула в ванную. Выйдя оттуда, я прошла в комнату и прилегла на диван. Вошедшая за мной следом баба Варя с открытым бидончиком в руках, не в силах произнести ни слова, только безмолвно показывала на лежащие в нем помидоры и глядела на меня растерянными глазами.

— Ну да! — сказала я.— Ну и что здесь особенного? Что я, не женщина что ли?

Она обессилено присела в кресло и все еще растерянно спросила:

— Ребеночек-то Владенькин?